Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
   - Ну это уж ты, пожалуй, слишком, - усомнился Пирожков.
   - Ничего не слишком!
   Упали первые капли дождя, и ребята начали расходиться. В этот момент  и
увидела Юлька, как Сыч вырезает что-то на прутике.
   - Что это ты режешь, Валька?
   - А это, Юля, моя летопись.
   - Летопись?!
   - Ну да. Календарь Трассы. Вот на этой палочке каждая зарубка - день на
Ое. На другой - мост  через  Чуранчу.  И  так  далее.  А  потом  свяжу  их
вязанкой, и готова моя первоначальная летопись Трассы.


   Это была ночь с шестого  на  седьмой  день  творения  моста  через  Ою.
Громыхавшая в отдалении  гроза  принесла  такой  ливень,  какого  никто  в
бригаде отродясь не видывал. Вода рушилась из поврежденной небесной тверди
не дождем - лавиной.
   Едва рассвело, гурьбой бросились к  мосту.  Куда  там  -  во  всю  ширь
долины, от леса до леса, катило мутный, пузырящийся,  напряженный  гудящий
поток.  Только  где-то  далеко,  на  середине   этой   полноводной   реки,
бессмысленно торчали четыре покосившиеся игрушечные коробки: три в кучке и
одна поодаль. Несвязанные, еще не полностью загруженные балластом русловые
опоры  снесло  внезапно  обрушившимся  паводком.  Ближнюю,   пирожковскую;
своротило метра на три, а стоявшую на самой русловине под  крутым  берегом
сычевскую уволокло аж на десяток метров.
   Вот когда вспомнился  Илье  тот  самонадеянный  разговор  с  Деевым.  И
наверняка вспомнилось, что не плюнул.
   Ломалось все. Не только график отряда - график СМП,  график  автопоезда
и, стало быть, график Трассы. Еще бы, вместо начала августа взять  Перевал
только в конце ноября! Предупреждал же Деев: "Вся Трасса в тебя  упрется".
Теперь, даже если день и ночь заново рубить русловые опоры, ни  за  что  в
срок не уложиться. Первое августа, первое августа, первое августа...
   С полчаса Илья сидел в углу вагончика убитый, хрустел пальцами и  кусал
губы. Знать хотя бы гидрологию этой треклятой Он: на убыль пойдет или  еще
прибавит, оставит в покое "быки" или вовсе унесет? Но ни площади  бассейна
реки, ни паводкового горизонта, ни расхода воды никто с сотворения мира не
мерил и не считал. Глядя в оконце  на  проносящуюся  мимо  стихию,  Усатик
вздохнул:
   - Оя-ей!
   Илья встрепенулся, поднял  голову,  расправил  плечи,  точно  сбрасывая
последние путы оцепенения, и сказал твердо:
   - Спать! Спать  с  утра  до  вечера  с  перерывом  на  обед.  В  запас.
Набираться сил. Не исключено, придется и ночи прихватывать. Честно.
   В полдень дождь прекратился, тучи разогнало, с новой  силой  припустило
солнце.
   К вечеру вода заметно пошла на спад.
   Утром уже можно было продолжать работу, но не на  русле  -  на  берегу:
готовить прогоны, связи, стояки, настил. Но дело не ладилось, да и у  кого
подымется рука тесать поперечины, коли нет  русловых  опор?  Не  с  конька
начинают строить дом, с фундамента... До обеда о "быках" никто и  речи  не
заводил - одно расстройство. В обед наскоро сколотили  плотик  из  десятка
бревешек и на тросе спустили к нижней снесенной опоре. Илья и  Валька  Сыч
осмотрели ее, ощупали, обмерили шестом дно вокруг, но, судя по  всему,  ни
словом не обмолвились ни там, на "быке", ни по пути к  вагончикам.  Только
за чаем Валентин сказал:
   - Твою-то, Пирожков, выправим. Поставим на место. А вот мою...
   Все с надеждой смотрели на Илью, потому что не в этом "быке" было дело,
этот-то можно подвинуть, поправить, - а в том, сычевском. И  если  уж  сам
Кулибин ничего не придумает... Илья проговорил задумчиво:
   - Три бульдозера... Да одиннадцать здоровенных мужиков. Это сколько  же
в пересчете на лошадей? Целый табун. Неужто не вытянем?
   И  тут  же,  сдвинув  посуду,  Илья  и  Валька  Сыч  принялись  чертить
параллелограммы со стрелками, подсчитывать тонны,  метры  и  лошадей.  Две
лобастые головы упрямо сошлись лоб в  лоб,  чуб  против  ершика,  точно  в
некоем научном поединке, и Юлька смотрела на них с почтением,  потому  что
ни слова не понимала из этой дискуссии. Они  как  мячиками  перекидывались
упругими резиновыми словами:  "угол  атаки",  "разложение  сил",  "цугом",
"поставить распорку", "зачалить", "сдвоенной тягой", "сцепление с грунтом"
- а время шло. Они спорили, горячились, чертили  чертежик  за  чертежиком,
убеждая и опровергая друг друга, а катастрофическая грань первого  августа
надвигалась неуклонно и неотвратимо.
   Валька взъерошил чуб, воздел руки к потолку и взмолился:
   - Господи, дай мне точку опоры, и я сверну этого чертова "быка"!
   И тогда Илья хитро прищурился и ответил:
   - Зачем просить у бога, если могут дать люди? Вот тебе точка опоры... -
И ткнул карандашом в чертеж.
   - Ай да Кулибин! - завопил Валька Сыч. -  Прошу  встать,  шпана,  перед
вами и впрямь Кулибин!
   А Илья сказал:
   - Айда, ребята, рискнем. Честно - должно получиться.


   Они поднялись и ушли. Юлька глянула на часы. Было  четырнадцать  десять
двадцать седьмого июля. С этого мгновения время потеряло смысл...
   Она побоялась сходить посмотреть, что они будут делать "с этим чертовым
"быком", чтобы опять не рассердить  Илью.  Но  издали,  с  горки,  все  же
глянула. Два бульдозера, надрываясь, тянули сдвоенной тягой с берега  -  и
только искры высекали траками из камней. Третий отчаянно загребал по воде,
что  твой  пароход.  Парни,  стоя  по  грудь  в  реке,  поддевали   "быка"
здоровенными слегами. А с кабины бульдозера, отчаянно  размахивая  руками,
дирижировал Илья. Но в тот момент, когда "бык" стронулся с  места,  у  них
лопнул трос, и Юлька закрыла лицо ладонями, а потом и вовсе убежала, чтобы
не сглазить.
   Она  трижды  подогревала  ужин,  однако  так  и  не   дождалась   своих
заработавшихся едоков - уснула. А когда проснулась на рассвете и заглянула
в раскрытый вагончик, где жил Илья,  ахнула:  парни  мешками  валялись  по
койкам - нераздетые, мокрые. С одежды, из сапог еще капала вода.  И  Юлька
стягивала со всех по  очереди  сапоги  -  а  вы  знаете,  что  это  такое,
стягивать со спящего мокрые сапоги? - и задыхалась, и  чертыхалась  сиплым
шепотом, и плакала, и приговаривала:
   - Мальчишки вы мои! Совсем еще мальчишки...
   И ни один из них не  проснулся  ни  на  миг.  Даже  слова  не  промычал
спросонья.
   Потом она распалила печурку в своем вагончике и  развешала,  разложила,
рассовала на просушку двадцать два сапога и двадцать две портянки. А  сама
понеслась к реке. Все четыре опоры стояли  на  месте.  По  оси  -  как  по
натянутой струне.
   Какой  это  был  день  и  час?  Вопрос   праздный.   Сделанное   сжало,
спрессовало, сгустило  время.  Впрочем,  Юлька  уже  заметила,  что  время
"испортилось" - как старые бабкины ходики.
   Позднее выяснилось - с упрямым сычевским  "быком"  они  провозились  до
четырех  утра,  изорвали  весь  наличный  трос,  запороли  один  из   трех
бульдозеров и вымотались до бесчувствия. В половине шестого она  закончила
сдирать с них сапоги и помчалась взглянуть на мост - опоры стояли  как  по
струне.  Потом  приготовила  завтрак,  но  тормошить  сонное  царство   не
решилась, пусть поспят, и сама задремала - этот аврал вовсе  выбил  ее  из
ритма. Когда проснулась, ребят уже не  было,  завтрака  тоже.  Она  спешно
принялась  готовить  обед.  Небо  покрылось  хмарью,  где  солнышко  -  не
определишь. Ее наручные часы, как на грех, остановились. Обед  остыл.  Она
пошла на реку. И обмерла на крутом бережку, пораженная:  мост  обрел  свои
окончательные очертания! Все опоры были связаны пролетами, стояли стояки и
поперечины - хоть настил стели. Она, уже не профан в мостостроении, глазам
своим не поверила. Длинный же  нужен  день,  чтобы  прогнать  и  закрепить
прогоны!
   - Как бы тебе объяснить? - скучно посмотрел на нее Пирожков, явно жалея
минуту "для наших милых  дам".  -  Шить  умеешь?  Ну  так  это  мы  только
наживили. Теперь сшивать будем.
   А заморенный Арканя крикнул умоляюще:
   - Принеси позавтракать, Юльчонок! Сил нет, брюхо подводит!
   Они просили "позавтракать"! А был наверняка вечер...
   Да, с  четырнадцати  десяти  двадцать  седьмого  июля  время  в  отряде
перестало существовать. То есть смена  дня  и  ночи  все  же  происходила,
солнце подымалось в зенит  и  сваливалось  за  горизонт,  полуденную  жару
сменяла вечерняя прохлада, Юлька готовила ужины, обеды и завтраки, которые
без остатка поглощались, - но не было уверенности, что все это  происходит
в свой черед.
   Никто не подымался в  шесть,  не  приходил  обедать  в  двенадцать,  не
валялся после ужина на травке.  Понятие  "рабочий  день"  потеряло  смысл.
Ночью надрывно гудели и скрежетали  на  реке  бульдозеры,  ухала  кувалда,
мерцало зарево, свистел, подавая  команды,  Илья.  Днем  ребята  приходили
обедать - и замертво падали в траву, а  пахучий  таежный  борщ  простывал,
Юлька  бродила  вокруг  неприкаянной  тенью  и  не  знала,  когда   будить
работничков и будить ли вообще. Утром она относила  на  мост  завтрак,  и,
завидя ее, Арканя вопил: "Ура, ребята, ужин приехал!" А посреди ночи вдруг
раздавался извиняющийся голос: "Дала бы нам пообедать, Юлька".
   Или она прибегала звать их на кормежку, а кто-нибудь, чаще других Федя,
просил: "Подмогни-ка, Юленька", - и она забывала, зачем пришла,  -  своими
руками строила мост,  только  и  слыша  до  темноты:  "подай",  "принеси",
"подержи" - и никаких сопливых "пожалуйста". Илья хмурился, но молчал,  не
прогонял на кухню, где она "царь и бог".
   Раз Юлька оставила им завтрак, чтобы не  таскать  туда-обратно  тяжелое
ведро, а когда вернулась через  час,  они  уже  пали  вокруг  опустошенной
посудины, и так это напоминало поле брани,  усеянное  погибшими  витязями,
что она села в траву подле своего Ильи и дурехой разревелась. Жалко  стало
ребят... мальчишек. Почернел ее Илюшка, истончал, глаза провалились,  губы
искусаны. И тут, на этом поле сечи, позволила она себе уложить его  сонную
головушку на свои мягкие колени и гладить ершистые волосы - и никто не мог
ей помешать, взглянуть косо, сказать худое слово или  усмехнуться,  потому
что время остановилось.
   Вздремнула  ли  она  тогда,  или  размечталась,  или  не  только  время
"испортилось", но и пространства сместились -  привиделось  ей,  будто  не
возле Ои она сидит, держа Илюшкину голову на коленях, а  где-то  совсем  в
другом месте, тоже на лугу, только не под открытым небом,  а  под  высоким
лазоревым куполом из стекла...
   И будто под куполом весь город, и  немалый  город;  кругом  оцепеневшая
заснеженная  тайга,  мороз  трескучий,  а  в  городе  благоухает   сирень,
загорелые детишки плещутся в бассейнах, гоняются за золотыми рыбками;  под
зелеными лампами в библиотеке склонились взрослые, а другие что-то считают
на машинах и колдуют за пультами, играют на струнных инструментах и  пишут
задумчивые  пейзажи;  из  ворот  этого  города-купола  с  озорным   смехом
выкатываются  лыжники  в  легких,  видно,  с  подогревом,  ярких   пуховых
костюмах; а рядом проносятся поезда, какие-то стремительные моносоставы, и
будто бы это и есть их Трасса. Лишь по двугорбой сопочке, в которую  вошел
моносостав, и узнала Юлька свою Ою, только Ою будущего! Значит, все же  не
пространства сместились - время.
   Один Сыч не почувствовал, казалось, отключения субстанции  времени.  Он
был тот же, что обычно, раз даже ухитрился  подсунуть  ей  букет,  правда,
всего из нескольких ромашек, которых здесь была тьма. И по-прежнему каждый
вечер наносил зарубки на тальниковый прут - не странно ли для их авральной
ситуации?
   - Ты чего чудишь? - спросила однажды Юлька.
   - День отмечаю.
   - Который день?!
   - Этот, - неуверенно ответил Валька.
   Может, и его коснулась испорченная стрелка времени? А уж всех остальных
точно коснулась. Не одна Юлька могла бы поклясться, что  заметила  десятки
признаков ненормального движения времени в это время. Тьфу,  тьфу!  В  эти
дни... Или нет... Как бы это выразиться  поточнее?  И  не  скажешь,  такая
выходит бестолочь. Короче, Юлька  была  уверена,  что  если  солнце  и  не
замерло в зените, а оно не замерло, нет, потому что ведь были же  и  ночи,
то, во всяком случае, не  спешило  спрятаться  за  горизонт,  а  по  утрам
выскакивало из-за двугорбой сопочки резво, стараясь  не  задерживаться.  И
луна  ночи  напролет  светила,  будто  исполняла  обязанности   аварийного
освещения. И все часы строительства моста растянулись  согласно  пожеланию
Ильи как минимум вдвое.
   Но отсрочить пришествие первого августа так и не удалось.


   Оно настало, как и положено ему, первого августа.
   Утром этого  дня  топоры  стучали  еще  заполошнее,  пилы  визжали  еще
истеричнее, а бульдозеры ладили подъездные  насыпи  с  особо  остервенелым
лязгом. Как ни бесценны были секунды, каждый из ребят то и дело замирал  и
прислушивался: не доносится  ли  отдаленный  гул  автопоезда?  Потому  что
работы оставалось еще минимум на сутки.
   Утром Пирожков сказал:
   - Хоть бы они опоздали!
   Илья хмыкнул что-то, но не возразил.
   В обед:
   - Кажется, задерживаются где-то...
   Илья не отреагировал.
   Вечером:
   - Похоже, этот дождь не только нам напортил.
   И тут Илья не выдержал:
   - Брось! Рассуждаешь как ребенок. Лучше бы он только нам напортил.
   Весь день первого  августа  накатывали  настил,  ставили  перила,  вели
насыпи. На зорьке  второго  все  было  кончено.  Шатающийся  от  усталости
элегантный и неотразимый Пирожков вручил Юльке молоток  и  доверил  забить
последний "серебряный гвоздь". Она тремя ударами всадила его  в  смолистый
брус, парни прохрипели "ура" и свалились  тут  же,  у  насыпи,  на  теплые
бревна.
   Они спали девяносто минут.
   А  потом  вдали  заурчали  моторы,  смутно  и  глухо  загудела   земля,
обрисовалось желтое облачко пыли. К Ое подходил  автопоезд  -  с  суточным
опозданием...
   Деев выскочил из головного вездехода, Илья подбежал,  чтобы  рапортнуть
ему о готовности моста, но они молча глянули друг на друга и  обнялись.  И
Деев хлюпнул носом, а  Илья  смущенно  отвернулся.  Юлька  же  в  открытую
заливалась слезами на груди смущенного этим обстоятельством Усатика.
   А   потом   при   всем   честном   народе    состоялся    нижеследующий
симптоматический разговор.
   Деев. Ну, молодец, Кулибин! Верил в  тебя.  Все  молодцы!  Не  подвели.
Привет вам из Усть-Борска!
   Илья. А чего опоздали-то?
   Деев. Трудно было, братва? Дождь, верно, помешал?
   Илья. Вы-то чего опоздали?
   Деев. Ну еще раз спасибо! Благодаря  вам  и  другим  таким  же  отрядам
автопоезд движется с опережением графика. Перевал будет взят  -  кровь  из
носу!
   Сычев. Вы что, проспали целые сутки, мазурики?
   Комиссар автопоезда. Всего четыре часа спали.
   Пирожков. Так, может, того... хорошо отметили в Усть-Борске?
   Комиссар автопоезда. Вы о чем это, ребята? Что с вами?
   Федя. С нами все в порядке. А вот с вами...
   Юлька. У вас календарь есть?
   Деев. Есть, а что? Странные вы какие-то. Будто  и  не  рады.  Случилось
что-нибудь?
   Арканя. Именно - случилось.
   Усатик. Опережают  они  график!  Второго  пришли  вместо  первого  -  и
опережают! Во дают!
   Деев. Чего, чего?
   Илья. Сегодня же второе августа, честно. Второе, а не первое!
   Деев. Ну если только это - не  беда.  Выспитесь  -  будет  вам  первое.
Понятно, устали. Работка была - кровь из носу...
   Кончилось тем, что весь автопоезд высыпал из кабин и  доказал  чокнутым
мостостроителям, что сегодня именно  первое  августа,  что  отряд  в  срок
справился с ответственным заданием и что поезд идет с опережением  графика
на два с половиной... теперь уже ровно на  два  часа,  а  временной  сдвиг

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг