- Хорош был, когда вернулся! Нос красный, водкой пахнет. Посмотрела я
и подумала: это из-за такого сокровища я себе здоровье порчу? Да пропади
хоть совсем, - не пошевельнусь.
Но старания хозяев развеселить Марго не удавались. Артистка нервнича-
ла и томилась.
- Ну уж если, голубушка, вы так беспокоитесь, я пройду в милицию. У
меня там старый приятель есть. При всех режимах от меня спирт получает и
за сие мелкие услуги оказывает.
Марго встрепенулась от оцепенения.
- Ах, нет, доктор! Только, пожалуйста, не полиция! Ненавижу русскую
полицию. Вымогатели! Пойдут таскаться! Не нужно! Если утром не вернется,
тогда примем меры. А сейчас нужно повеселиться. Хотите спою?
- Обрадуйте, милуша! Люблю очень, когда вы соловушкой заливаетесь.
Маргарита села к роялю.
- Что же спеть? Приказывайте, доктор!
- Ну, уж если вы такая добренькая сегодня, спойти арию Лизы у канав-
ки. Ужасно люблю. Еще студентом ладошки себе отхлопывал на галерке.
Марго раскрыла ноты.
Рокоча, пролились стеклянные волны рояли.
Доктор уткнулся в кресло. Анна Андреевна тихонько мыла стаканы.
Ночью ли днем,
Только о нем
Думой себя истерзала я...
Прозрачный голос замутился, затрепетал:
Туча пришла,
Гром принесла,
Счастье, надежды разбила...
Внезапно перестали падать стеклянные волны.
Марго захлопнула крышку и хрустнула пальцами. Доктор вскочил.
- Марго, родненькая!.. Что с вами? Успокойтесь! Анна, неси валерьян-
ку!
Но Марго справилась. Поднялась бледная, сжав губы.
- Нет! Нет! Ничего не надо, спасибо! Мне очень тяжело! Такое ужасное
время. Мне всякие ужасы чудятся. Извините, я пойду прилягу.
Доктор довел ее до комнаты. Вернулся в столовую.
- Молодо-зелено, - сказал он на вопросительный взгляд жены, - трога-
тельно видеть такую любовь. Эх-хе-хе!
Он взял газету. Открыл любимый отдел - местная хроника и происшест-
вия. Сощурился.
- Знаешь, Орлов арестован, Анна.
- Какой Орлов?
- Да наш чекист знаменитый!
- Что ты говоришь?
- Представь себе! Поймали вчера на вокзале. Понесу-ка газетку Марго-
ше. Пусть отвлечется немножко.
Мягко ступая войлочными туфлями, доктор подошел к двери и постучал.
- Вот, голуба, возьмите газетку. Развлекитесь немножко злободнев-
ностью.
Высунувшаяся в дверь рука артистки взяла газету.
Доктор ушел. Бэла подошла к столику и небрежно бросила газету. Гряз-
новатый лист перевернулся, и среди мелких строчек выросло:
- Арест Орлова. -
Бэла не сделала ни одного движения. Только руки ухватились за столик.
Буквы заползали червями. Она села, закрыв глаза.
Вдруг вскочила и схватила лист.
- Как вчера? Вчера, 14-го... Вчера? Но вчера Орлов был дома и сегодня
утром еще был дома... Что за чепуха?.. Но ведь его нет! Нужно не мед-
лить. Сейчас же к Семенухину!
Пальцы рвали пуговицы мохнатого пальто. Трудно было надеть модную ши-
рокую шляпу, она все время лезла набок.
Бэла выбежала в переднюю. Встретила доктора.
- Вы куда, Марго?
- Ах, я не могу сидеть дома, - почти простонала Бэла, - я уверена,
что Леон у одного знакомого. Поеду туда! Если даже не застану, мне на
людях будет легче.
- Ну, ну. Дай бог! Только не расстраивайтесь вы так. Ничего с ними не
случится. Не убьют и не арестуют, как Орлова.
Бэла нашла силы, чтобы ответить, смеясь.
- Бог мой, какое сравнение! Леон же не большевик!
На улице вскочила в пролетку. Извозчик ехал невыносимо медленно и все
время пытался разговориться.
- Я так, барыня, думаю, насчет властев, что всякая власть, она чистая
сволоча, значит. Потому, как скажем, невозможно, чтобы всех людей заде-
лать министрями, и потому всегда недовольствие будет и, следовательно,
властев резать будут...
- Да поезжайте вы без разговоров! - крикнула Бэла.
Капитан Туманович.
Люди на улицах с удивлением наблюдали утром, как десять солдат, с
винтовками наперевес, вели по мостовой, грубо сгоняя встречных с дороги,
хорошо одетого человека, шедшего спокойно и с достоинством.
Арестованный был необычен для белых. Люди уже твердо привыкли, что
при большевиках водят в чеку хорошо одетых, а при добровольцах замуслен-
ных и запачканных рабочих или курчавых мальчиков и стриженных девочек.
Поэтому праздные обыватели пытались спрашивать у солдат о таинствен-
ном преступнике, но солдаты молча тыкали штыками или грубо матерились.
Конвой свернул в переулок. Орлов, выспавшийся и пришедший в себя,
зорко осмотрел дома. Его ввели в парадное, заставили подняться по лест-
нице и в маленькой комнатке с ободранными обоями сдали под расписку чер-
ноглазому хорошенькому прапорщику.
Посадили на скамью, рядом стали двое часовых. Прапорщик, очевидно но-
вичок, с волнением и сожалением посмотрел на него.
- Как же вас угораздило так вляпаться? Ай-ай! - сказал он почти
грустно.
Орлов посмотрел на него, и его тронуло мальчишеское сочувствие.
- Ничего! Бывает! Я долго здесь не останусь!
Прапорщик удивился.
- Что, - вы хотите удрать? Ну, у нас не удерешь! У нас дело поставле-
но прочно! - сказал он с такой же мальчишеской гордостью, - не нужно бы-
ло попадаться! Сейчас доложу о вас капитану Тумановичу!
Орлов осмотрелся. В комнате стоял письменный стол, два разбитых шка-
фа, несколько стульев и скамья, на которой он сидел. Окно упиралось в
глухой кирпичный брандмауер. Он хотел подняться и посмотреть, но часовой
нажал ему на плечо.
- Цыц! Сиди смирно, сволочь!
Орлов закусил губы и сел. Через несколько минут прапорщик вернулся.
- Отведите в кабинет капитана Тумановича!
Солдаты повели по длинному пыльному коридору, и Орлов внимательно
считал количество дверей и повороты. Наконец, часовой раскрыл перед ним
дверь, на которой висела табличка с кривыми, наспех написанными рыжими
чернилами, буквами: "Следователь по особо важным делам капитан Тумано-
вич".
Капитан Туманович неспешно и размеренно ходил по комнате из угла в
угол и остановился на полдороге, увидя входивших.
Он подошел к столу, сел, положил перед собой лист бумаги и тогда ска-
зал часовым.
- Выйдите и встаньте за дверью, - и, обращаясь к Орлову: - Вы бывший
председатель губчека Орлов?
Орлов молча придвинул стул и сел. У капитана дрогнула бровь.
- Кажется, я не просил вас садиться?
- Плевать мне на вашу просьбу! - резко сказал Орлов, - я устал! Он
положил локти на стол и начал в упор разглядывать капитана.
У Тумановича было вытянутое исхудалое лицо, высокий желтоватый проз-
рачный лоб и игольчатые, ледяные синие глаза. Левая бровь часто и непри-
ятно дергалась нервным тиком.
- Я мог бы заставить вас уважать мои требования, - сказал он холодно,
- но, впрочем, это не имеет значения. Будьте любезны отвечать: вы - Ор-
лов?
- Во избежание лишних разговоров считаю нужным довести до вашего све-
дения, что ни на какие вопросы я отвечать не буду! Напрасно трудитесь!
Туманович вписал быстро несколько строк в протокол допроса и равно-
душно вскинул на Орлова синие ледяшки глаз.
- Это мною предусмотрено! Собственно говоря, я не рассчитываю допра-
шивать вас в том смысле, как это принято понимать. Довольно глупо было
бы ожидать, что вы заговорите. Но это необходимая формальность. Мы
действуем на строгом основании процессуальных норм.
Он помолчал, как бы ожидая возражения. Орлов вспомнил слова полковни-
ка и едва заметно улыбнулся.
Капитан слегка покраснел.
- Единственно, что судебная власть, представляемая в данном случае
мною, ожидает от вас, это некоторой помощи. Нами арестованы, кроме вас,
еще несколько сотрудников губчека. Часть их захвачена в эшелоне, ушедшем
в утро занятия города. Все они предстанут перед судом. Чтобы разобраться
в обвинительном материале, мы находим полезным ознакомить вас с ним, и
вы, надеюсь, не откажете сообщить, что в нем факты и что вымысел.
- Не беспокойтесь, капитан. Я не имею ни малейшего желания знако-
миться с этим материалом.
- Но подумайте, господин Орлов! Могут быть ошибки, могут быть обвине-
ния, возведенные на почве личных счетов. Время сумбурное. Проверить фак-
тически нет возможности. Установив, где правда и где ложь, вы можете об-
легчить судьбу тех из ваших сотрудников, над которыми тяготеют ложные
обвинения.
Орлов пожал плечами.
- Мне очень печально, капитан, что я причиняю вам такое огорчение. Но
неужели вы думаете поймать меня на эту удочку? Все обвинения, которые я
буду отрицать, будут, конечно, посчитаны за действительные... Я думал,
вы мыслите более логично?
Капитан опять покраснел и завертел ручку в худых пальцах.
- Вы не хотите понять меня, господин Орлов! Вы все еще считаете себя
во власти контр-разведки. Но вы неправы! Мы могли бы заставить вас гово-
рить. Для этого есть средства, правда, выходящие из рамок законности, но
ведь вся наша эпоха несколько выходит из рамок законности. Но я юрист, я
мыслю юридически, я связан понятиями этики права и категорически осуждаю
методы полковника Розенбаха.
- Особенно после того, как полковник Розенбах доставил меня в ваши
руки? Какой подлостью нужно обладать, чтобы сказать спокойно такую фра-
зу?
Туманович стиснул ручку в пальцах так, что она затрещала.
- Хорошо! Значит, вы ничего не скажете! Тогда я перейду к вопросу,
лично меня интересующему. До сих пор мне приходилось иметь дело только с
двумя категориями ваших единомышленников: первая - мелкий уголовный эле-
мент, видящий в поддержке вашего режима удобнейшее средство легкой нажи-
вы; вторая - бывшие люди физического труда, в большинстве случаев хоро-
шие малые, но опьяневшие до потери мышления от хмеля ваших посулов, оду-
раченные. Те и другие мало интересны. В вашем лице мне впервые приходит-
ся столкнуться с крупным теоретиком и практиком вашего режима, и я зат-
рудняюсь уяснить себе - к какой же категории принадлежите вы, руководи-
тели и вожди?
- Меня тоже интересует, к какой категории вашего режима отнести вас,
капитан: к крупно-уголовной или одураченной? - грубо и со злостью спро-
сил Орлов.
- Зачем вы стараетесь оскорбить меня, господин Орлов? Вы ведь видите
ясно, надеюсь, разницу между тем обращением, которое вы испытали в
контр-разведке и здесь. Я больше не допрашиваю вас как следователь. Я
интересуюсь вами, как явлением, психологическая база которого для меня
загадочна. Неужели на эту тему мы не можем говорить спокойно, для выяс-
нения вопроса?
- Я считал вас умнее, капитан! Я не игрушка для вас; еще меньше я го-
жусь для роли толкователя ваших недоумений, особенно в моем положении.
Отсюда вы пойдете домой обедать, а меня в виде благодарности за лекцию
отошлете к стенке! Нам не о чем говорить! Я прошу вас кончить!
- Одну минутку, - сказал Туманович: - мне хочется знать, поверьте,
что это мне крайне важно, действительно ли вы верите в осуществимость
выброшенных вами лозунгов или... это бесшабашный авантюризм?
- Вы это скоро узнаете, господин капитан, на собственном опыте. Здесь
же, в этом городе, через два-три месяца, когда камни мостовых будут
слать в вас пули.
- Значит, организация у вас здесь продолжает работать? - спросил,
прищурившись, капитан.
Орлов засмеялся.
- Хотите поймать на слове? Да, капитан, работает и будет работать.
Хотите знать, где она? Везде! В домах, на улицах, в воздухе, в этих сте-
нах, в сукне на вашем столе. Не смотрите на сукно с испугом! Она невиди-
ма! Эти камни, известка, сукно пропитаны потом и кровью тех, кто их де-
лал, и они смертельно ненавидят, да, эти мертвые вещи живо и смертельно
ненавидят тех, кому они должны служить. И они уничтожат вас, они вернут-
ся к настоящим хозяевам-творцам! Это будет ваш последний день!
Туманович с интересом взглянул на Орлова.
- Вы хорошо говорите, господин Орлов! Вы наверное умеете захватывать
массы. Ваша речь образна и прекрасна. Нет... нет, я не смеюсь! И вы
очень твердый человек. Я чувствую в вас подлинный огонь и огромную внут-
реннюю силу. С точки зрения моих убеждений вы заслужили смерть. Думаю,
вы сказали бы мне то же, если бы я был в ваших руках. Око за око и зуб
за зуб! Из уважения к величине вашей личности я приложу все усилия, что-
бы ваша смерть была легкой и не сопровождалась теми переживаниями, кото-
рые, к сожалению, вынуждены переносить у нас люди, отказывающиеся от да-
чи показаний. Я мог бы немедленно, в виду ваших слов, отослать вас в сад
пыток полковника Розенбаха. Но вы - Орлов, а вот передо мной выдержка из
агентурных сведений: "Орлов, Дмитрий. Партиец с шестого года. Фанатичен.
Огромное хладнокровие, до дерзости смел. Чрезвычайно опасный агитатор.
Исключительная честность". Видите, какая полнота!
Капитан позвал часовых.
- До свиданья, господин Орлов!
- До свиданья, капитан! Надеюсь, нам недолго встречаться!
Две страницы.
Химическим карандашом. Листки в клеточку из блокнота: -
"Сколько здесь крыс!.. Голохвостые, облезлые, чрезвычайно важные.
Иногда собираются в кружок, штук по десяти, гордо встают на задние
лапы и пищат...
Тогда ..... (несколько слов не разобрано) и кажется, что это деловое
собрание чинных сановников, департамент крысиного государственного сове-
та.
Пишу при спичках... Освещения никакого...
По всей вероятности, эти листки пойдут в практическое употребление и
не выйдут из стен...
На всякий случай...
Константин!... Ты помнишь сегодняшний разговор?.... (не разобрано).
.... убедился, что силы, даже мои, имеют какой-то предел. Для какого
чорта нервы?... Поручик Соболевский, который арестовал меня, говорит:
врачи будут вырезать ту часть мозга, где гнездится дух протеста, револю-
ция.
Нужно вырезать нервы, которые ...... (не разобрано), усталость и ос-
лабление воли. Я говорил, что после внешнего толчка, нанесенного
лже-арестом, я потерял управление волей.
Лицом можно владеть всегда, тело может изменить...
Я знаю, ты думаешь... не сдержал слова, сдался добровольно...
Вздор... Нет и нет. Глупую вспышку мгновенно забыл. Попался случай-
но... Идиотски...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг