настало время реванша, и сказал каменно-спокойным голосом:
- Ваше превосходительство, я не могу понять сути ваших слов. Вы
говорите о приобретении вами нефтяных промыслов. У кого же вы приобрели
их?
- Я сам нашел владельцев, хотя вы и скрывали их от меня всеми
способами. Вчера я подписал условие с господами Кантариди и уплатил первую
часть денег. Теперь никакие протесты не помогут.
Президент Аткин понял, что колосс, стоящий перед ним, уже едва держится
на глиняных ногах и что настало время дать ему последний толчок. Он поднял
руку и сказал медленно и твердо:
- Здесь явное недоразумение. Никаких господ Кантариди в республике нет
и не было. Такая фирма не существует! Промыслы никем не могут быть куплены
без санкции парламента, так как они являются государственной
собственностью республики. А республика их не продаст.
Стало слышно, как на окне приемной звонко билась в стекло блуждающая
оса, и вдруг тишина лопнула, как орех под молотком.
- Что? - крикнул сэр Чарльз тем голосом, от которого трепетали
четырнадцать тысяч стрелков наутилийской экваториальной дивизии во время
похода в страну Данакиль, - что вы сказали?
Но президент Аткин не затрепетал, он знал, что победа за ним, что крик
генерала не более как вопль отчаяния великой души, внезапно рухнувшей с
неизмеримой высоты, и он повторил так же спокойно:
- Я сказал, что вы не могли купить промыслов, сэр, потому что они не
продаются, потому что они не могут быть проданы, потому что...
Сэр Чарльз шагнул к президенту, выставив нижнюю челюсть, как таран.
- Вы выбрали плохой момент для шуток, господин президент. Их пора
кончить! Я это сделаю! Промыслы куплены! Я сам подписал условие вот этой
рукой, и я сам уплатил владельцам наличные деньги.
Президент незаметно улыбнулся - в неоспоримость уплаты денег он твердо
верил: они прошли через его руки, они лежали в его столе, и лорду
Орпингтону вовсе незачем было уверять господина Аткина в уплате. Он
погладил ладонью по орденской ленте и сказал с соболезнующим вздохом:
- Я очень сожалею, сэр, что вы, полномочный министр и друг монарха,
столь хорошо расположенного к нашему отечеству, предпочли действовать
нелояльно по отношению к правительству республики и вели закулисную
политику. Если бы вы обратились непосредственно ко мне, эта странная
ошибка не была бы сделана. Я думаю, - нет, я даже уверен, - что ваше
превосходительство было введено в заблуждение ловкими мошенниками.
- Как? - спросил лорд Орпингтон внезапно жестко, - мошенниками?
- Да... недобросовестными людьми. Мы примем все меры, чтобы самозванцы,
проделавшие всю эту комедию, были немедленно разысканы, и для достойного
возмездия им республика согласится даже на восстановление, в качестве меры
наказания, смертной казни.
Но лорд Орпингтон не оценил огромной жертвы республики. Он взял со
стола свою фуражку и перчатки.
- Послушайте, вы... - протянул он. - Я не знаю, есть ли в вашей
треклятой стране хоть один человек, который не был бы мошенником. И если
казнить за мошенничество, то нужно начать с вас, господин президент. Но
казни меня не устраивают. Мне нужно вернуть деньги, и это я возлагаю на
вас...
- Но это вряд ли возможно, сэр! Если негодяи и будут пойманы, - деньги,
вероя...
- Прилипнут к рукам ваших министров? Не сомневаюсь! Но мне нет никакого
дела до этого. К десяти часам утра завтрашнего дня вы дадите мне
исчерпывающий ответ на следующие ультимативные требования: или ваша
республика утверждает продажу и принимает на себя ответственность за
преступление, совершенное, как вы утверждаете, неизвестными лицами, или
ваше казначейство полностью возвращает мне уплаченную господам Кантариди
сумму.
Господин Аткин побледнел. Глиняные ноги колосса отвердели на его
глазах, и история принимала оборот вовсе не предвиденный. Он прижал руку к
груди и ответил:
- Но для этого нужно созвать парламент, сэр, а он распущен на летние
каникулы. Собрать его ранее как в двухнедельный срок...
- Вот что!.. Я - человек, привыкший уважать лучшую в мире конституцию -
конституцию Наутилии. И я не хочу нарушать вашу конституцию из уважения ко
всему народу, но не к вам и вам подобным. Я даю сроку пять дней. Через
пять дней ваш клуб бездельников должен быть в сборе, и я сам приду за
ответом.
Президент Аткин поднял голову. Он вспомнил в эту роковую минуту, что на
земле жили Бруты, Мирабо, Робеспьеры и что в грозные для их родины дни они
умели быть героями. И он позволил себе спросить у лорда Орпингтона:
- А если парламент откажет в вашем требовании, милорд?
Лорд Орпингтон скривил рот такой усмешкой, которая проползла ледяным
холодом по спинному хребту президента и сдавила его грудь, как петля
боа-констриктора. Отрезая слова, неторопливо и веско, он ответил,
испепеляя глазами президента:
- Тогда я найду ему более подходящее занятие! Прощайте!
Господин Аткин сделал невольное движение броситься за уходящим, но лорд
Орпингтон остановился, не дойдя до двери.
- Да!.. Еще одно!.. Предупредите вашего военного гения фон Бренделя,
что я желаю проехать с ним на фронт. После всего происшедшего здесь мне
очень хочется видеть, что происходит там. Я хочу знать, куда пошли
средства, отпущенные моим повелителем на оборону вашей страны, на
постройку укреплений. Сегодня среда, в субботу генерал фон Брендель выедет
вместе со мной, а в понедельник я приду за ответом. Уверен, что он будет
благоразумным.
Сэр Чарльз с силой захлопнул дверь. Господин Аткин, отодвинув край
занавески, проследил, как страшный гость сел в автомобиль и скрылся.
Президент отошел к столу, проглотил две успокоительные пилюли и, сняв
трубку, назвал номер телефона.
- Это вы, фон Брендель? Да?.. Он был у меня... он! Ну да!.. Он требует
возврата денег или признания сделки. Да. Очень смущен, но пытается
бодриться. Я его здорово срезал... Теперь беда на вашу голову! Он приказал
предупредить, что в субботу поедет с вами на фронт осматривать
укрепления... Что? Что с вами? Почему вы не отвечаете? Плохо?.. Выпейте
валерьянки! Будьте здоровы!
12. ИСКУССТВО ТЕАТРА
Может показаться странным, что, начав этот роман военно-дипломатической
экспедицией, рассказав о военных грозах, нависших над Итлем со стороны
севера, где дерзко крушила мировые устои армия коммунистических штатов
Ассора, узурпаторски захватившая власть и беспощадно уничтожавшая
свободолюбивую демократию, - мы больше не обмолвились ни одним словом о
войне.
Но мы сознательно отходим от грубых картин человеческого ожесточения,
мы поворачиваемся спиной к отвратительному и гнусному чудовищу истребления
по двум причинам.
Первая заключается в нашем принципиальном антимилитаризме, вторая же в
нежелании заливать кровью эти страницы, долженствующие отражать лишь
лирическую прелесть существования благонамеренных жителей республики,
благоденствующих под опекой мудрого и человеколюбивого народовластия.
И если сейчас мы все же должны на минуту появиться на поле боевых
действий, то нас вынуждает к этому сюжетная композиция, в силу которой
отголоски пушечных раскатов являются для общего плана столь же
неизбежными, как свирепый турецкий барабан неизбежен в самом лучшем
симфоническом оркестре.
Но нужно заранее предупредить, что жестокие зрелища войны будут так же
безопасны, как пламя именинного фейерверка, и так же мимолетны.
Жители Порто-Бланко, квартировавшие в части столицы, расположенной
вокруг пышной гранитной громады военного министерства, были крайне
заинтригованы светом, горевшим три ночи напролет в двух окнах кабинета
главнокомандующего вооруженными силами республики.
Под ярко-малиновым абажуром, нежданный и тревожный, он казался грозной
звездой, предвещающей близкие беды, тем более что со дня возникновения
республики никто не мог запомнить случая, чтобы главнокомандующий работал
днем, не только ночью.
Люди стояли у окон квартир, устремив расширенные тревогой зрачки на
пугающий малиновый луч, и что-то беззвучно шептали, стараясь проникнуть в
тайну кабинета. Многие забыли на эти три ночи жен и возлюбленных и так и
засыпали у окон в креслах, не в силах оторваться от волнующего зова огня.
Но если огонь видели все, то разговор, происходивший в кабинете в среду
днем, после ультиматума, предъявленного лордом Орпингтоном президенту,
между генералом фон Бренделем и его начальником штаба, остался строго
конфиденциальным и не вышел за толстые, крытые штофом стены.
Желание генерала Орпингтона видеть фронт и проконтролировать
оборонительные работы республики поставило военное министерство в почти
безвыходное положение, так как фактически налицо не было ни фронта, ни
оборонительных работ.
Анархические банды Ассора, занятые кровавой и смертельной борьбой на
востоке, где им приходилось бороться с храброй, прекрасно обученной и
многочисленной армией восточной диктатуры, не обращали никакого внимания
на существование где-то сбоку захудалого клочка земли, не представляющего
никакой опасности.
Ими был выставлен только слабый заслон по нагорному берегу пролива,
отделявшего Итль от бывшей территории империи, для предупреждения десанта.
Поэтому на фронте пятый месяц не слыхали ни одного выстрела, и
пограничные посты обеих армий мирно занимались товарообменом.
Средства же, отпускаемые из особого фонда наутилийского правительства
на постройку тройной линии бетонированных укреплений, расходились по
твердой смете между чинами военного министерства и заканчивали свое
странствие в кармане Антония Баста, служа основной базой для развития и
процветания "Преподобной Крысы".
Секретный разговор двух военачальников, Ответственных за оборону
республики, продолжался около шести часов, и с тех пор вспыхнул неугасимый
свет в кабинете генерала фон Бренделя.
И в первую же ночь с товарного вокзала столицы ушли в направлении
фронта шестьдесят огромных составов с таинственным грузом особого
назначения, и в ту же ночь полицией республики были арестованы в постелях
и отправлены неизвестно куда около шестисот граждан, имевших касательство
к изящным искусствам, и, наконец, в том же направлении проследовала партия
в шесть тысяч строительных рабочих.
На следующее утро из магазинов столицы исчезли все запасы бумаги,
картона, чернил, красок, холста, и на все расспросы покупателей приказчики
отвечали кратко и вразумительно: "Реквизировано по предписанию
чрезвычайного комитета демократической обороны".
В столице началась паника. Зажиточные граждане вытаскивали из заветных
тайников все драгоценности, уцелевшие от разгрома в ночь встречи
наутилийской эскадры, и набережная, где всегда прогуливались наутилийские
моряки и солдаты, обладавшие полноценной валютой, превратилась в кипучую
биржу-аукцион.
Паника утихла только после официального сообщения, что в субботу
командующий экспедиционным корпусом Наутилии, совместно с высшим
командованием республики, выедет на позиции для разработки плана
наступления на дезорганизованного врага.
Но сообщение вышло слишком поздно, и последние девушки высшего общества
столицы отдали свою девичью честь наутилийским матросам за право быть
посаженными вне очереди на суда в случае эвакуации, а женщины, по возрасту
и внешнему виду не могшие рассчитывать на успех такой жертвы, расстались
за бесценок с последними ювелирными безделушками.
К отходу салон-вагона, увозившего сэра Чарльза в боевую зону, на вокзал
пришло несметное количество людей, желавших лично убедиться, что никакой
опасности для республики нет и что высокий гость Итля действительно едет в
сторону фронта, а не в обратную.
И когда поезд тронулся, население приветствовало своего защитника и
покровителя восторженными овациями и цветочной бомбардировкой.
Салон-вагон остановился на последнем полустанке перед линией огня в
первых розах рассвета. Отсюда сэр Чарльз должен был следовать дальше уже
на машине. Пути за полустанком были взорваны и растащены в предыдущую ночь
саперами республики по срочной телеграмме из столицы для создания полной
иллюзии прошедших боев.
Автомобиль зарычал и понесся по шоссе. По обеим сторонам валялись
брошенные фуры, разбитые передки орудий, щебень, блестели осколки
снарядов, чернели рваные дыры воронок.
Машина пронеслась с бешеной быстротой по цветущей долине и с разбега
вылетела на высоту, с которой открывался горизонт на двадцать верст
окрест.
На высоте стояла в ожидании группа штабных офицеров; подскочивший
ординарец открыл дверцу автомобиля и помог сэру Чарльзу сойти.
Сэр Чарльз принял рапорт начальника дивизии и повернулся к северу.
Перед его глазами было зрелище, от которого ноздри старого вояки
задергались, как у жеребца, зачуявшего раздражающий запах подруги.
Уходя к северу в песчаные дюны, тянувшиеся вдоль пролива, серыми
тяжелыми силуэтами высилась тройная линия мощных фортов, связанная ходами
сообщений, линиями узкоколеек и переплетенная, как брабантским кружевом,
пышными волнами колючей проволоки.
Форты залегли, как хищные звери, готовые прыгнуть на добычу, на
вершинах золотившихся под солнцем песчаных холмов.
За ними вихрился, клокотал, гудел и взметался гигантский грохочущий
бой.
Казалось, обозленный сатана выпустил на эту слоеную пустыню песчаной
парчи весь запас ужасов, грома и треска из своего реквизита.
Синие профили фортов беспрерывно мигали желтыми зрачками залпов, воздух
ревел и сотрясался, на самой линии горизонта тянулась сплошная полоса
рыже-лилового дыма, просекаемая мгновенными вспышками взрывов.
Сэр Чарльз смотрел долгое время в призматический бинокль "Буша и Ломба"
на этот рокочущий вертеп с такой улыбкой на губах, какая бывает у порочных
мальчиков, подглядывающих сквозь щелку в женскую купальню.
Он был доволен; больше - он был положительно приятно удивлен.
- Я никак не представлял себе, что у вас могут идти бои такого
масштаба. Это совершенный Верден!
- Простите, сэр, разве это можно назвать боем? Это у нас бывает каждое
утро. Легкая артиллерийская дуэль! - ответил фон Брендель с
пренебрежительным превосходством.
Сэр Чарльз еще раз окинул взглядом бесконечное пространство слоеных
песков, кипящее поминутно взлетавшими гейзерами огня, дыма и металла.
И сердце солдата, - а при всех своих недостатках сэр Чарльз был
поистине храбрым солдатом, - повлекло его в самую кипень
фантасмагорического и жестокого ада.
- Мы пройдем на ближайший форт. Я хочу лично поздравить ваших молодцов.
Они дерутся славно. Как прекрасно, что они перестали быть капитанами и
стали настоящими драчунами.
Генерал фон Брендель растерянно переглянулся с чинами штаба.
- Это невозможно, ваше превосходительство! Я не смею принять на себя
такую невероятную ответственность. Республика вверила мне охрану вашей
жизни здесь на полях чести, и я не вправе подвергать ее опасности.
- Опасности? Вы, вероятно, думаете, что война должна быть так же
безобидна, как футбол? Вам нужно привыкать к опасностям! Идемте!
Сэр Чарльз решительно двинулся с холма к ходу сообщения. Генерал фон
Брендель торопился за ним взволнованной припрыжкой.
- Сэр, я умоляю вас! Здесь совершенно открытое место! Артиллерия
противника пристрелялась, как на полигоне... Нас заметят!
- Так и должно быть! - отозвался спокойно и неумолимо сэр Чарльз.
Фон Брендель беспомощно всплеснул руками и, отстав на два шага,
отчаянно зашептал начальнику дивизии:
- Нельзя... ни в коем случае нельзя допустить его до фортов. Вы
понимаете, что будет? Что же делать? Он сумасшедший!.. А!.. - генерал
оживился, - телефонируйте немедленно командиру дежурной батареи, пусть он
даст завесу на пути! Живо! Не медлите ни секунды!
Начальник дивизии бросился обратно на холм и вырвал у телефониста
трубку. Фон Брендель догнал лорда Орпингтона и шагал рядом с ним в мрачном
и ожесточенном молчании по узкому ходу сообщения.
Но на повороте к форту, громада которого стала заметно близиться, ход
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг