сделали их пустыней, населенной зверями. Вообще надо сказать, что каждый
народ в меру своих сил уподобляет мир своему представлению о стране
обетованной; и ассирийцы, видимо, тоже слыхали о стране женщин -
виноградных лоз и стремились устроить эту страну под боком: отрубали головы
и привязывали к лозам, и цари любили отдыхать в таких садах. Люди, вероятно,
это были слабые, ибо никак не могли приспособиться к хозяйствованию и
добывали средства завоеваниями.
Следующие владыки города, мидийцы, хозяйствовали наподобие ассирийцев и
тоже пропали бесследно, причем даже надписей не оставили.
Большая часть города была построена во время кратковременной его
свободы Навохудоносором и его преемниками. Царь этот до того любил
строительство, что сам носил на голове корзины с камнями, а в надписях своих
не стеснялся говорить, что воевал, защищая ливанские кедры,, необходимые
постройкам. Он обвел город тремя стенами, подобными плотинам, и устроил
плотины так, чтобы в случае нападения превратить Вавилон в остров посреди
моря. Так, на воду и камень, а не на мужей надеялся город-женщина.
Кир, захватив город, обошелся с ним, по обыкновению, милостиво, и
поэтому вавилоняне считали, что персы не пропадут без следа подобно прошлым
завоевателям. Он сделал Вавилон одной из своих столиц и поклонился Мардуку.
При Камбизе дела пошли хуже: это был человек невоспитанный и как-то
явился в дом новогоднего праздника, куда царь вступает в льняном плаще и
льняном тюрбане, с копьем, с мечом и в эламской одежде; при Дарии - лучше;
а при Ксерксе совсем плохо, потому что вавилоняне взбунтовались, и Ксеркс
наказал город страшно: умертвил жреца Мардука, увез золотую статую Мардука в
двенадцать локтей высотой и лишил город значения царской столицы. Каналов и
жителей, по персидскому обычаю, не трогал.
Вскоре по прибытии Клеарх бродил по городу в простом платье и увидел
девушку в одежде, похожей на башенку. "Красавица, где ты живешь?" - спросил
он. "Проводи меня до дому - узнаешь".
Они пошли и дошли до стены, по бокам которой было две башни, похожие на
одежду девушки. Девушка вошла в дверь и велела ждать, пока она не даст знак.
Клеарх ждал и ждал, пока, наконец, не явились стражники с бранью и не
спросили, чего ему надо.
- Чей это дом? - спросил Клеарх.
А стражники рассмеялись и говорят:
- Тебя, чужестранец, обманули! Это не дом, а целый квартал, и из него
множество других ворот...
А пока Клеарх ждал у ворот девушку в одежде, похожей на башенку,
Митрадат пировал у Бел-Аддина, возглавлявшего в это время торговый дом
Эгиби, тот самый, который взял на откуп налоги Вавилонии.
Бел-Аддин, ростовщик и звездочет, в ошибки писцов не верил и полагал,
что все в природе что-то означает. И то, что сюда прислали Митрадата,
означало, что при дворе победила партия Парисатиды, а то, что сюда прислали
грека, означало, что в партии Парисатиды победили те, кто хочет упорядочить
государство.
Бел-Аддин, желая испытать характер Митрадата, прибег к старому способу:
показал ему золотую чашу, усыпанную камнями, подобными звездам, и меч с
золотой рукоятью и спросил, какая из вещей, на его взгляд, лучше.
- Право же, - сказал Митрадат, - обе так хороши, что я затрудняюсь
выбрать.
И, делать нечего, Бел-Аддину пришлось послать цареву оку и золотой меч,
и золотую вазу, а вазу он наполнил до краев розовыми индийскими жемчужинами,
так как, по вавилонским поверьям, этот камень сильно способствует
справедливости суждений.
А еще через два дня Клеарх поднялся поутру в сад и увидел там девушку в
одежде, подобной башенке, которая его обманула и которую власти не могли
сыскать.
- Кто ты? - спросил Клеарх.
- Я рабыня Бел-Аддина.
- Давно ли?
- Отец продал меня вчера.
- Почему?
- Видишь ли, - сказала девушка, - в Вавилонии урожай происходит не
столько от земли, сколько от воды в каналах. А вода в каналах не походит на
морскую пучину и небесные хляби и зависит не от прихоти богов, а от
разумности правителя, который строит плотины и распределяет воду поровну. А
нынче плотин давно не строили, и отец мой орошал поле только слезами, а
этого недостаточно, и он продал меня, чтоб избавиться от нужды.
Клеарх подивился рассудительным речам девушки и отправился благодарить
Бел-Аддина за подарок. Бел-Аддин провел его и Митрадата наверх, где был
устроен сад. Тогда в Элладе дома были одноэтажные, а в доме Бел-Аддина было
четыре этажа. Так что сад Бел-Аддина подобно замку Феридана был на полпути
между небом и землей, с тем чтоб в него не проникали испарения вавилонских
болот, точнее, клоак, потому что в Вавилоне нет ни естественных садов, ни
естественных болот.
И вот, когда окончилось угощение, Бел-Аддин спросил друзей, что увидели
царские очи в Вавилоне.
Клеарх сказал:
- Я думаю, что среди всех искусств, на которых зиждется процветание
государства, первое - земледелие. Ведь только земледелец производит
необходимое, все же остальные служат не удовлетворению потребностей, а лишь
их праздному увеличению и притом извращают сущность денег, ведь деньги
созданы для того, чтобы обменивать их на товары, и безумие копить деньги
ради денег же.
Несомненно также, что лишь средний земледелец охраняет устойчивость
государства, ибо, чтоб не посягать на чужое, необходимо иметь свое. Ваши же
сборщики бесчинствуют, чтобы, разорив хозяев, скупить их землю и их детей.
Земля уходит от хозяина, а налоги на нем остаются, и так обогащение части
приносит ущерб целому.
М и т р а д а т. Сам царь обязан возделывать свой сад, ибо изо всех
занятий земледелие наиболее благоприятствует благим мыслям, словам и делам.
Ахура-Мазда, создав мир, установил единый нравственный закон и для бедных, и
для богатых; и воистину земледелец ведет борьбу с мировым злом не насилием,
но повседневным и мирным трудом. И вот по пути я слышал много разговоров о
том, что единый нравственный порядок нарушен и что теперь в мире все
наоборот и, стало быть, творящий добро должен не возделывать землю, а
убивать. Воистину: даже мышь, доведенная до отчаяния, бросится на кошку.
Бел-Аддин сказал, что обдумает их слова, и наутро прислал богатые
подарки, а вечером явился сам.
Бел-Аддин взошел наверх дома для царских гостей в семь этажей, по числу
небес; Митрадат сидел наверху, в саду на седьмом этаже,, соответствующем
седьмому небу, в льняной одежде и льняном тюрбане и перебирал розовые
индийские жемчужины, способствующие справедливости суждений; Эгиби, человек
суеверный, счел это хорошим предзнаменованием.
- Великое благо - доверие, - сказал ростовщик. - Люди в Вавилоне
привыкли доверять друг другу и документам. Ибо, поистине, если в документе
написано "восемьсот", а с меня потребуют "тысячу", это как звезда Бэла,
скатившаяся с небес.
М и т р а д а т. Есть и другое великое благо - Справедливость. И
условия справедливой сделки полагают, что, если одна из сторон заключала ее
в надежде на мошенническую выгоду, сделка недействительна. Люди,
подкупленные вами, доложили царю, что налоги с Вавилонии в этом году не
превысят семисот талантов. И вы взяли откуп на эту сумму, а собрали много
более тысячи. Я думаю, что это подходит под несправедливую сделку, и вам
надо доплатить еще триста талантов.
Тут Бел-Аддин заплакал.
- Я не хотел брать у царя откуп, - сказал он, - но меня вынудили
происки Парисатиды, и царь потребовал семьсот талантов за земли, с которых
не соберешь и половины этой суммы, потому что каналы пришли в негодность, и
казна не обновляет их, и земли засолены и заболочены. Царь наполняет моим
золотом свою казну и заставляет меня исполнять обязанности своих чиновников,
и еще натравливает на меня народ! Вы пугаете меня смертью, что мне смерть,
через два года я и так буду нищим! Откуда же царь возьмет деньги тогда?
А надо сказать, что ростовщик, опасаясь чужой жадности, не держал в
отличие от знатных людей в подвалах золото и серебро, а держал лишь глиняные
таблички.
А потомок Эгиби продолжал:
- Разве так поступал Кир? Не оттого его называли освободителем, что он
освободил нас от наших царей, а оттого, что даровал свободу от поборов,
шедших на строительство дворцов и стен!
М и т р а д а т. Да, Кир завоевал вас, а вы завоевали победителей. Вы
- анарьи! Вы навязали арийскому языку халдейское письмо, и звезду всадника
Тиштрьи вы научили называть звездой Бэла! И в саму персидскую речь проникло
грязное слово "дибиру" - писец и аккадские меры счета и веса!
Ты думаешь, ты можешь купить меня своими деньгами? Полюбуйся!
С этими словами Митрадат шваркнул вазу об пол. Головы золотых грифонов
смялись, а розовые индийские жемчужины, способствующие справедливым
суждениям, запрыгали, как градины, по каменным плитам и полетели из висячего
сада вниз, на улицы, похожие на коридоры; Митрадат оттолкнул столик и
выскочил из сада.
А Бел-Аддин и Клеарх остались в саду, слушая, как скачет конь по
улицам-коридорам и кто-то визжит у него на пути. Лицо у Бел-Аддина было
ошеломленное, словно у дэва Мардука, когда царь Ксеркс велел увезти его из
Вавилона и разбить. Клеарх стал утешать его и говорить, что Митрадат слишком
близко принимает к сердцу честь всадника.
К л е а р х. Что до меня, то я не перс, а эллин.
Бел-Аддин ответил равнодушно:
- Вы, однако, оба арийцы, и в вашем языке нет перевода слову "дибиру",
и меры счета вы тоже взяли от нас. Вы всегда будете сражаться за нашу страну
и рано или поздно превратите ее в пустыню, не оставите на ней ни садов, ни
каналов, ни виноградников. Но и тогда вы будете за нее драться - вам ведь
все равно, за что, лишь бы драться...
К л е а р х. За что же мы будем драться, если в этой стране не
останется ни садов, ни виноградников? Что у вас еще есть?
Б е л - А д д и н. Ничего. Только песок, вода и нефть. Когда вы
превратите эту страну в пустыню, вы, наверное, придумаете предлог воевать за
пустыню и нефть.
Бел-Аддин помолчал, а потом продолжал:
- Вы, эллины и персы, очень молоды и вы называете рабами всех, кто
старше вас. А между тем здесь, на этой земле, родились земледелие и законы,
и тысячи лет назад здесь были такие же полисы, как нынче в Элладе. И сейчас
ваш мир - как молодая Вавилония, а пройдет две тысячи лет - и он станет
как нынешняя Вавилония.
К л е а р х. Отчего же?
Б е л - А д д и н. От перенаселения. Вы молоды, и вас мало. Мы стары, и
нас много. И нам пришлось переделать мир, в городе поставить этаж на этаж, а
пустыню превратить в поле с каналами, чтоб использовать каждый клочок земли.
И еще мы создали две всемогущие вещи - деньги и власть, которые необходимы,
чтобы строить дома и каналы.
К л е а р х. Вы, однако, создали два очень разных всемогущества. И одно
- это всемогущество государства, которое всех превращает в своих чиновников
и сгоняет людей строить каналы и дворцы, так что бедняки становятся рабами,
а богачи разоряются; а другое - это всемогущество денег. И если мир через
две тысячи лет будет подобен Вавилону, то какому же именно: Великому Меняле
или Великой Неизменности?
Туг вместо ответа Бел-Аддин поставил ларец, принесенный с собой,
распахнул его и вынул удивительную ткань, не шерсть и не виссон, и пояс из
яшмовых пластинок, белых, как бараний жир, и украшенных головастиковыми
изображениями.
Бел-Аддин помолчал и сказал:
- Я мог бы дать еще триста талантов царю, но какой в этом прок? Ибо
все, что вы хотите - и ты, и Митрадат, и Писсуфн, и сама Парисатида, - это
растоптать меня в глазах царя. И знаешь ли, что я сделаю? Я возьму эти
триста талантов и пошлю их Парисатиде и скажу: "Я отказываюсь от налогов в
Вавилонии, пусть их собирают Клеарх и Митрадат. А взамен, - скажу я, - яя
прошу права на торговлю со странами за Индией. Потому что твой, царица,
сторонник, кшатрапаван Арахосии Тиридат, лжет, что торговать с индусами
очень трудно, и в подтверждение рассказывает сказки об одноногих карликах; а
на самом деле он установил свои собственные цены, и люди за Индом не хотят
торговать с ним и не могут помимо него. И это не все - он лжет из жадности,
что обитаемые земли кончаются за Индией и начинается пустыня. Пустыня,
точно, есть, а за ней начинается четвертая часть света, после Европы, Азии и
Ливии. Она называется страна Чин, и я знаю путь туда. А вот и
доказательства, что я его знаю.
Клеарх глядел как завороженный на яшмовый пояс, а ростовщик продолжал:
- И я приобрету благоволение царицы и выставлю Тиридата негодяем в ее
глазах. А тем временем ни ты, ни Митрадат не соберете в Вавилонии ни
таланта, и я скажу царице: "Эти люди присвоили себе собранное, и если взять
их и пытать, то выйдет не меньше трехсот талантов". И я думаю, что царь
предвидел такую возможность, если послал сюда чужестранца и человека,
отказавшегося выполнить его приказ... Это будет стоить мне очень дорого, -
продолжал Бел-Аддин, - но я стану всем в глазах Парисатиды, а вы ничем. И
вот я предлагаю вам обоим: возьмите сто талантов и половину разделите меж
собой, а половину отвезите царю, а иначе я поступлю так, как я сказал.
Клеарх и Митрадат обдумали его слова и согласились, и через две недели
уехали из Вавилона.
x x x
Царь по возвращении друзей подарил Клеарху коня с золотой уздой,
золотую гривну, золотой браслет, акинак и одежду. Эти подарки значат, что
человек внесен в список царских благодетелей. Царем, однако, в это время
овладела необычайная тоска, и он запретил всем окружающим под страхом смерти
говорить с ним о государственных делах до праздника Митры.
Клеарх и Митрадат смеялись с царем на пирах, а царице предоставили
полный отчет о делах в Вавилоне; затем Клеарх написал по всем правилам
риторики речь; там много говорилось о вавилонских каналах, о том, что
строительство их, накладное для казны, могли бы взять на откуп сами
горожане, а еще о том, что хорошо бы соединить государственное устройство
греков и персов и учредитьторода по образцу полисов, то есть дать земли
вокруг города городу, а не знати: пусть ими управляют городские магистраты,
не требуя титулов и не своевольничая, а, напротив, собственным имуществом
ручаясь за поступление налогов.
Еще они много говорили с царицей о том, что неплохо соединить веру
эллинов и магов. Потому что в вере магов хорошо то, что правитель может по
своему усмотрению разрушать храмы и объявлять богов дэвами, а в вере эллинов
хорошо то, что правитель может сам себя провозгласить богом. Но тут царица
не согласилась:
- Персы этого не потерпят; да и царь, ты сам видел, больше привык
перед богом каяться.
А царского зятя Оронта меж тем одолела бессонница.
И вот за два дня до праздника Митры он ворочался ночью с боку на бок, а
потом позвал к себе своего дибиру, арамея Масхея и сказал:
- Что бы я ни делал для их падения, все способствует их возвышению! И
теперь Митрадат шепчет царю в правое ухо, а Клеарх в левое, и я не сплю
ночами и ворочаюсь. Нельзя ли помочь моей бессоннице?
- Ах, господин, - плача, сказал арамей Масхей - не поймешь, человек
или репа, - что бессонница! Ведь теперь дом Эгиби на стороне царицы, и
наместник Вавилонии - тоже, и его свояк, наместник Гедросии; и царь не даст
денег афинянам, и все из-за описки писца!
Оронт был несколько туговат на ухо и сказал:
- Увы, ты прав! Поистине Ахура-Мазда сотворил землю наилучшую, Нисайю,
а Ариман в отместку состряпал бессонницу.
Тогда арамей Масхей бросился ему в ноги и сказал:
- О господин! Нынче нет причины щадить Эгиби, допусти меня к царю - и
я скажу слова, которые вознесут тебя выше звезд, а эти двое станут падалью.
И изложил свой план.
На следующий день Оронт, пользуясь привилегией, явился в покои царя и
сказал:
- Великий царь! Ты послал этих двоих в Вавилон, и они уподобились
жадной обезьяне, которая, сунув руку в кувшин с орехами, не разожмет кулак,
пока ее не схватят охотники. Вот увидишь: они станут говорить о заиленных
каналах и засоленных полях и выставлять причиной нищеты не хищничество
аккадских ростовщиков, а недомыслие персидских властей да еще посоветуют все
ростовщикам и отдать!
Царь удивился и спросил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг