неподходящие в данном случае слова, а тем временем экран погас, и
американцы по очереди стали говорить то хорошее, что всегда говорят
матерям про детей, а Ираида Васильевна все думала, что про отметки он так
и не успел рассказать, - не вовремя всегда вмешивается эта Симона.
Ираида Васильевна вернулась на свое место. Все молчали.
- А что, - Симона потянулась за леденцами, - завидно, да? Хочется еще в
футбол погонять и девчонок за косы?
- Подумаешь, - сказал Санти. - Вот прилечу и пойду играть в футбол. И
за косы кого-нибудь тоже можно.
- Черт побери, - Симона высунула кончик языка с леденцом, скосила глаза
и посмотрела на конфету - она была зеленая. - А вот я - уже старуха.
Дэниел медленно поднял на нее глаза. О чем она говорит? Почему он
перестал понимать, о чем она говорит?
- Ну да, - протянул Санти, - а меня так и подмывает спросить вас, в
котором вы классе.
- В пятом, - с готовностью отозвалась Симона. - Лучше всего - в пятом.
Все, естественно, выразили на своих лицах необходимое недоумение -
почему, мол, обязательно в пятом, классе.
- А меня в пятом три раза из школы выгоняли. Бесповоротно. И обратно
принимали. Скучал без меня директор. Одна библейская эпопея чего стоила.
Иногда во время разговора Симона делала небольшие паузы и подносила
пальцы левой руки к губам, Казалось, что она затягивается из невидимой
сигареты. Но это только казалось, - Симона вообще не курила, и привычка
появилась неизвестно откуда.
- Мы тогда только-только начали курс классической физики. Поначалу это
всегда впечатляет - первые настоящие приборы, опыты, лабораторные... Тихие
радости - погладить стрелочку от демонстрационного амперметра и сунуть
палец в соленоид. А в соседнем кабинете обосновались старшие. Физическое
общество "Единица на t". Это было как раз то время, когда интерес к
космосу резко пошел на убыль и все кинулись решать проблему машины
времени. Развлекались на этой почве и стар и млад, вплоть до трагедии в
Мамбгре, после которой подобные опыты были строжайше запрещены.
Старшие были настоящими вундеркиндами, имевшими на своем счету
портативный манипулятор, работавший на биотоковых командах, - краса
областных выставок детского творчества. Нам его не разрешали даже трогать.
Так что когда по школе разнесся слух, что старшим удалось создать
модель машины времени, мы вынуждены были махнуть рукой на дисциплину и
ночью, в одних трусах и майках, совершить беспримерный переход с балкона
на балкон (на высоте, кажется, одиннадцатого этажа) и таким образом
проникнуть в запретный кабинет.
Знаменитая машина напоминала огромную этажерку, и ребята, бывшие со
мной, - звали их Поль и Феликс, кажется, - у меня совсем никудышная память
на мужские имена, - так вот, Поль и Феликс бросились к этой этажерке и
залезли в ее плекситовые кабинки. И тут посыпались невероятнейшие проекты.
"Хочу быть на турнире, где Генрих Второй получил в глаз!" - кричал Поль.
"Пустите меня на каравеллу капитана Блада!" - вопил Феликс.
"Дураки, - сказала я, - сегодня на ужин опять была овсяная каша и
мармелад из морской капусты. Сытно и питательно! Так что если мы
действительно попали в машину времени, то пусть она доставит нас на самый
роскошный пир, который был на Земле с момента возникновения человечества".
Не знаю, кто и что сделал, что машина приняла мою команду, но в тот же
миг я почувствовала... сейчас-то я знаю, что это - попросту ощущение
невесомости; а затем все кругом - сама машина, мальчишки, стены, потолок -
стали прозрачными, неощутимыми, они надвинулись на меня, и я очутилась как
бы внутри всех их - одновременно.
Это было не тяжело, а просто так страшно, что я уже перестала что-либо
различать. Ну что вы хотите - конечно, перепугалась. А потом - правда, я
не знаю, как скоро наступило это "потом", - вдруг стало легко и уже совсем
темно. Я выползла из своей мышеловки. Пахло подземельем и еще чем-то
благовонным, маслянистым, священным...
Симона сделала паузу и быстро, пряча глаза под невероятными своими
ресницами, оглядела слушателей. Встретилась взглядом с Дэниелом,
усмехнулась одними уголками глаз.
"О чем это она? - снова подумал Дэниел. - "Пахло чем-то священным..."
Но Симона органически неспособна произносить подобные фразы. Она должна
была сказать: воняло машинным маслом с ванилью..."
- Темнота низко нависала надо мной, - продолжала Симона, - откуда-то
доносилось приглушенное бормотанье - всего три или четыре слова, которые
повторялись с небольшими паузами и сопровождались звоном чего-то тяжелого.
"Молится", - прошептал над моей головой Поль, и мальчишки, производя по
возможности меньше шума, плюхнулись на пол. "Нет, считает", - возразил
Феликс. Гадать было нечего, мы двинулись на голос. За поворотом узкого
прохода мерцал жиденький свет. По каменному полу ползали три человека,
закутанные в какие-то хламиды. И тут же, на полу, поблескивали груды
каких-то деталей. Приглядевшись, мы заметили, что один из этих закутанных
вытаскивает из колодца тугие мешочки, другой их взвешивает на палочке с
двумя чашечками - допотопный такой прибор для сравнительного определения
массы; третий же раскладывает содержимое мешочков на кучки, приговаривая
какие-то слова, наверное - "мне, тебе, ему". И тут я догадалась: "Ребята,
это же деньги!" Тот, что делил, вздрогнул и лег животом на свою кучу. Мы
затаили дыхание. Тот полежал-полежал и снова принялся за дележ.
"На пир не похоже", - прошептал Феликс. Мы, не сговариваясь, поползли в
противоположную сторону. На наше счастье в карманчике трусов у Поля
оказался люминесцентный мелок, и он, как мальчик-с-пальчик, оставлял на
стенах крошечные светящиеся точечки, которые позволили нам потом найти
дорогу назад. Несколько витых лестниц с осклизлыми ступенями - и мы
очутились в галерее, наполненной людьми. Все они были полуголыми и
какими-то маслянистыми. Словно их рыбьим жиром мазали. Они бегали взад и
вперед с факелами, горящими чадным багровым пламенем, и медными блюдами,
которые они несли над головой. Что там лежало, мы не могли видеть, но на
пол капал остро пахнувший бараний жир, и весь пол поблескивал
расплывшимися тошнотворными пятнами.
Никто не обращал на нас внимания. В дымной сумятице мятущихся огней
наши трусики и майки ни у кого не вызывали недоумения. Феликс,
предусмотрительно захвативший с собой знаменитый биоквантовый манипулятор,
шел впереди. На него налетел один из этих полуголых и, выбросив руку
вперед, прокричал что-то гортанным голосом. Там, куда он показывал,
виднелась покосившаяся дверь. Мы осторожно вошли в нее.
Неуклюжие колонны беспорядочно торчали по всему залу. А возле них прямо
на полу полулежали люди. Тупые горбоносые рожи истекали жиром;
иссиня-черные, завитые мелким бесом бороды двигались вверх-вниз с
монотонностью поршневых двигателей. И какое количество еды! И вся
несъедобная. Какие-то рваные куски мяса, лепешки с отпечатками чьей-то
пятерни... И этот жир. Бр-р-р...
Мы присели на корточки у стены. Шагах в двадцати от нас, на возвышении,
возлежал пожилой человек. У него было откормленное, в лиловых жилочках
лицо, и черные волосы, убранные мелкими белыми цветочками. Он то и дело
бросал еду и хватался за сердце, отчего на белой его одежде оставались
сальные пятна. "По роже видно, что предынфарктное состояние", - заключил
Феликс, и Поль прыснул. "Дураки, - сказала я, - его пожалеть надо. Ему бы
сейчас морковную котлетку и капустный салат. А он вон как обжирается".
Мальчишки посмотрели на предынфарктного царя и тоже пожалели его. Но
тут в зал ворвались полуголые девчонки лет так по десяти, и начали такое
вытворять...
"Пошли отсюда, - сказал Феликс. - Какой-нибудь великий царь, а вон чем
занимается. А самого внизу обкрадывают". - "Кто?" - удивился Поль. "А ты
что думаешь, те трое - что, в двенадцать камушков играют? Они крадут. И
делят".
"А ведь нехорошо, - сказала я. - Мы знаем - значит, вроде бы покрываем.
Надо сказать этому дураку, Или написать на стенке - манипулятор есть,
люминесцентный мелок - тоже".
Симона замолчала. Все слушали, как маленькие, - раскрыв рты.
- Ну, а остальное вы уже знаете, - закончила она. - Манипулятор был
белый, по форме напоминал человеческую руку, и, когда он стал писать
оранжевым мелком светящиеся слова: "Взвешено, сочтено, разделено", -
тут-то и был с великим царем инфаркт.
Санти наклонил светлую голову к самому столу, восторженно посмотрел на
Симону снизу.
- Мадам, - проникновенно проговорил он, - куда бы вы еще ни полетели -
возьмите меня с собой. Готов следовать за вами в качестве оруженосца,
раба, робота...
- Идет, - Симона тряхнула лохматой гривой, - а идет. Только это будет
пострашнее... Не боитесь?
- Нет, мадам.
- Молодец, мой мальчик. Но мы пойдем сквозь пояс чудовищной радиации...
И все-таки не боитесь?
- С вами, мадам?
- Правильно. Чего же бояться? Мы просто наденем антирадиационные
скафандры, возьмем дезактиватор и... накроем его раструбом бортовой
дозиметр. Здорово?
Лицо капитана, застывшее в снисходительно-насмешливой улыбке.
Круглеющие от страха глазки Мортусяна. Санти поднял пушистые девичьи
ресницы - хлоп, хлоп, - пленительно улыбнулся:
- А зачем?
- Это-то я и хочу узнать: зачем?
Казалось, Симона сейчас протянет свою огромную лапу, словно папиросную
бумагу прорвет синтериклон и накроет маленького Санти, и он трепыхнется
под ней - и затихнет, пойманный...
И тут вскочила Паола. Ничего не понимая, но инстинктивно предугадывая
надвигающуюся на Дэниела опасность, она бросилась вперед, словно
воробьишка, растопырив перышки:
- Ой, не отпускайте мистера Стрейнджера, капитан. Честное слово, это
плохо кончится. А если он вам не нужен, то лучше оставьте его здесь, на
станции...
Все дружно рассмеялись. Все, кроме Симоны. "Господи, да что же я делаю?
- неожиданно подумала она. - Что делаем мы с Адой? К чему вся эта мышиная
возня с предполагаемой контрабандой, которую мы, наверное, не найдем,
потому что ее попросту не существует. А потеряем мы Пашку. Потеряем нашу
Пашку. А нашу ли? Нам казалось, что достаточно прожить вместе несколько
лет, как она автоматически станет нашей. А вот вышло - она чужая, и мы для
нее - враги. Понимает, что мы что-то затеяли, и готова на все - именно на
все, на Драку, на предательство, - лишь бы защитить тех, своих. Так что же
вы смотрите, Ада, Ираида, куда вы смотрите? От нас же уходит человек..."
А Ираида Васильевна с Адой смотрели на Санти. От него действительно
трудно было глаза отвести.
- Очень-то нам нужны тут на станции такие - рыжие, - медленно
проговорила Симона.
Санти прищурил глаза, поднялся, потянулся - чуть заметно, и все-таки
вызывающе неприлично - и, глядя на Симону сверху вниз, ласково сказал:
- Будьте добры, мадам, разрешите мои сомнения: ведь вы во время вашего
путешествия думали по-французски или, в лучшем случае, по-русски. Так как
же оказалось, что надпись на стене была сделана на арамейском языке?
"Дурак, - подумала Симона, - самоуверенный красавчик. Всем вам наша
Пашка совсем не нужна. И все-таки она уходит к вам".
- О черт, - сказала она вслух и резко встала. - И надо же было вам все
испортить этим дурацким вопросом. Никуда я вас с собой не возьму.
День третий. НИЧЕГО
Ираида Васильевна быстро вошла в центральную:
- Симона, может быть, вы мне объясните?..
А что объяснять? И как это объяснить - что Пашка, теплый маленький
человечек, который умел так незаметно и преданно заботиться обо всех;
некрасивый, почти уродливый чертенок - неопытный еще чертенок,
застенчивый, - с каждым часом становится все более чужим, и еще немного -
и этот процесс отчуждения станет необратимым, потому что в каждом уходе
одного человека от другого - или от других - есть такой предел, после
которого возвращение уже невозможно.
- Ираида Васильевна, - устало сказала Симона, - мы имеем основания
полагать, что контрольная регистрирующая аппаратура не полностью и не
всегда точно записывала процессы, происходящие в кабине корабля.
- Ну, Симона, голубушка, чтобы так говорить, надо действительно иметь
веские доказательства.
Симона промолчала. Какие тут к черту веские доказательства - несколько
мизерных всплесков на диаграммах да интуитивная уверенность в том, что
"Бригантина" - посудина нечистая.
- Мы располагаем несколькими фактами, каждый из которых сам по себе
вполне допустим, но все вместе они наводят на некоторые подозрения, -
четко, как всегда, проговорила Ада. - Во-первых, тяжелые антирадиационные
скафандры. Как вам известно, эти неуклюжие сооружения на других кораблях
используются сравнительно редко - в случае непосредственной опасности. А
на "Бригантине", на этом благополучном корабле, скафандры надевают в
каждом рейсе. Хотя бы раз, - ведь пломба со скафандра снимается лишь
однажды, и мы не можем проследить, сколько раз он был в употреблении - два
или двадцать два.
- Но ведь каждый раз на это имеются причины? - строго проговорила
Ираида Васильевна. - Или в бортовом журнале...
- А, бортовой журнал, - махнула рукой Симона. - Там всегда какая-нибудь
липа. "Обнаружили в кабине, кусочек неизвестной породы". Приняли за
венерианскую, полезли в скафандры. Это было во втором рейсе, я,
естественно, попросила показать - обыкновенный кварц. Даже слишком чистый
для тех, что прямо на дороге валяются. Похоже, из коллекции сперли. Кварц
с Венеры. Смешно. Кварц в кабине корабля, который никогда в жизни не
опускался на поверхность какой-либо планеты. Тоже смешно.
- А сейчас что? - быстро спросила Ираида Васильевна.
- Якобы получили сигнал с "Линкольн Стар" о полосе радиации.
- Допустимо, - степенно проговорила Ираида Васильевна. - Блуждающее
облако. Вполне вероятно. А "Линкольн Стар" запросили?
- Они сигнал подтвердили. Но...
- Но?
- "Чихуа-Хуа" шел в том же секторе. А вот ему сигнала не дали.
- Ну, это их семейное дело. Там, может, защита сильнее.
- Ну да - это же кроха, космический репинчер. И не в этом суть.
Подозрительно то, что все эти происшествия случаются только в обратном
рейсе. И примерно двенадцать часов спустя после старта с "Венеры-дубль".
- Все четыре раза? Совпадение.
"Вот уперлась, - с яростью подумала Симона, - и как только ей
вдолбить..."
- Да поймите же! - Она стукнула кулаком по плексовой панели
просмотрового столика, так что он загудел. - Таких совпадений в природе не
бывает! Исключено.
Ираида Васильевна флегматично пожала плечами:
- Но я вижу - вот здесь, под плексом, который уцелел каким-то чудом -
ведь это лента с дозиметра? Всплеск радиации налицо. Так что не исключено,
милая Симона, с фактами надо мириться. Радиация, по всей вероятности,
внешняя.
- Нет, - сказала Симона. - По величине пика и по характеру затухания -
не внешняя. И уж если вы хотите исследовать эту диаграмму, то обратите
внимание на вот эти довольно периодические пички. Помехи? Нет. Законные
пички. Малюсенькие только. Откуда бы им взяться, таким стройненьким? При
внешнем потоке они были бы горбиком - вот такие размазанные. А они - как
иголочки. И двойные. Словно что-то делали. Делали два раза - туда и
обратно. Что?
- Ничего, - так же невозмутимо произнесла Ираида Васильевна. - Хотя,
конечно, вы имеете право на любые предположения. Но задерживать корабль,
обвинять команду в контрабанде из-за таких микроскопических штрихов на
ленте - это абсурд, мания преследования, извините меня. Единственное, что
мы вправе сделать - это составить докладную на имя Холяева, а после
разгрузки корабля запросить бригаду на дополнительную выверку приборов.
- Ираида Васильевна, - отчеканивая каждое слово, проговорила Симона, -
команда "Бригантины" систематически открывала люк грузовой камеры. Вернее,
люк в тамбурную между пассажирским и грузовым отсеками. Первый всплеск
радиации отмечен дозиметром во всей своей красе. Все последующие глушились
дезактиватором - им просто закрывали дозиметр.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг