- Откройте, полиция.
- А, может, картофельное пюре?
Но на лестничной площадке, действительно, находилась полиция. Офицер в
заломанной фуражке и с прокурорскими петлицами, а также целая дюжина
вооруженных до зубов головорезов в черных шапочках с прорезанными для глаз
и рта дырами. Они опасливо щерились короткими стволами автоматов и были
так напряжены, что когда на верхних этажах хлопнула входная дверь,
попадали на пол, а где не было места - друг на друга.
- Выучка, - гордо сказал офицер.
Одного бойца тут же унесли. У него случился сердечный приступ, и двое
его товарищей громко делили трофейное снаряжение.
- Собирайтесь, Сурков, - предложил офицер. - Поедете с нами.
- Зачем?
- Посидите пару лет за неуплату налогов.
- А я заплачу, - пообещал Сурков.
- Это вам так кажется, - чмокнул языком полицейский. - Нам еще никто не
платил сполна.
- Как это?
- Ну, я имею в виду, многие пытались, но до конца заплатить или,
попросту говоря, рассчитаться, никому не удавалось.
- Извините, я уважаемый в обществе человек, у меня есть недвижимость.
- Это вы сейчас уважаемый человек, и это сейчас у вас есть
недвижимость, а попадете к нам, все резко изменится.
- Не понял?
Полицейского стала раздражать непоколебимая тупость Суркова, и он
приказал одному из головорезов надеть на хозяина квартиры наручники. После
того, как Сурков был закован и сопровожден в "полицейский" УАЗ, офицер
тщательно исследовал туалет. Наркотиков он не обнаружил. Зато нашлась
бутылка шампанского, спрятанная Людмирским девять лет назад. Увидев год
выпуска и оценив раритет по достоинству, офицер решил, не выходя из
туалета, откушать напиток. Он даже вспомнил, как это звучит в служебной
инструкции:
"Исследование доказательств на месте".
Но то ли офицер разучился открывать шампанское, то ли оно перебродило
от долгого безделья, только когда пробка почувствовала свободу, мигом
покинула бутылку и, пару раз уйдя от кафельных стен на рикошет, встретила
лоб правильной формы. При этом пробка произвела громкий хлопок,
неоднократно усиленный гулким помещением так, что оставшиеся в квартире
головорезы решили открыть ответный огонь. Когда они второй раз сменили
магазины, в комнате стоял дым коромыслом. Головорезы подумали, что выбрать
направление стрельбы уже невозможно и прекратили огонь.
Пришедший в себя офицер тут же вспомнил о своих естественных
потребностях, которые, не откладывая в долгий ящик, справил. При этом он
издал звук не менее громкий, чем пробка от шампанского, что вызвало новый
шквал огня со стороны головорезов. Не имевшие практического опыта боя на
ограниченном пространстве, они быстро израсходовали боекомплект и,
оказавшись один на один с неизвестной угрозой, на всякий случай решили
сдаться. Они подняли руки вверх и стали ждать, когда же рассеется дым, но
когда он все же рассеялся, увидели сквозь прозрачную от дыр дверь
печального вида офицера. Последний сидел на фаянсовом стульчаке и
размышлял, кого же он убьет первым? Поняв это, головорезы сделали вид,
будто вкручивают лампочки, а так как лампочка была в комнате одна, они
встали горкой, показав отменную выучку акробатов.
Офицер не спешил с наказанием, он велел все сфотографировать, измерить
и сделать макет из папье-маше один к десяти. Его большой ошибкой было
знание слова папье-маше и не знание его правильного произношения.
Большинство головорезов тут же отправились на поиски Маши, то, что у Маши
должна быть большая попье, подразумевалось как должное. Но офицер этого не
знал. Он спустился по мусоропроводу на первый этаж и, смахнув с фуражки
неизвестно откуда возникший "Доширак ", скомандовал:
- Правое плечо вперед, в изолятор.
И, действительно, водитель направил автомобиль к следственному
изолятору, где с Суркова сняли наручники и препроводили в камеру с такими
же головорезами, но без масок.
- Новенький! - обрадовались заключенные, увидев Суркова.
- Новенький, - согласился Сурков.
- Как же тебя угораздило?
- Пока не знаю, - ответил Сурков.
- И никогда не узнаешь, - сказал один из заключенных.
- Почему?
Камера ответила громким хохотом. К Суркову подбежал щуплый ЗеК и,
обняв, стал рассказывать о том, как ему предстоит спать возле параши,
слушаться паханов и кукарекать по утрам.
Перспективы были малорадостными, и под ложечкой у Суркова засосало, как
от предвкушения драки, результат которой предрешен в пользу более сильного
противника. Щуплый ЗеК оставил Суркова так же внезапно, как появился.
Виляя воображаемым хвостом, он почти подполз к сидевшему на нарах
старику, с прилипшей к нижней губе сигаретой, и протянул авторучку. Сурков
мог поклясться, что это его "Паркер", но, как и когда ЗеК ее вытащил, он
не заметил.
Рванувшись вперед, Сурков наступил на чью-то ногу, взмахнул пару раз
руками и растянулся на грязном полу, как раз перед стариком.
- Это моя ручка! - закричал Сурков.
- Была твоя, - согласился старик.
- Верните.
Камеру снова наполнил смех, а Сурков почувствовал невероятное унижение
и не столько от того, что у него из под носа увели авторучку, сколько
из-за идиотских смешков, летевших с разных сторон.
- Верните, - прошептал Сурков, но выглядело это как насмешка.
Камеру залил очередной приступ веселья. Сурков сел, с трудом сдерживая
слезы. Он никогда не думал, что в течение минуты сможет быть подавлен,
унижен и втоптан в грязь. Руки не слушались, кончики пальцев подрагивали,
а в голове шумела кровь, заглушая далекий Ниагарский водопад. Сделать было
ничего нельзя, и Сурков стал смотреть, как старик аккуратно снимает
колпачок и проводит острием по ладони, дышит на перо, снова повторяет
движение.
Взгляд старика на секунду дрогнул, он стер с ладони выступившую кровь и
снова провел кончиком.
Внезапно Суркову все стало ясно. Раздробленная мозаика сложилась у него
в голове, и, окончательно успокоившись, он сел рядом со стариком.
- Тебе сказали, где твое место? - очень тихо промолвил старик.
- Вдвоем нам будет тесно, - ответил Сурков.
В камере стало так тихо, что если бы в соседнем здании изнасиловали
комара, все присутствующие могли бы выступить свидетелями.
- Что? - старик сделал ошибку, переспросив Суркова, но тут же
спохватился и приказал:
- Жопа, разберись.
Жопой, как и следовало, оказался ЗеК, укравший ручку. Он подошел к
Суркову и, брезгливо ущипнув за воротник, потянул к себе.
- Иди сюда, родной, - ехидно сказал Жопа.
- В родственники собрался? - спросил Сурков.
Он быстро выдернул душу из Жопы и, не обращая внимания на обмякшее
тело, стал размахивать ею над головой. Душа была тяжелой, и, устав от
физических упражнений, Сурков сунул ее в парашу. По какой-то причине
присутствующих больше интересовало бездыханное тело на полу. ЗеКи
сгрудились над ним, осматривая труп, ропща и причитая.
- Кто еще хочет породниться? - спросил Сурков.
Желающих не нашлось. Тогда Сурков снова сел к старику и протянул руку.
- Ручку, - приказал он.
Старик, не делая резких движений, оторвал сигарету от нижней губы и
потушил окурок о ладонь Суркова. Сигарета пискнула, выпустила белое
колечко пахучего дыма и смертельно потемнела.
- Ручку, - повторил Сурков, сдувая пепел.
Старик не хотел отдавать авторучку. Он прекрасно понимал, что вместе с
ней расстанется со своим авторитетом. Но ситуация была нестандартной,
старик к ней был не готов и единственное, на что он мог решиться, не
сулило перспектив. Наконец, он позвал:
- Фикса.
Камера ответила могильной тишиной.
- Разберись, Фикса, я разрешаю.
Теперь Сурков увидел, к кому обращался собеседник. Из-под маленького
морщинистого лба, сквозь две заплывшие щелочки, с высоты двух метров на
Суркова прищурилась башня тяжелого танка, такая же несокрушимая и тупая.
- Душой слаб, - определил Сурков.
- Он тебя по стенке размажет, - пообещал старик.
- Старик, - укоризненно хмыкнул Сурков, - я твоей Фиксе сейчас преподам
урок, который она запомнит на всю жизнь и даже после смерти будет помнить,
но ты от этого пострадаешь многократно сильней.
- Посмотрим, - совершенно спокойно сказал старик, но Сурков видел, как
душа его сжалась, стала маленькой и черной.
- Хорошо, - согласился Сурков.
Он достал из параши душу Жопы и, размахнувшись со всей силы, бросил в
Фиксу. Фикса свалился как подкошенный, его душа сцепилась с Жопой, и они
принялись кататься по полу. Долго Сурков не мог сообразить, где же здесь
Фикса, а где - Жопа. Обе души были темными. Но по трусливым повадкам Жопы
- понял и, подняв ее за шиворот, втолкнул в тело Фиксы. Оставшуюся душу,
он загнал в Жопу, и, только когда покончил с хлопотами, понял, что в
камере никого нет. Заключенные в ней были, их по-прежнему было около
двадцати человек, но все они прилипли к стенам, притворяясь штукатуркой.
- Не сметь! - закричал Сурков. - Не сметь бояться, сукины дети! Если
увижу трусость вашу, душевную расхлябанность и страх - всех накажу.
О том, чтобы дышать, не могло быть и речи. ЗеКи готовы были умереть,
съесть друг друга и вернуть украденное, лишь бы не находиться в одной
камере с Сурковым.
- Так, - сказал Сурков приходящему в себя Фиксе. Ты теперь будешь Жопа.
А ты Жопа.
Сурков на секунду задумался:
- А ты, Жопа, будешь теперь с зубами.
* * *
По всей вероятности, в изоляторе существовала потайная сеть
коммуникаций.
Сурков не видел телефона или телеграфа, но по какой-то причине, весть о
том, что старик больше не у дел, появилась в утренних газетах.
Старик долго просил тело Фиксы свернуть ему шею, но последний так и не
смог объяснить, что он теперь Жопа, а где Фикса, Жопа не при делах.
Суркова на допросы не вызывали. Он большую часть времени лежал на нарах
и размышлял о мироздании. Теперь получалось, что Сурков действительно
последние девять лет провел в Аду, а не лежал как бревно в больничном
коридоре. Это знание волновало, и в то же время не было радостным.
Получалось, что после смерти Сурков снова попадет туда, откуда с таким
трудом выбрался. Для него не имело большого значения Ад это будет или Рай,
важен был факт или осознание того, что его душа не успокоится и будет
проводить остаток вечности, не имея шансов на отдых.
ЗеКи избегали Суркова, его поведение казалось им странным, и на всякий
случай они боялись. Сначала Суркова это раздражало, но скоро он привык.
Чтобы не чувствовать себя одиноким, Сурков стал обучать тело Жопы
немецкому, но так как сам он этот язык знал слабо, а в Жопе сидел тупой
Фикса, ничего не получалось. Сурков бросил безуспешные попытки и перешел к
телу Фиксы. Он не на шутку занялся его душой, стараясь искоренить трусость.
Сурков заставлял Фиксу участвовать в кулачных боях, поочередно со всеми
сокамерниками. Очень скоро камера опустела. ЗеКи сознались в совершенных
преступлениях и отбыли, кто в тюрьму, кто на зону. Старика выкупили
подельщики. Его тут же застрелили, облили бензином и кислотой, сожгли,
взорвали и место заасфальтировали. Сурков не подозревал, что в его
отсутствие мир стал настолько жесток, иначе ни за что бы не отпустил
старика. Впрочем, узнав об этом, он не сильно расстроился, но находиться в
камере только с Фиксой и Жопой становилось скучно. По какой-то причине и
тот, и другой откликались на оба имени, и, окончательно запутавшись, кто,
где, Сурков написал на лбу Фиксы: "Я - Фикса", а на лбу Жопы: "Я - Жопа".
Установив тем самым видимость порядка, Сурков задумал план побега.
Сводился он к обычному распиливанию решетки. Вскоре выяснилось, что Фикса
прекрасно перекусывает полуторачетвертную арматуру, из которой сварена
решетка.
Удалив таким образом два прутка, Сурков оказался во дворе изолятора.
Мимо него проходил молодой человек, опасливо косившийся по сторонам.
- Товарищ, - обратился к нему Сурков, - вы не подскажете, где здесь
выход?
- Сам ищу, - ответил товарищ.
Выяснилось, что молодой человек, также как Сурков, пошел в побег, но не
знает, в какой стороне выход. Беглецы решили пробираться вместе и вскоре
встретили охранника, который и объяснил, как можно выйти.
- А я не знал, что здесь все так просто, - удивился Сурков.
- А, - махнул рукой попутчик, - теперь все просто. Ты за что сидел?
- Я? - почему-то спросил Сурков.
- Ну, не я же.
- Да налоги не успел заплатить.
- Расстреливать вас, сукиных детей, надо, - возмутился беглец.
- Почему?
- Потому что Родину не любите.
Суркову стало стыдно, и он, густо покраснев, решил расплатиться при
первой возможности.
- А ты за что?
- Окно разбил.
- Где?
- Да, - протянул беглец, - в подводной лодке.
- Как же тебя угораздило?
- Сам не знаю.
- Куда, молодые люди? - спросил охранник возле блестящего турникета.
- Домой, - ответил попутчик Суркова. - Ну, отец, у вас и лабиринты. Мы
уж думали здесь навсегда останемся.
Охранник добродушно улыбнулся в рыжие усы и открыл турникет.
- Приходите еще, - сказал он на прощание.
- Нет, уж лучше вы к нам.
Сурков и его попутчик вышли на улицу, где проносились автомобили и
прогуливались молодые мамы. Мир казался невероятно цветным.
- Может, забухаем? - предложил попутчик.
- Нет, - протянул Сурков, - пойду платить налоги.
- Это правильно, - согласился попутчик. - Как хоть тебя зовут, приятель?
- Сурков, - протянул ему руку Сурков, - Гоша.
Рука так и осталась висеть в воздухе. Его собеседник мгновенно исчез,
словно родился голограммой.
* * *
После третьей неудачной попытки открыть дверь, Сурков позвонил в
собственную квартиру.
- Кто? - раздалось из-за двери.
- Я, - спокойно ответил Сурков.
- Я, бывают разные, - раздраженно констатировал женский голос.
- Сурков.
Дверь через минуту открыли, но, как выяснилось, из любопытства, дабы
узнать, кто же такой Сурков.
- Ты, что ли, Сурков? - спросила губастая цыганка лет пятидесяти.
- Я.
- И че тебе?
- Я здесь живу, - Сурков показал ключ.
- Я эту квартиру купила.
- У кого?
- У судебного исполнителя.
- Где его найти?
- В суде, где же еще?
- А как его зовут?
- Сидоров.
Уходить Суркову не хотелось, но делать ничего не оставалось, и он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг