регламентировалась когда-то диаметром дамского кринолина. В кронах лип
безнадежно путался туман, и тяжелые капли, рожденные им от прикосновения к
уже мертвым и уже похолодевшим листьям, шлепались перед нами на землю. Мы
подошли к коновязи, и Илья, отвязав моего мерина, придержал стремя. Буланый
повернул морду и как-то вопросительно посмотрел на Илью.
- Езжай, ваше превосходительство, господин начальник сектора. А я уж
как-нибудь в крестьянской избе заночую, хоть у Бехли.
Не нравился мне Басманов, и тон мне его не нравился. Не нравился не
только сегодня, но и все последнее время.
- Давай не темнить, Илья. Чем ты недоволен? Мой вопрос, казалось, услышан
не был. Буланый тронулся мерным шагом, и Басманов пошел рядом, положив руку
на седло. Впереди по дороге, спускающейся к Моленцу, самостоятельной
громадой двигался воз сена - крошечного "домового" на нем в темноте было уже
не различить.
- Сено везут, - с такими интонациями, словно это и был ответ на мой
вопрос, проговорил Басманов, когда воз поравнялся с нами и мы подались
влево, к подножию трехвековых сосен. - С вечера до утра - одно сено. И так
до скончания дней своих. А?
- Собираешься подаваться в другой Центр? - логически заключил я. - Уже
надоело на одном месте?
Мне снова не ответили. Кажется, мы обоюдно и упорно не понимали друг
друга. Между тем над туманом поднялась луна, и впереди, на пригорке возле
трех сосен, я увидел все ту же группу озябших экскурсантов. Я уже знал, что
у здешних экскурсоводов высшим шиком считается привести свою группу на это
место как можно позднее, потому что Александр Сергеевич здесь проезжал при
свете лунном.
До нас донесся звонкий девичий голос, читавший пушкинские строки с тем
безудержным восторгом, с каким обычно декламируют стихи на пионерских сборах
независимо от содержания и стихов, и сборов: "Здравствуй! племя! младое!
незнакомое!"
Мы прослушали декламацию до конца, потом группа порскнула вниз с холма, и
все окрест затихло.
- Около знакомых старых сосен поднялась, во время моего отсутствия,
молодая сосновая семья, на которую досадно мне смотреть, как иногда досадно
мне видеть молодых кавалергардов на балах, на которых уже не пляшут...
Если бы я не знал, что у стремени моего стоит Илья, я не узнал бы его
голоса. Я даже не сразу вспомнил, что читает он отрывок из пушкинского
письма. И еще я припомнил почему-то, что Дантес был кавалергардом.
- Между прочим, Кимыч, - вдруг снова без всякой связи с предыдущим
спросил Басманов, - тебе кто-нибудь говорил, почему я улетел с
Рисер-Ларсена?
Никто мне ничего не говорил, но расспрашивать было не в моих привычках, и
я решил подождать, пока Илья мне все сам объяснит. Но он опустил поводья и
исчез в темноте так уверенно, словно был знаком с этими местами не первый
год.
А на следующий день на испытаниях БЭСС он был тих и скромен, и отстукивал
на клавишах вопросы высокой экзаменационной комиссии, и выуживал из финишной
кассеты карточки с молниеносными ответами, с чисто служебным любопытством
пробегая их взглядом, но не более. Время от времени загонял в машину
какую-нибудь незначительную коррективу - БЭСС глотала и неизменно зажигала
табло:
"Благодарю за дополнительную информацию".
Высокая комиссия запрашивала даты, цитаты, копии пушкинских автографов,
выполненные на молекулярном уровне, разнообразный фактический материал,
как-то: все сведения о надежном и неаккуратном книгопродавце г. Фарикове,
или среднегодовую рождаемость в сельце Кистеневе, или формат и объем "Свода
законов"; наконец был затребован полный список всех памятников, скульптур,
портретов и. пр. и пр. великого поэта (разумеется, подлинников). БЭСС
малость перегрелась, за четыре минуты выписала себе около полутора сотен
заграничных командировок - половину месячного лимита, но список закончила с
тщанием и усердством превеликим.
Аттестат высокой комиссии был великолепен. Разумеется, емкость нашего
информатория несоизмеримо превышала семьдесят томов изящно изданной
"Пушкинской энциклопедии", да и удобство немалое: каждый сотрудник любой из
наших территорий в течение каких-то секунд мог получить самые
труднодоступные данные, не роясь ни в каких каталогах или архивах. Каналов
связи у машины было столько, чтобы удовлетворить практически любое
одновременное количество соединений с информаторием. Ну да все это вы можете
узнать, заглянув в паспорт и описание нашей БЭСС.
Мне, как начальнику сектора, естественно, было отнюдь не безразлично то,
что мое десятиэтажное детище не осрамилось ни на одном вопросе. Удручающим
фактором была только басмановская физиономия, выражение которой было
точь-в-точь как у Буратино, когда он позавтракал только одной луковкой.
- Сектор биологического обеспечения предлагает отметить день рождения
нашей малышки, - я честно пытался наладить контакт. - А кстати и крестины. И
правда, куда ни глянь - у всех Рыжая БЭСС. Без вариантов. Биотермисты
предлагают назвать новорожденную "Натали". Ты как?..
- Пошляки. Что "Рыжая", что "Натали" - один... - боюсь, что для
завершения фразы он собирался воспользоваться выражением, входившим в
пушкинский лексикон. - Сколько веков лапают имя прекрасной женщины, и все не
стыдно. И ты туда же. А машина наша, между прочим, сегодня все утро возила
сено. Воз за возом. Тупо, последовательно, результативно.
- Если бы я способен был взорваться, я бы обязательно взорвался. Но от
природы я был весьма флегматичен.
- Дорогой мой, - сказал я, - сам напросился, сам и хлебай. Никто не тянул
тебя в этот информаторий. Кстати, ты прекрасно знал, что его назначение -
обеспечивать всех нуждающихся точной, не обремененной досужими домыслами
информацией. Что БЭСС и делает. С блеском притом. Ты за этим пришел, ты это
и получил.
- Но ведь это мозг, Кимыч, живой мозг! Миллионы блоков, сотни миллионов
капилляров, на стенках которых десятки миллиардов активных клеток - этаких
упитанных, здоровеньких, образцово выращенных нашими биотермистами клеток...
- Образцово выращенными бывают только породистые щенки...
- ... Породистых клеток, вполне с тобой согласен, которые в своей
совокупности образуют систему, превосходящую мозг гения!
- Новорожденного гения.
- Ну, не совсем, старина. Он уже способен на примитивный анализ, на
кое-какие робкие обобщения. Остановка теперь только за тренировкой, вернее -
за тренерами, потому что гений, выросший на конюшне, будет всего-навсего
превосходным конюхом, но даже не ветеринаром.
- Не стоит прыгать выше головы, Илья. От БЭСС никто не требует большего,
чем выдача информации в заданном объеме. И это только тебе, корифею мыслящих
систем, кажется чем-то примитивным. Это колоссальная вспомогательная работа,
облегчающая труд десятков тысяч исследователей.
- Почитай эту лекцию пионерам в здешней средней школе. Может быть, они от
восхищения и не зададут тебе вопроса, с каких это пор "мыслящая система" и
"автомат по выдаче дат и цитат" - одно и то же.
- Тебя послушать, так БЭСС должна писать исследовательские работы и
монографии.
- Ну, на первых порах и этого достаточно.
- Нахал ты, Басманов. Не зря тебя с Рисер-Ларсена выперли. Он повернулся
ко мне и оглядел меня с таким высокомерием, с каким смотрел на Пьеро
Буратино, уже знавший, что за полотном с нарисованным очагом скрывается-таки
целый сказочный город.
- Каждый волен уйти оттуда, где он не получает по потребности, - заметил
Илья.
- Тебя и здесь гложут неудовлетворенные потребности?
- Да хотелось бы самую малость самостоятельности. Ты ведь займешься
обеспечением связи с внетерриториальными заказчиками?
Он всегда знал наперед, чем я собираюсь заняться.
- Придется, - сказал я. - Заявки уже из Кракова, Брно, Чикаго, не говоря
о том, что поднимется, когда в газетах появится репортаж о том, как мы тут
перерезали красную ленточку.
- М-да, работа, конечно, творческая. А я себе приглядел крошечный такой
самостоятельный участок: заявки, на которые БЭСС даст отказ.
Мне показалось, что он недостаточно хорошо представляет себе заурядность
выбранного вопроса.
- Послушай, Басманов, - мне очень хотелось поговорить наконец начистоту,
- вот ты выпрашиваешь крошечный самостоятельный участочек - эдакую синекуру,
как тебе самому кажется, а ведь через пять дней ты будешь в сумерках
слоняться по заповеднику и протяжно выть, что тебе всучили работу, которую
обычно поручают самой тупой практикантке, не способной на большее, чем
складывать в коробку из-под грузинского чая карточки, гадливо выплюнутые
машиной по случаю безграмотного составления или очевидной глупости вопроса.
И что мне тогда прикажешь делать, как тебя, сироту, утешать?
- Так ты даешь мне этот участок?
Он разговаривал со мной совсем как в первый раз, когда я сидел на
подоконнике у себя в Гатчине и еще никуда не собирался переходить.
- Не даю, а дарю. Можешь рассматривать его как свое хобби, то есть способ
порезвиться в нерабочее время. Уж я-то знаю, что на приемке из ста вопросов
отказа не было ни на один. Так что вот тебе мое последнее слово: с девяти до
шестнадцати ноль-ноль за тобой - внутритерриториальный канал связи, и с
шестнадцати до девяти ты сам назначаешь дежурных. А в нерабочее время можешь
коллекционировать отказы. У меня все люди на счету, мне самому завтра в Омск
лететь.
- Ты бы еще туда в кибитке съездил. Междугородный фон-то на что?
Нас с Басмановым послушать - ни за что не догадаешься, кто кому
начальник. Беда с этими однокурсниками.
- В комплексной психологической проблеме согласования и увязывания
имеется такой не учитываемый кибернетикой фактор, как коэффициент обаяния
личного контакта. Понял?
- Понял, - мрачно ответствовал Басманов. - Прекрасно понял, какой такой
физикой ты занимался в своей Гатчине. И просто счастлив, что в силу
мизерности своего мэнээсовского чина не вынужден сам заниматься подобным
дерьмом.
Он еще и так со мной разговаривал!
- Послушай, Басманов, - оборвал я его, - ты напрасно стараешься вывести
меня из терпения. Моя флегматичность тебе известна, следовательно, намерение
твое трудно выполнимо. Может быть, тобою движет спортивный интерес? Тогда
это свинство по отношению к нашей давнишней дружбе.
Я забыл, что Илья - ярко выраженный холерик, или, попросту говоря,
немножко паяц. Он двинулся ко мне с протянутой рукой и пылающим челом юного
Байрона (на которого он становился похож, когда поворачивался к собеседнику
в фас).
- Друг мой, - провозгласил он патетически, - прости меня за то, что я
усомнился в величии твоей души, и... одолжи мне твоего "домового".
- Зачем? - спросил я ошеломление.
- Затем, что я сделаю из него первостатейного киберадминистратора,
который вместо тебя будет шляться по всевозможным инстанциям, увязывать
сроки, выбивать штатные единицы, клянчить резервы энергомощностей,
отбрыкиваться от заграничных командировок...
- Стоп, Басманов. Техническое решение я уже предвижу:
ты увеличишь грузоподъемность моего "домового" до десяти членов любой
экспертной комиссии...
- ... И ничего подобного, мой непроницательный друг и начальник, я просто
научу его садиться на пороге кабинета и плакать голубыми слезами сорок
пятого калибра - во! - и приговаривать: "Я слабый, беззащитный робот..."
Все это было очень весело - вернее, это было бы весело, если бы мы с
Басмановым были еще на первом курсе.
По всей вероятности, мы подумали об этом одновременно.
- Ну ладно, - прервал я неловкое молчание, - свой участок работы ты
получил, безответные заявки тоже за тобой. Я вылетаю завтра в шесть, за меня
остаешься ты. Все.
- Не все. (О, господи!) Твое разрешение на использование резервных
блоков, на дополнительную энергию: комнатенку бы мне не худо - хотя бы ту,
где размещаются дублирующие пульты. Ведь на вашей БЭСС практиканты пастись
не собираются?
- Не собираются. Поэтому бери все, что тебе посчастливилось урвать, -
сегодня я добрый. Смотри только, не увлекись.
- Хм, Кимыч, а как это ты себе представляешь?
- Что - "это"?
- Ну... что я "увлекся", как ты изволил выразиться. А я и не представлял
себе, как можно действительно
увлечься глупыми вопросами, на которые противно отвечать
даже машине.
Я честно пожал плечами.
- Ну вот и хорошо, - резюмировал Басманов. - Мы пришли к обоюдному
пониманию.
Я посмотрел на него и подумал, что в следующую свою командировку оставлю
вместо себя не его, а кого-нибудь другого, благо у меня в секторе
четырнадцать человек, и если я ни о ком из них сейчас не распространяюсь, то
это только потому, что не хочу уводить рассказ в сторону. А у меня кое-кто и
поинтереснее Басманова имеется. В своем роде, конечно.
- Только я уж прошу тебя, Басманов, - сказал я, решив на прощание не
церемониться: в конце концов ведь и он мне каждый день препорядочно портил
крови своим брюзжанием. - Попрошу я тебя: не очень хами со здешними
филологами. То есть не очень явно их презирай, когда они начнут задавать те
самые вопросы, на которые БЭСС не сочтет возможным отвечать.
- Моя бы воля, - медленно проговорил Басманов, - я бы на пистолетный
выстрел не подпустил к информаторию никого, кто задает такие вопросы, на
которые БЭСС тут же и отвечает.
- Не понял, - сказал я. - Ничего не понял.
- Чего ж тут не понять? Я уже говорил, что мы заставляем нашу БЭСС возить
сено. А она должна по меньшей мере решать логические задачи.
- В Гатчине моя машина именно этим и занималась. Но то в Гатчине, сиречь
в теплом болоте, где круг вопросов ограничивался физикой инэлементарных
частиц. А чего ты хочешь здесь? Чтобы на вопрос о количестве крепостных душ
в сельце Кистеневе БЭСС выдавала не только копии закладных этих самых душ за
тридцать восемь тысяч ассигнациями, но еще и цитату о "рабстве диком без
чувства, без закона", а?
- Хм, а ты, однако, проштудировал биографию Александра Сергеевича...
Только вот машинную логику ты, прости меня, понимаешь как филолог. Ведь БЭСС
- аналоговая система, она может принять и твою, и мою, и вообще любую
наперед заданную логику, вплоть до логики Бенкендорфа. Ведь не надо же тебе
объяснять, на что способна БЭСС?
- Не надо мне этого объяснять. Сам знаешь, что этим практически никто не
пользуется, да и кому нужен, скажем, машинный вариант Ильи Басманова?
- Ну, старина, я тоже так думаю, что второй Басманов, да еще стоимостью в
несколько миллиардов, да еще жрущий ежечасно уймищу электроэнергии,
действительно никому не нужен. Так что мы опять пришли к обоюдному согласию.
Продолжать разговор в подобном тоне у меня не было ни малейшего желания.
Тем более, что я так и не смог понять - какая муха его укусила?
В Омске же, согласовав и увязав все вопросы по сибирским филиалам нашей
фирмы, я налетел вдруг на Аську Табаки.
- Хо! - сказала она зычным басом, слышным, наверное, на другой стороне
Иртыша. - А я тебя после выпуска видела? Нет? Оплешивел.
Она, как и в нашу студенческую бытность, ходила без шапки, обходилась без
церемоний и всегда безошибочно находила повод быть максимально бестактной.
- Ты где и с кем - жена не в счет?
Я сказал, что жены еще не предвидится, а работаю я в Пушкиногорском
информатории, и с нашего курса там один Басманов.
Аська вдруг заржала так, что буер, шедший по самой середине реки, вильнул
и остановился, - вероятно, неумелый гонщик от растерянности потерял ветер.
- Один только Басманов, - повторила, перестав смеяться, Аська. -
Всего-навсего Басманов. Да что же у вас делается в вашем несчастном
информатории, когда там окопался сам Басманов?
- Работаем. Помаленьку.
- Сплошной цирк, да? А Илья - художественный руководитель?
- Дался тебе этот Илья. Он уже вот как опротивел мне своей унылой
физиономией и вечным мелочным недовольством. Брюзжит, брюзжит...
- Врешь, - сказал Аська таким шепотом, от которого у меня заложило уши,
словно прямо над головой прошел реактивный лайнер на четырех звуковых
скоростях. - Что ты мне все врешь, Кимыч? Я же знаю Ильюху не только по
курсу, мы же с ним на Рисер-Ларсене были...
- Да? А подробности можно? Говорят, он там пришелся... э-э-э... несколько
не ко двору и его поперли?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг