спросил:
- Кто?
- Друг Наутилии, - отозвался маскированный вполголоса, оглядываясь.
- Садитесь скорее. Время не ждет.
Плащ взметнул в воздухе черными крыльями, и руки матросов подхватили
спрыгнувшего. Весла окатили ночь вспененными брызгами, и шлюпка
растворилась в голубом котле залива.
Несомненно, что стражи республики сделали в эту ночь большой промах. До
сих пор ни один влюбленный не отправлялся на свидание на шестивесельной
военной шлюпке в открытое море. Простодушные и любящие жизнь жители
столицы предпочитали для любовных похождений свою прочную и плодородную
землю.
И даже самому несообразительному из них показалась бы явно
подозрительной такая авантюра, ибо в открытом море ночью нельзя было
встретить никаких предметов женского рода, кроме сырости и шипучей пены.
Но если в поспешном ночном отъезде маскированного незнакомца был
отпечаток подозрительной тайны, то этого никак нельзя было сказать о
коляске, проезжавшей в тот же час по главной улице Порто-Бланко в сиянии
ночных витрин, среди гомонящей и веселящейся толпы, - потому что сидевшие
в коляске не были маскированы, лица их заливались ослепительным светом
дуговых фонарей, и каждый уличный гамен видел эти лица, известные всем и
уважаемые в республике, как принадлежащие носителям власти.
Четыре человека, сидевшие в коляске, были: командующий войсками
республики генерал фон Брендель, государственный казначей, верховный
прокурор республики и министр внутренних дел.
Рыжие лошади в английских шорах, со стрижеными гривками и хвостами,
медленно увлекали коляску по спуску улицы. Стражи вытягивались, отдавая
честь, взрослые граждане вежливо приподнимали шляпы, девушки бросали в
коляску цветы, улыбаясь расширенными ночной истомой глазами, мальчишки
приплясывали вокруг.
Эта картина могла убедить всех шептунов и недоброжелателей, что
подлинно демократическая власть способна вызывать у населения только
эмоции, близкие к обожанию, и почти чувственную любовь.
Путь государственных деятелей республики был так же ясен и прям, как их
деятельность, - они ехали на семейный ужин к главе республики, на котором
должны были попутно обсудить вопросы текущей политики.
В республике твердо установилось правило, - устраивать
правительственные заседания во время еды, сообразуясь с мудростью
пословицы: "В сытом теле бодрый и честный дух".
Пересекши площадь, коляска остановилась у освещенного цветными
лампионами подъезда президентской виллы, где два часовых немедленно
вытянулись, отдавая салют.
Но, к удивлению прибывших, лакей президента Аткина попросил их
следовать не в столовую на террасе виллы, а на личную половину президента.
Пока государственные мужи шествовали по комнатам, на лицах их появилось
выражение суровой решимости и готовности к исполнению долга.
Необычайное приглашение позволяло предполагать наличность серьезных
событий, и лучшие из лучших граждан республики приготовились встретить их
с достоинством и спокойствием.
В широком квадратном кабинете президента был сервирован под кофе
круглый стол, и господин Аткин поднялся навстречу входящим из-за стола.
- Прошу, господа! - сказал он с жестом радушия. - Вы, вероятно,
удивлены, что я лишил вас удовольствия провести вечер беззаботно в
интимном кругу моей семьи, но поверьте, что виною этому исключительно
важные обстоятельства. Прошу садиться!
Гости расселись, чрезвычайно заинтересованные началом.
- Будьте все время начеку, - шепнул министр внутренних дел прокурору. -
Я уверен, наш милый хозяин задумал какой-нибудь фортель. Нужно следить,
чтобы он не обошел нас.
- Он? Вы смеетесь? Я думаю, что он достаточно глуп, - отозвался
прокурор.
Воздав этими репликами дань уважения хозяину, гости отпили кофе и
приготовились слушать, так как президент поднял руку, показывая, что
желает говорить.
В тихой прохладе кабинета шумел шелковыми крыльями китайский
веер-вентилятор под потолком и журчал размеренный адвокатский баритон
президента.
- В прошедший вечер, когда наш высокопоставленный гость, этот надутый
наутилийский индюк, чувствующий себя в нашей столице, как в завоеванном
становище дикарей, - начал президент с нескрываемым презрением к лорду
Орпингтону, - когда он вернулся с нефтяных промыслов с отвисшей от
жадности губой и приехал ко мне на обед - я почувствовал сразу, что он
сошел с рельс благоразумия. Да! Он потерял самообладание от нефти. Он
готов на глупости, и упускать такой момент было бы совершенно преступным.
Поэтому, когда он заговорил о нефтяных промыслах, я, господа, притворился
злоупотребившим напитками более, чем следует высшему сановнику республики,
и со всей возможной ловкостью перевел разговор на другую тему.
- А о чем именно он спрашивал вас по поводу нефти? - спросил, опершись
подбородком на эфес своей сабли, генерал фон Брендель.
Президент помолчал мгновение и ответил торжественным и таинственным
тоном:
- Он спрашивал, господа, кому принадлежат нефтяные промыслы, то есть
кто является их юридическим и фактическим владельцем?
Тишина осела на кабинет гидравлическим прессом, и слушателям
показалось, что нежное шипение вентилятора вдруг усилилось до воя
аэропланного пропеллера. Они молчали, растерянно, как бы ища друг у друга
поддержки, переглянулись, а государственный казначей тяжело вздохнул, как
на панихиде.
- Ну... что же вы ответили? - спросил прокурор, весь вытянувшись в
кресле.
Президент не торопился с ответом, он наслаждался драматическим
эффектом.
- Я? Я счел неудобным давать ему какой бы то ни было ответ до совещания
с вами, господа, - медленно сказал он, похлопывая ладонью по столу.
Возбужденные лица собеседников сразу стали гладкими, как бушующее море,
в воды которого вылили бочку масла. Все снова переглянулись.
- Хорошо! - продолжал президент, встав из-за стола. - Нахожу отрадным
отметить, что между нами по затронутому мной вопросу нет никаких
принципиальных разногласий. Я вижу, что вы убеждены так же, как я, что
упустить такой случай было бы непростительным мальчишеством, тем более что
он дает возможность нашего реванша недопустимому нахальству и самомнению
этого заурядного фельдфебеля наутилийской солдатчины. Мы не племя
Данакиль, и он не должен забывать, что наши предки владели миром в то
время, как его прародители еще ползали на четвереньках.
- Совершенно верно, - подтвердил фон Брендель. - Я никогда не забуду
его наглости в истории с нашими доблестными капитанами... Он, он позволил
приказывать мне, как кадету младшего класса... И каким тоном!..
- Подождите, генерал... личные обиды потом. Сейчас мы перед делом
государственного масштаба... - прервал фон Бренделя казначей, но вдруг
остановился и побледнел, сжав колени худыми птичьими пальцами. - Но как мы
можем совершить подобную сделку?
- А кто вам сказал, уважаемый друг, что мы ее будем делать? Надо быть
по меньшей мере буйно помешанным, чтобы попытаться самому провести такую
комбинацию. Мы... правительство республики, и вдруг мы же реализуем ее
достояние. Этого достаточно, чтобы вас смело ветром стихийного бунта.
- А кто же может принять это на себя? То есть я не то хотел сказать. Я
знаю, что желающие найдутся, но нам нужна гарантия, что, во-первых,
эквивалент реализуемого будет доставлен в наши руки, а во-вторых, что
тайна не выйдет за пределы вашего кабинета, господин президент.
Президент Аткин пожал плечами.
- Я презирал бы себя самого, если бы я не подумал раньше о таких
пустяках. Конечно, ни вы, ни я, ни кто-либо из присутствующих здесь не
могут ни с какой стороны быть хотя бы косвенно причастными к проведению
самой операции. Мы только организуем и направляем нашу общую волю и
получаем материальные результаты организаторского замысла. Выполнять же
будут другие.
- Разрешите узнать, кто эти другие? - спросил, не сдерживая уже
любопытства, министр внутренних дел.
- К вашим услугам! Так как я предвидел, что наше совещание будет
достаточно единодушным, я позаботился, чтобы все было готово.
Президент нажал кнопку звонка.
- Попросите сюда господ из маленькой гостиной, - приказал он лакею.
Сановники устремили на дверь взгляды, исполненные безграничного
удивления. Оно росло с каждым мгновением и дошло до апогея, когда в
кабинет с вежливым поклоном вошли двое неизвестных.
Оба были, несомненно, аборигенами республики, смуглые, сухощавые, с
удлиненными яркими глазами, с завитыми смолевыми кольцами ассирийскими
бородами. Оба были одеты в великолепные серые костюмы, может быть, слишком
даже великолепные для хорошего вкуса.
- Разрешите, господа, представить вам владельцев торгового дома
"Кантариди и сын", - обратился президент к коллегам.
Кантариди и сын с достоинством поклонились и, по знаку президента,
опустились на указанные им кресла.
- Господа "Кантариди и сын" являются владельцами нефтяных промыслов
Итля. Они узнали о желании лорда Орпингтона приобрести нефтяные промыслы
для Островной компании и обратились ко мне. Я посоветовал им
непосредственно направиться к нашему высокому гостю завтра же, и я не вижу
препятствий для того, чтобы столь желанная лорду покупка не состоялась...
Генерал фон Брендель встал, побагровев.
- Черт возьми! - вскрикнул он, стукнув саблей в пол, - я солдат и не
понимаю всяких дипломатических штук. Каким чертом эти господа могут быть
владельцами нефтяных промыслов, когда каждому мальчишке известно, что
промыслы составляют государственную собственность республики! Я требую
вести дело начистоту.
Президент хотел ответить, но прокурор перебил его. Он понял сразу и
почувствовал необходимость успокоить главнокомандующего.
- Сядьте, генерал, и не волнуйтесь! Вы, действительно, ребенок! Я
восхищен вашей предусмотрительностью и заботливостью, господин президент.
Я уверен, что господа "Кантариди и сын", с которыми я очень рад
познакомиться, имеют все права на совершение сделки с лордом Орпингтоном,
но я хотел бы задать вопрос не столько о правомочиях уважаемой фирмы,
сколько о ее солидности и кредитоспособности.
- Ни дьявола не понимаю! - крикнул фон Брендель, опускаясь на место.
- Господин президент нас знает и знает о нашем плане, который обязался
хранить в тайне, - ответил сурово Кантариди-старший, - нам не хотелось бы
повторять подробности более широкому кругу лиц.
- Вы заграбастываете девяносто процентов наличными, остальные гроши -
наш куртаж. Вы не слишком щедры, господа, - почти дерзко сказал
Кантариди-младший.
- Я переговорил с господами Кантариди обо всем, и я ручаюсь за них
своим словом. Полагаю, что этого вполне достаточно? - закончил господин
Аткин не допускающим сомнения тоном. - Мне только нужно знать, - имею ли я
ваше единогласное одобрение на мероприятия, не наносящие вреда республике,
но доставляющие нам значительные выгоды без всяких затрат? Я позволю
прибегнуть к голосованию, ибо даже в частном деле я сторонник широкого
применения демократических принципов. Прошу возражающих поднять руки!
Таковых нет!
Сановники республики сидели подавленные величием, минуты. Оба Кантариди
встали.
- В таком случае, господин президент, мы просили бы освободить нас, так
как нам необходимо отдохнуть. Дело требует всегда ясной головы.
Президент спросил у коллег, не желают ли они задать какие-нибудь
дополнительные вопросы, и, получив отрицательный ответ, милостиво кивнул
головой представителям торгового дома "Кантариди и сын", покинувшим с
поклоном кабинет.
Когда дверь бесшумно захлопнулась за ними, генерал фон Брендель опять
не вытерпел.
- Господин президент! Я поражен, я потрясен, я не нахожу слов.
Объясните, ради бога, откуда вы достали этих представителей отечественной
промышленности? Несмотря на их вполне респектабельный вид, мне кажется,
что они просто жулики.
Президент с тонкой улыбкой потянул через соломинку гренадин.
- Я не менее удивляюсь вашей проницательности, генерал. Они, конечно,
жулики. Махровые, премированные жулики, но согласитесь сами, что было бы
странно пригласить для осуществления нашей мысли святых или монахинь
пригородного монастыря. Не забудьте, что им придется иметь дело с лордом,
который сам каналья первой степени, если смотреть просто и называть вещи
своими именами.
- И что они являются агентами людей, которых если и нельзя назвать
жуликами, то, во всяком случае, можно признать людьми опытными и
искушенными, - прибавил прокурор республики с благосклонным сарказмом.
- Завтра, господа, я прошу вас быть вечером у меня, как обычно. Думаю,
что наши уполномоченные смогут представить уже реальные результаты своей
сделки, - сказал президент, провожая гостей.
"Кантариди и сын" пробирались по улицам к кабачку "Преподобной Крысы",
где проводило ночи избранное общество республики.
Толпа еще бурлила на тротуарах, несмотря на позднее время. Между
жителями столицы чинно и гордо прогуливались матросы и солдаты
наутилийской эскадры. Они уже успели завязать знакомства, и у каждого из
них, слева и справа, висело на руках по женщине. Генерал фон Брендель не
солгал лорду Чарльзу. Представительницы слабого пола республики с радостью
выполняли свой долг по отношению к гостям, и поцелуи, которыми они
обменивались на ходу со своими рослыми кавалерами, были достаточно пылкими
и свидетельствовали о несомненном и отчетливом понимании возложенной на
них правительством миссии.
Проходя переулком, Кантариди-старший внезапно остановился у фонаря и
внимательно поглядел на своего компаньона.
- Что же ты молчишь? - спросил он с недоумением, - можно подумать, что
тебе забили в рот кляп. С той минуты, как мы спустились с крыльца
президента, ты не сказал ни одного слова.
Спутник улыбнулся.
- Но ведь и ты молчал! Я думаю, что говорить не о чем.
Старший Кантариди пощелкал тросточкой о фонарный столб и нерешительно
произнес, оглянувшись.
- Послушай, Коста!.. Не кажется ли тебе, что мы взялись за скверное
дело?.. А?
Младший пожал плечами.
- Почему?
- Первый раз я пошел на сделку с барами. От этого у меня мутит под
ложечкой, как будто я объелся свининой.
Младший засвистал.
- Ты впадаешь в детство, Атанас, - сказал он насмешливо, - ты забываешь
об одном, что гусь, которого мы завтра будем подковывать, еще больший
барин, чем те, с которыми мы договорились. Когда эти разжиревшие скоты
воруют и грабят друг у друга - я считаю кровным грехом отказаться от
получения своей доли. Если бы они нанимали нас против нашего брата, я
плюнул бы им в рожи, но облапошить красномордого раззолоченного жирафа,
который бросал нам с тобой монетки?.. Черт возьми, да это же наслаждение!
За это простятся все грехи!
- Ты думаешь?
- Думаю ли я? Я не думаю, а знаю! Если я думаю, то только о том, как бы
сорвать с почтенного президента еще некоторую толику сверх условленного, и
полагаю, что к утру я это надумаю. А сейчас идем! Я успокою твою коварную
совесть таким вином, какого ты еще не пивал. Оно нежно, как детская щечка,
и пьяно, как огонь. Ты помолодеешь от него, старик, на двадцать лет и
станешь смотреть на вещи проще.
Они прошли переулок, проплыли в зеленом потоке ртутных ламп, горевших
над вывеской "Преподобной Крысы", и утонули в дверях.
Ветер принимал уже предутреннее направление, отбрасывая брейд-вымпел от
берега, когда дверь адмиральской рубки вылила на темную палубу сметанную
электрическую белизну.
Две фигуры прошли по шканцам к трапу. Вахтенный офицер, стоявший у
трапа, сразу узнал одну, принадлежавшую лорду Орпингтону. Вторая фигура,
ниже ростом, кутавшаяся в шелестящий плащ, была неизвестна офицеру, и он,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг