языке.
"Нет, страшно".
- Волков бояться - в лес не ходить, как говорили овцы, когда на
Земле мирно сосуществовали те и другие.. "А вам не удавалось
рассмотреть, что это там, в тумане, за насыпью?"
"Это корабли, на которых прилетели все, живущие здесь. Там и твой
корабль. И наш..."
Сердце в груди бухнуло оглушительно - ну прямо на весь берег.
Корабли. Так вот почему силуэты показались Сергею знакомыми, он только
не позволил себе узнать их... И громада транспортно-разведывательного
медлительного тяжеловоза из серии, подаренной землянами "обиженному"
народу Ван-Джуды, и его собственный стройный почтарь-малыш по
сравнению с этим грузовиком.
А ведь на свой корабль пинфины смогут погрузить всех.
Он старательно оделся, и от влажного комбинезона озноб прошел по
всему телу. Совсем не отдохнул, поспать бы тут, на бережку... Так ведь
некогда.
"Вы не очень проголодались? - пинфины смущенно моргнули. - Тогда
подождите меня еще несколько минут!"
Он долго и старательно рвал траву, жгуче сожалея, что не захватил
из пещеры перчаток. Пинфины подкатились на коротеньких своих ножках,
ни слова не спрашивая, помогли. Когда набрался порядочный стожок,
Тарумов подтащил его к подножию насыпи, по привычке бормоча:
- Знать бы, где упасть - соломки бы постлать, как говаривали у
нас на Земле, когда солома была предметом сельского ширпотреба...
Пинфины по-прежнему молчали, погладывая на него сочувственно и
боязливо.
- Ну, я пошел.
Он тщательно ощупал крутой бок насыпи, нашарил выбоинку и ободрал
с нее мох. Поставил ногу, поднялся на полметра. Сновав нащупал
выбоинку, принялся драть скрипучую зелень. Мертвые глаза тупо и
холодно глядели ему в затылок.
Он поднялся на эту насыпь, выпрямился во весь рост и успел
прикинуть на глазок, что до смутно чернеющей громады сбившихся в кучу
космических кораблей отсюда по прямой метров триста, не более, как
затылок резанула знакомая обжигающая боль и лапа исчерна-зеленого
тумана, мгновенно собравшегося в один ком швырнула его назад, на столь
заботливо подстеленную им самим травку.
Пинфины отливали его долго. Сергей очнулся, полежал с полчаса,
набираясь сил, чтобы пошевелить руками, и без лишних слов погнал их
обратно в пещеры - за обедом и рукавицами. В течение тех нескольких
часов, пока они ходили туда и обратно, плел из уже нарванной травы
маскировочную циновку.
Пинфины вернулись усталые, грустные пуще прежнего - пропал один
из тех, что не видят. Тарумов не успел как следует познакомиться с
этими медлительными, тяжелорукими существами, которые не оправдывали
скоропалительного определения, данного пинфинами, - глаз у них и
правда не было, зато всей поверхностью лица они воспринимали
инфракрасное излучение. Он чувствовал, что с этими ребятами
договориться будет нетрудно, но вот времени договариваться не было.
- Сергей только засопел, выслушав это известие. Наспех сжевал
лиловую мякоть, накинул на себя циновку, полез. На верхнем скате
насыпи больше героически выпрямляться не стал - вжался в траву, даже
зажмурился.
Его сшибли точно так же - безошибочный и беззлобный удар.
Отливали, отмывали. Громадные глаза пинфинов были полны слез. Сергей
стиснул зубы, объяснять было нечего - все видели сами. Как только смог
двигаться - пополз к решетке. Циновочкой - то прикрылся на всякий
случай, так и ковырялся, согнувшись в три погибели, - выскребал один
за другим тяжеленные камни из-под решетки, готовя лаз.
Ему не мешали.
Он углубил лаз настолько, чтобы в него мог протиснуться самый
объемистый обитатель их замшелой долины. Обернулся к пинфинам, помахал
им рукой и скользнул во влажную канавку.
Пять или шесть метров он полз, не веря себе - пропустили! Сердце
болталось по всей груди, звеня, захлебываясь восторгом, забрасывая
глаза красными ослепительными пятнами...
Не пропустили.
Шарахнули липким зеленым комом так, что тело вмазалось в решетку
и осело бесчувственной массой.
Пинфнны вытащили его, похлопотали - безрезультатно. Наверное, он
провалялся без сознания около земных суток. Очнулся, захлебываясь
неуемной дрожью - от холода и слабости. Переполз на циновку. Кто-то, -
кажется, полюгалы - тащил его вверх по склону, повизгивал - не то
бранился не то между делом шалил.
В пещере он отоспался, потом взялся за дело - острием фломастера,
а кое-где и замочком от "молнии" выцарапал на гладкой стене краткий
отчет о своей разведке - на всякий случай, если уж не придется
очнуться. Один вопрос не давал ему покоя: зачем в этой колонии
человек? А он здесь был всегда, если верить рассказам, которые
передавались из уст в уста. Инопланетянам люди казались на одно лицо,
и в горестях вынужденного заключения они не отдавали себе отчета в
том, что этих самых людей могло быть не двое, а трое, четверо...
Исчезал, умирал один - сюда доставляли другого Но поодиночке.
Пинфинов, крокодильчиков, инфраков было по нескольку особей, человек -
один. Но постоянно.
Какую же роль он здесь играл - няньки? Похоже, потому что двери
башни с регуляторами прямо-таки дразнили его своей доступностью. Но
если кто-то мог построить эту башню, мог доставить сюда инопланетян со
всех концов Вселенной, - на черта ему, такому всемогущему, земной
космолетчик на должность необученного посредника-гувернера? На роль
вселенских переводчиков лучше подходят пинфины - они тут живо со всеми
перезнакомились и отлично договариваются.
Так зачем же он здесь - крутить колесико, делать водичку в озере
то потеплее, то постуденее? Нелогично. Уж если они тут так
настропалились бить по затылку тепловым лучом, то проблема
дистанционного управления у них решена.
Так зачем, зачем этим невидимым гадам человек, который к тому же
будет постоянно пытаться отсюда удрать?
Он кусал себе руки, сжатые в кулаки, в бессильной попытке хоть
как-то осмыслить происходящее. Для чего здесь вообще все - этот вопрос
он себе запретил решать. Даже если и не свихнешься, все равно даром
потеряешь время. Нужно четко сформулировать главную проблему и долбить
только ее.
Когда-то, много лет тому назад, когда он получил под свое
командование первый корабль, он чуть не погубил всех людей как раз
потому, что заметался в определении главного, а потом еще и не мог
решиться на отчаянный шаг - сесть на незнакомую планету,
оккупированную лемоидами. Тогда положение спас этот славный старик
Феврие. Он сказал: я беру командование кораблем на себя. И тогда
Сергей успокоился, смог с ясной головой делать свое дело. Вечный
дублер, как, оказывается, его уже давно прозвали в Центре управления.
Первый и последний раз, когда он был командиром, Феврие ничего не
сказал ему, но Сергей чувствовал: старик ждет от него, чтобы он сам
ушел из космофлота.
Сергей не ушел. Но не стал и "вечным дублером", постоянным вторым
номером. Выход нашелся в виде редкой должности почтальона-инспектора.
Маленький кораблик, развозящий срочные грузы по дальним планетам, -
занятие нехлопотное. Экспедиции снаряжались обстоятельно, и редко
случалось так, что на базе забывали погрузить что-то жизненно важное.
Но бывало. Тогда и отправлялся почтальон - на маленьком кораблике, в
одиночку. Ему не приходилось быть вторым номером - он был единственным
членом экипажа. Это и давало ему моральное право на то, чтобы летать,
потому что после того злополучного рейса "Щелкунчика" он никогда бы не
взял на себя ответственность за других людей.
А здесь вот он ничего на себя и не брал - само получилось. Сидят
тут эти гуманоиды сиднем, колоды лежачие, стоит заговорить о бегстве -
и сразу, как страусы, головы в песок - Страшно! Им, видите ли,
страшно, а ему, уже четырежды битому, не страшно.
Окрепнув, он пошел вдоль насыпи влево, сделал еще несколько
попыток перелезть через нее - результат был однозначным. Били.
Вернулся к варианту башни, опробовал все рычаги, штурвалы и
реостаты. Добился замерзания озера, разрежения воздуха вдвое, по его
прихоти можно было бы учинить в долине бурю, потоп, устроить форменную
Сахару или напустить аммиачных паров. Разумеется, все эти опыты он
проводил с величайшей осторожностью, хорошо помня, как он однажды чуть
не поморозил полюгалов, плескавшихся у подножия гадючьей колонны.
Опыты ему сходили с рук. Но и за массивными стенами, сложенными
из настоящих валунов, он чувствовал пристальный немигающий взгляд.
Когда дошел до регулятора освещенности, попытался под покровом
колодезно-зеленой темноты снова проскользнуть под решеткой - нет, не
дали. Только пинфинов перепугал - они рассказывали, что с наступлением
темноты над вершинами гор, образующих их долину (Тарумов уже
подумывал, не кратер ли), зажглись три полные луны, повергнувшие
обитателей пещер в совершенно необъяснимый ужас. Сергей понял, что и с
башней он зашел в тупик - да, он мог бы перевернуть, испепелить,
затопить зловонным туманом всю их проклятую лохань, но это не решало
задачи...
Иногда ему уже казалось, что и его предшественник, вот так же не
найдя способа бежать самому и увести за собой всех, просто не выдержал
и...
Нет. Он вспоминал тоненькие пальчики пинфинов, их испуганные
пепельные глаза и понимал - нет. Человек не мог бросить их и уйти.
Даже в небытие.
Потом он предпринял попытку обойти озеро справа и таким образом
подобраться к кораблям - ничего не вышло. Километров через шесть берег
подымался, сперва исподволь, а потом все круче и круче. Тарумов уже
начал прикидывать - а пройдут ли по такому пути одышливые инфраки, как
вдруг скала под ногами оборвалась отвесным срезом - дальше пути не
было. Стылое озеро неподвижно замерло в щемящей глубине, и только
где-то далеко, в дымке нездешнего, легкого теплого тумана угадывался
другой берег, шумящий позабытыми здесь деревьями...
Традиция была соблюдена и на этот раз - зеленый протуберанец,
выметнувшийся снизу, отшвырнул его далеко от обрыва.
Возвращаться пришлось ползком Он скользил по шелковистой,
поскрипывающей "тине", и в голова так и лезло видение сказочного гада,
властно и стремительно мчащегося над каменным виадуком. Царственный
уж, атавистический символ мудрости, доброты и семейного благополучия.
Но как связать этот образ с насильственным заточением нескольких
десятков гуманоидов в траурно-мрачной чаше исполинского кратера?
А может быть, виной всему непонимание? Может, их всех просто
пригласили в гости и нужно только найти общий язык с хозяевами - хотя
бы в лице этого пестроклетчатого обелиска, несомненно, стилизованного
изображения змея. Но как обмениваются информацией обитатели здешнего
мира - может быть, на гравитационных волнах? Ну а если у них в ходу
гамма-кванты или нейтринные пучки? Что тогда? Гостеприимно, ничего не
скажешь От таких хозяев надо дуть без оглядки и налаживать дружеские
контакты с расстояния в два три парсека.
Можно, конечно, предположить и совершенно фантастический,
архигуманный вариант Допустим, что все обитатели этой долины -
экс-мертвецы Космическая авария, лобовое столкновение с метеоритом при
одновременном выходе из строя локаторов И вот - чудеса инопланетной
реанимации, воссоздание организма из единственной заледеневшей клетки
Ну, как они воссоздавали скафандр - это уже детали. Главное - сама
идея: всегалактическая служба спасения, а эта изумрудная обитель -
своеобразный санаторий строгого режима, откуда не удерешь до полного
восстановления сил... Но все-таки лучше, если мы будем восстанавливать
свои силы где-нибудь подальше отсюда. А если версия вселенского
гуманизма подтвердится - ну, что же, мы сумеем поблагодарить
спасителей... издалека. Но сейчас нужно думать совсем о другом.
Вот так, невольно залезая во всевозможные нравственные модели
этого мира и постоянно гоня от себя эти мысли, все мысли, кроме одной
- о способе бегства, Сергей дотащился до пещер.
Обезумевший от горя пинфин встретил его на пороге: пропала его
подруга. Пропала так, как и раньше пропадали здешние обитатели, - была
где-то рядом, за спиной, он обернулся - никого нет. Ни всплеска, ни
шороха.
"Может, ушла вниз, к озеру? Уснула по дороге? Небольшое тельце
пинфина, свернувшегося в черный плюшевый клубок легко затеряется на
холмистом склоне..." - "Нет. Вся небольшая колония пинфинов, полюгалы
и "рыбьи пузыри" (а это еще кто?) спустились до самого озера, но ее
нет ни на кубических уступах, ни в башне, ни за насыпью, ни в воде -
полюгалы ныряли".
Тарумов выпил залпом три полных грейпфрута - живая вода, бодрости
сразу прибавляется, как после рюмки старого коньяка, - встряхнулся и
бросился обшаривать окрестности пещер. Не может быть, чтобы никакого
следа... Не может быть.
Но ведь было уже. И сколько раз. Значит - может. Значит, они
все-таки во власти холоднокровных выползков, к которым гуманоидная
логика неприменима. Он искал, но знал уже, что это бессмысленно,
потому что маленького кроткого существа с печальными пепельными
глазами нет ни на склоне, ни в озере, ни за насыпью...
За насыпью?!
Он скатился вниз, к пещере.
"Ты был за насыпью?" - "Да, но там ничего нет. Там нет пещер. Там
нет камней. Искать негде. Там нет даже плодов в траве и полюгалы туда
больше не ходят" - "Но когда-то ходили?" - "Когда-то... да". - "Жди
меня!"
Он мчался вниз по склону, как не бегал здесь еще ни разу.
Травяные кочки упруго отталкивали его, словно легкие подкидные доски.
Проверить, проверить немедленно - неужели запретный барьер снят?
Неужели дорога к кораблям открыта?
Он еще на бегу усмотрел выбокнки расчищенные им в прошлый раз на
мохнатом боку насыпи, с разбегу взлетел наверх.
Как бы не так. Липкий зеленый кулак деловито сшиб его прямо в
пожелтелый стожок припасенный давно и так кстати.
Когда он пришел в себя, не хотелось ни отмываться, ни вообще
шевелиться. Кажется, эти царственные нетеплокровные добились своего -
выколотили из него всю волю всю способность к сопротивлению. У него не
было к ним предвзятой атавистической неприязни - отголоска тех
незапамятных времен, когда босоногий человек на лесной тропе шарахался
от ядовитой твари. В детстве он даже любил возиться с ужами, и они
нагуливали себе подкожный жирок на дармовых лягушатах в его
великолепном самодельном террариуме. А однажды отец даже взял его
(потихоньку от мамы, разумеется) в настоящий серпентарий. В загон их,
естественно, не пустили, но через толстые стекла, вмазанные в кладку
стен, он досыта насмотрелся на сытых и с виду почти таких же ручных,
как и его ужи, щитомордников. А потом ему дали погладить великолепного
золотоглазого полоза - кроткое и беспокойное создание, постоянно
мятущееся по загону в поисках лазейки. Уникальное свободолюбие этого
существа стало для него роковым: он попал в неволю именно благодаря
ему и обречен был служить своеобразным индикатором целостности и
непроницаемости вольера. Как только эта огромная, почти трехметровая
черная змея исчезала из поля зрения серпентологов, надо было
немедленно искать и заделывать лазейку. При любой, самой минимальной
возможности бежать этот полоз удирал первым. И попадался - следили
практически за ним одним, бедолагой...
За ним одним.
За ним.
Створки детского воспоминания медленно закрылись, чтобы дать
место горестному осознанию настоящего. Мир мудрых, прекрасных ужей...
Шелуха внешних, поверхностных ассоциаций.
Это он был ужом, золотоглазым змеем-полозом, бессильно бьющимся
головой о стены гигантского террариума.
Это за ним неусыпно следило мертвое око озерного стража - за ним,
человеком, самым свободолюбивым существом Вселенной, за уникальным
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг