горах, саперы взрывают скалы, и вот расчищено место, откуда начнется
великое строительство. Вы видите сооружение, похожее на немыслимых
размеров прокатный стан? Это и есть тот стапель, с которого и двинется
вперед наш корабль победы! Настал торжественный день. Саперы, стоя в
строю, принимают поздравления генерала Айзенкопфа; и вот они в одном
порыве устремляются на свои рабочие места; взревели сервомоторы,
засверкали огни сварки, и первая секция моста медленно, почти незаметно
для глаза двинулась вперед - и повисла над бездной. А на стапеле уже
следующая секция, саперы, вооруженные сварочными аппаратами, дружно
пристыковывают ее к первой, превращая в единый сплошной монолит. Стальные
тросы, натянутые, как струны эоловой арфы, поддерживают это сооружение.
Вот мы со стороны видим, как стометровая стрела вынеслась над каньоном, и
солнечные лучи преломляются в паутине блестящих тросов над ней. Сапер,
снимая защитный щиток, улыбается, смеется от души - он доволен своей
работой, он вытирает рукавом пот со лба, и это честный счастливый пот.
Бдительно несут службу зенитчики; солдаты и офицеры всматриваются в небо -
неприятельский самолет! Огонь! В небе кучно возникают шарики разрывов,
еще, еще - и, пылая, вражеский ас врезается в скалы. Обломки самолета -
крупным планом. Еще обломки. И еще, и еще. Никто не прорвется к мосту!
Часть II. Блиндаж, саперы отдыхают. Кто-то читает письмо из дому,
кто-то пишет; а вот, усевшись кружком, поют, и один подыгрывает на губной
гармонике. Два сапера играют в шахматы, другие смотрят, обсуждая партию.
Приносят ужин, появляются фляжки, унтер-офицер произносит тост: "За
Императора! За победу!" - саперы чокаются фляжками и выпивают; потом
приступают к ужину. Ночь. Саперы спят. Бдительно несет службу часовой.
Шорох в темноте. "Стой! Стреляю!" Вспышка выстрела из темноты. Часовой,
раненный в плечо, бросает гранату. Взрыв гранаты. Тревога! В отдалении
вспыхивает и затихает стрельба. Темноту прорезают трассирующие пули.
Взлетают осветительные ракеты. Приносят и складывают в ряд трупы вражеских
диверсантов. Крупно - их мертвые лица. Это мальчики лет пятнадцати, еще
безусые, тонкошеие. Кто послал их на верную смерть? В глазах саперов мы
читаем жалость к убитым мальчикам и ненависть к их настоящим убийцам. Надо
скорей прекращать эту войну! И саперы с новыми силами принимаются за
работу. Уже двести метров - длина моста..."
- Я все понял, - сказал Петер.
- Не сомневался в вас, - сказал господин Мархель. - У вас
великолепные данные.
Без камеры - солнце ушло - Петер спустился вниз, к основным
сооружениям. Стапель, понял он. Это стапель. Ничего себе... На прокатный
стан это совершенно не похоже, господин Гуннар Мархель, наверное, и не
видел никогда прокатного стана. Скорее всего это напоминает увеличенный
раз в десять каркас товарного вагона... бог ты мой, вот это балки! Тавры
два на три, не меньше. Петер уважительно похлопал ладонью по глухому
железу. И вмурованы прямо в скальное основание - на какую глубину,
интересно? Что тут от прокатного стана, так это роллинги - по ним, надо
думать, будут катиться фермы моста. Но какое же усилие потребуется, чтобы
их выдвигать, сотни тонн, если не тысячи... если не тысячи... Вот оно что!
Это такие гидроцилиндры - мать твою... Даже сравнить не с чем. Ну, Юнгман,
ну, инженер! Или вправду гений, или чокнутый. Впрочем, одно другому не
мешает... одни глаза чего стоят...
- Дайте свет! Репетируем сцену в штабе. Господа генералы, вокруг
стола, пожалуйста. Вы заинтересованы, но недоверчивы... изображайте
недоверие! Хорошо, вот так. Юнгман, говорите, доказывайте, горячитесь!
Лицом работайте! Лицом, говорю! Хорошо! Йо, начинай. Ты раньше всех все
понял - выходи вперед, жми ему руку, хлопни по плечу... хорошо. Юнгман,
про лицо не забывай! Все! На исходные. Приготовились. Внимание. Мотор!
Пошла съемка! Господа генералы... недоверчивость, недоверчивость
изображайте... вот вы, слева, наклонитесь чуть вперед... достаточно.
Юнгман, лицо! Играй лицом, скотина! Желваками играй! Стоп! Все сначала. На
исходную. Внимание. Мотор! Пошла съемка! Генералы, недоверчивость, недо...
отлично, источайте недоверчивость, так его, так! Отлично! Юнгман, что ты
стоишь, как этот самый, ну же! Молодец! Давай! Хорошо, хорошо! Еще
продержись немного... Йо, пошел! Чуть ко мне развернись, совсем немного,
вот так, руку пожми, руку... Юнгман, лицо!!! Держи лицо! По плечу, да
покрепче - отлично! Просто отлично! Все. Все пока свободны. Милле, пленки
проявить, и на просмотр.
- Ладно, Гуннар, хватит, - это говорит трехкоронный генерал Йозеф
Айзенкопф, или Йо - так его в глаза называет господин Гуннар Мархель и про
себя - Петер. Генерал устал от всего этого шума, треска, жары и
необходимости делать что-то по указке, генералы этого ужасно не любят, они
натерпелись за годы своего пути к генеральству от собственных генералов и
теперь превыше всего ценят в себе право выбора между здравым смыслом и
желанием своей левой ноги, - тем более трехкоронные генералы. - Хватит с
нас на сегодня. Отсылай своих парней, и посидим с тобой, как прежде,
помнишь, в Лондоне, в Брюсселе?
- Все помню, старина, - говорит господин Мархель, и голос у него
расслабленный и теплый; жестом он отсылает Петера и операторов, и на
сегодня рабочий день окончен.
Уже почти полночь, а небо светлое - север. Говорят, в июне здесь
вообще не бывает темноты, только сумерки, и то не долго. Сейчас середина
августа, и ночи наступают настоящие. Прохладно, но не потому, что земля
остыла, просто небо здесь слишком близко, это от неба тянет холодом, а
земля - земля еще очень даже ничего...
- А что, братцы, - сказал Петер неожиданно для себя, - не пойти ли
нам на бережок да не посидеть ли? Что скажете?
- Пойдемте, - сказал Шанур, - как ты, Ив?
- Как все - так и я, - сказал Армант. - Ты же знаешь.
- Хотел удостовериться, - мягко сказал Шанур.
Петер почувствовал в этой скупой переброске фразами некий подтекст,
что-то недоспоренное, недоговоренное - и интонация какая-то странная... Но
ведь дружные ребята, явно знакомы сто лет и понимают друг друга с
полунамека.
- Стоять! - раздался окрик. - Руки за голову! Пароль!
- Термит, - сказал Петер.
- Тараскон, - сказали из темноты. - Кто такие?
- Кино, - сказал Петер. - Имеем пропуск повсюду.
- Проходи, - часовой осветил их фонариком, мельком взглянул в
пропуск, предъявленный Петером, и отступил в темноту.
- Кто это там? - спросили издали.
- Да киношники давешние, - ответил часовой.
- Ну, эти пусть идут, - разрешили там.
Несколько саперов сидели и курили в этаком гроте, образованном
скалой, бетонным навесом и какими-то металлоконструкциями. Ничего почти не
освещая, тлел костерок, несчастный крохотный костерок времен тотальной
светомаскировки, лежала на газете наломанная крупными кусками гороховая
колбаса "салют наций", да шла по кругу фляжка.
- Садитесь, мужики, - сказали от костра.
Мужики сели. Операторы вроде засмущались, а Петер, зная законы
подобных сборищ, достал специально припасенную коробку матросских сигарок
и пустил по кругу. Кто из саперов гасил свои самокрутки и подпаливал
сигарки, кто совал их в нагрудные карманы про запас, но настрой теперь был
только в пользу новоприбывших, фляжку передали им, им же протянули
колбасу, а потом откуда-то из темноты возник дымящийся котелок, три
жестяные кружки, и возник в воздухе неповторимый аромат крепчайшего чая.
- А вот сахара нет, - сказал один из саперов. - Чего нет, того нет.
Все почему-то засмеялись.
- А так даже лучше, - сказал Шанур. - Так вкуснее.
- И то правда, - согласились саперы.
Интересно, из чего делают этот ром? Петер отхлебнул еще, потом стал
жевать "салют наций". Шнапс - я точно знаю - из извести. А это? Опилки или
брюква. Да, или опилки, или брюква, больше не из чего...
- Где вы такой чай берете? - заинтересованно спросил Шанур.
- Э-э! - махнул рукой один из саперов - громадный мужик с рубцом во
всю щеку. - Такие дела только раз удаются!
Все опять засмеялись.
- А хороший табак черти флотские курят, - сказал другой сапер. -
Поутюжат соленую водичку, побаламутят, потом покурят, потом опять
поутюжат. Чем не жисть?
- Нет, ребята, - сказал Петер. - Так тонуть, как они тонут, - нет уж,
я лучше курить брошу.
- Видел? - спросили его.
- Сам тонул, - сказал Петер. - Холодно, мокро, страшно, мазут кругом
- слава богу, подобрали.
- У нас тоже - как минные поля снимать, такого натерпишься, потом
неделю ложку до рта донести не можешь, все расплескивается...
- Да, медом нигде не намазано...
- Медом-то да, медом нигде...
- По штабам хорошо.
- По штабам-то точно хорошо...
Кому на войне хорошо, а кому и не очень - это самая благодарная тема;
эта и еще - что начальство само не знает, чего хочет. Вырыли, допустим,
капонир. Вырыли. Ага. Подходит. Вырыли, значит? Молодцы, хорошо вырыли.
Теперь по-быстрому все это обратно заровняйте, а капониры во-он там
отройте... Да и вообще, этот мост - затея, конечно, грандиозная, что и
говорить, но какая-то уж очень канительная...
- Нас-то будете снимать? - спросили Петера.
- Само собой, - сказал Петер. - Кого же еще, как не вас?
- А говорят, артистов пришлют.
- Да бросьте вы, какие артисты?
- Да вот говорят, мол, артистов... Лолита Борхен, говорят, тоже
будет.
- Документальное же кино, хроника, - сказал Петер, чувствуя
мимолетный холодок где-то в области души, ибо сценарий - сценарий-то уже
пишется... - Не должно, - добавил он менее уверенно.
- А этот... черный - он кто? - спросили опять.
- Не знаю толком, - сказал Петер. - По должности - советник министра
пропаганды.
- Так ведь мы не про должность...
- Не про должность еще не знаю, - сказал Петер.
- Вот и мы тоже опасаемся...
А потом как-то неожиданно и беспричинно развеселились. Армант
принялся рассказывать анекдоты, и вышло, что был он великим анекдотчиком,
недостижимым и по репертуару, и по артистизму. Разошлись далеко за
полночь, вполне довольные собой, обществом и времяпрепровождением.
- Все, ребята, - сказал Петер в блиндаже. - Завтра подъем до восхода,
поэтому спать сразу и крепко.
- Слушаюсь, господин майор! - ответил Шанур по-уставному, и Армант не
выдержал, захихикал.
Эти два обормота засопели сразу, а Петер долго еще ворочался -
одолевали мысли, сомнения, планы, хотя и знал он совершенно точно, что
грош цена любым его планам в означенных обстоятельствах. Потом он уснул и
сразу же проснулся, но было уже утро - то есть начинало светать.
Ополоснувшись из ведра, Петер растолкал молодежь и погнал их на
видовку. Надо было снять метров двести видовки - пейзажи при низком
солнце. На младших Петер не слишком рассчитывал, потому накрутил эти
двести метров сам. Солнце встает, плоскогорье освещено, а в каньоне мрак,
глубокий и непроницаемый, с высоты снял стапель, там копошатся люди,
маленькие такие мураши; а на самом верху Петер нашел кое-что не менее
интересное: бурили скважины в скале, в них на растворе загоняли двутавры,
а потом к этим двутаврам приваривали мощные лебедки и наматывали на
барабаны тросы, интересные очень тросы, Петер таких еще не видел:
блестящие, ни пятнышка ржавчины, ни торчащей проволоки, хотя сами
проволочки тонкие, едва ли не в волос толщиной; редуктор, электромотор, и
кабель тянется вон в тот блиндаж, из которого выходит инженер Юнгман...
Итак, инженер Юнгман в рабочей обстановке, в лучах восходящего солнца...
есть.
- Уже работаете, - сказал Юнгман. - Хорошо.
- Когда же начнется? - спросил Петер.
- Через... - Юнгман посмотрел на часы. - Через пятьдесят минут.
Пойдемте.
- Инженер, - сказал Петер. - Объясните мне суть дела. Я же должен
знать, на что обращать внимание.
- А вам не объясняли?
- Только политический аспект.
- Я думал, вы уже в курсе... Так вот: там, внизу, на стапеле
монтируются и свариваются фермы моста. Разумеется, никакая ферма, как бы
прочна ни была, не сможет выдержать своего веса при наращивании ее длины.
Поэтому мы должны ее поддерживать. Отсюда, как с естественного пилона,
ферма и будет поддерживаться особо прочными стальными тросами. Каждый трос
способен выдержать три четверти веса одного звена фермы моста, поэтому
каждое из них будет поддерживаться как минимум двумя тросами. Поскольку на
последних этапах строительства из-за нарастания тангенциального
коэффициента нагрузка на тросы, поддерживающие концевое звено, будет в три
с половиной раза превышать его истинный вес, концевое звено будет
крепиться четырьмя парами тросов, избыток прочности потребуется для
компенсации собственного веса тросов, на случай возникновения
автоколебаний... ну и прочего. Далее количество тросов на звено будет
уменьшаться, и на последнем звене их будет минимум - два. Когда концевое
звено упрется в противоположный берег, оно будет там зафиксировано, а
затем, избирательно натягивая тросы и создавая сжимающее напряжение в
ферме посредством домкратов, мы придадим мосту параболически-арочную
форму, что позволит добиться его грузоподъемности в тысячу двести-тысячу
четыреста тонн, то есть пустить по мосту колонну тяжелых танков с
интервалом сорок метров, либо колонну грузовиков с интервалом шесть с
половиной-десять метров. Таким образом, при движении танков со скоростью
двадцать пять километров в час, а грузовиков - тридцать пять километров в
час мы обеспечим переброску ударной танковой армии за четыре часа сорок
минут. Я думаю, вам не надо объяснять, что произойдет при появлении в тылу
противника ударной танковой армии?
- Не надо, - сказал Петер. - С этим мне все ясно.
Они спустились вниз на подъемнике, был тут, оказывается, и подъемник,
и вовсе не обязательно было отсчитывать ногами полторы тысячи ступенек -
да ладно уж... Саперы были построены, господин Гуннар Мархель черным
вороном прохаживался в отдалении, младшие операторы тратили пленку,
изощряясь в выборе точек съемки, и время подходило к назначенному, а
генерала все еще не было. Наконец, опоздав минут на десять, он возник,
стоя в рост в своем "хорьхе", инженер Юнгман рявкнул: "Смирно! Р-равнение
- на средину!" - и стал было рапортовать, но генерал отмахнулся от него и,
встав с ногами на сиденье, прокричал, надсаживаясь:
- Орлы! Саперы! Вперед! Да не посрамим! По местам!
Строй распался, саперы быстро разбежались по местам, протрубил горн -
и что-то началось. Началось незаметно, неявно, но движение, раз возникнув,
перекидывалось на еще неподвижное, как невидимый глазу огонь, и вот
медленно, с натугой, с тяжелым скрежетом растревоженного стоялого железа
тронулась в стапеле, выдвигаясь из него клыкастой маской, насаженной на
решетчатую шею, концевая ферма, та, которой предстояло проделать весь путь
над пропастью и впиться в тугую скалистую плоть противоположного берега -
вражеского берега, вражьего края... По верху стапеля суетились саперы,
цепляя тросы, пока еще свободно висящие, безвольные, тяжелые, - нет, уже
натянулись, уже держат, уже звенят от натуги, тонкие и прямые. Генерал
стоял неподвижно на сиденье своей машины, вскинув правую руку; Петер
поймал его в видоискатель и удивился - глаза генерала были плоскими,
застывшими, подернутыми тиной. Манекен это был, а не человек, дешевый
лупоглазый манекен - но тут манекен шевельнулся, глаза мигнули,
сосредоточились на чем-то и вновь расплылись - и Петер понял, что генерал
просто мертвецки пьян с утра. Распоряжался всем инженер Юнгман, да и вряд
ли могло быть иначе: его замысел, его саперы... Инженер мелькал везде,
неутомимо и проворно, ненадолго задерживаясь на каких-то, видимо, особо
ответственных участках, и понемногу начинало казаться, что их здесь очень
много, этих инженеров Юнгманов.
Петер старался побывать везде, было тесно и неудобно, и никак не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг