было сознание, что и не сфотографируй он расписки своего опэйкского агента
Ликургуса Паарха, его жизнь все равно не стоила бы и ломаного гроша. Пильк
был достаточно бывалым провокатором, чтобы понять, что Паарх не мог
оставлять в живых человека, знающего его прошлую деятельность. На месте
Паарха он бы поступил точно так же.
Конечно, он согласился на великодушное предложение прокуратора с
изъявлениями самой сердечной благодарности. Он вышел на улицу, с трудом
волоча ноги, сопутствуемый тремя бравыми парнями из личной гвардии
прокуратора, специально отобранными для него господином Эмброузом, уселся
с ними в машину и спустя четверть часа вместе с ними был насмерть
раздавлен шалой машиной, наскочившей на них на полном ходу уже у самого
подъезда гостиницы.
О катастрофе было немедленно доложено прокуратору. Прокуратор был
потрясен. У него сразу появилось сильнейшее подозрение, что тут не
обошлось без опэйкских "красных". Возможно, что их сообщники сидели в
опэйкских отделениях агентства Пилька, а кое-какие их следы могли быть
обнаружены в переписке на эксептской квартире покойного. И в Опэйк и в
Эксепт были срочно, на самолетах снаряжены две группы боевиков из отряда
СОС, возглавляемые двумя старшими сыновьями прокуратора, постоянно
находящимися при его особе. Обыск на квартире Пилька ничего не дал, кроме
некоторых материалов, хранившихся в его сейфе и не представлявших, как
было официально объявлено, ничего интересного для семьи погибшего. Что же
касается опэйкского отделения агентства, то неизвестными злоумышленниками
были брошены в окна этого почтенного учреждения четыре бомбы как раз в тот
самый час, когда самолет, привезший посланцев прокуратора, шел на посадку
на местном аэродроме. Помещение было разрушено, вся картотека и
бухгалтерия сгорели, большинство находившихся в нем сотрудников погибло.
Спустя несколько часов прокуратор Атавии выступил по радио с
сообщением: остатки подрывных элементов, окопавшиеся еще по сей день во
многих профсоюзных организациях страны, перешли к террористическим
действиям. Первой их жертвой пал один из виднейших борцов с иностранным
засильем в рабочем движении, рыцарь атавизма, крупнейший борец с
преступностью Артур Пильк. "Союз Обремененных Семьей не для того возложил
на себя бремя ответственности за мир и порядок в стране, чтобы терпеть
"красных" профсоюзных террористов, - многозначительно закончил свое
выступление прокуратор. - Пусть полигонские агенты, засевшие в профсоюзах,
содрогнутся перед лицом неминуемой мести лояльных атавцев, объединившихся
в рядах СОС для защиты своих домашних очагов и святых принципов нашей
святой конституции!"
Лишь только отзвучали в эфире эти зловещие слова, сосовцы, вооруженные
огнестрельным оружием, гранатами и прочими средствами их агитации и
пропаганды, одновременно во всей Атавии бросились громить помещения
профсоюзных организаций, ловить и убивать профсоюзных активистов, в том
числе и самых желтых, самых реакционных, ненавидевших коммунистов не менее
самого Паарха. Это были, так сказать, накладные расходы нового
государственного строя, воцарившегося в Атавии с приходом к власти
прокуратора.
Достойно внимания, что в очень многих случаях сосовцы остались с носом
Они громили помещения, из которых уже успели уйти все, кто мог
подвергнуться опасности. Кто-то, видимо, заблаговременно их предупредил,
хотя никто, даже полиция, не знал до самого момента налета о том, что он
готовится.
Впрочем, в тот день, в горячке массовых убийств и охоты на уцелевших
"красных", никто над этим обстоятельством как следует не задумался.
Назавтра газеты были полны восторженных отчетов о славных
патриотических делах сосовских парней и теплых некрологов, посвященных
павшему от рук "красных" террористов Артуру Пильку.
Как ни был занят важнейшими и неотложнейшими текущими делами прокуратор
республики, он все же нашел время, чтобы продиктовать секретарю несколько
прочувствованных слов о "незабвенном Пильке, посвятившем весь свой
незаурядный ум, огромный опыт и большое сердце бескорыстной борьбе за
свободу, демократию, порядок и вызвавшем всей своей плодотворной и
многолетней деятельностью уважение друзей и ненависть врагов порядка".
Несколько иначе высказался о покойном специальный заместитель министра
юстиции, командующий боевыми отрядами СОС и заместитель Ликургуса Паарха
по руководству Союзом Обремененных Семьей Эмброуз ("Сырок"). В подписанном
им некрологе, опубликованном во всех газетах сразу за высказыванием
прокуратора Атавии, было, между прочим, написано:
"Я знал его давно. Это был превосходный семьянин, добрый прихожанин,
суровый и неподкупный охотник на "красных". Он был замечательнейшим
штрейкбрехером из всех, кого мне приходилось когда-нибудь встречать.
Штрейкбрехерство было его бизнесом, и на его текущем счету нет ни одного
кентавра, который не был бы им добросовестно заработан в поте лица. Это
был труженик, чернорабочий классового мира. И еще я утверждаю: Артур Пильк
был порядочней и честней любого профсоюзного босса в Атавии. Он никогда не
разглагольствовал о демократии или правах человека. Он делал деньги.
Остальное его не касалось. То, что он обещал заказчику, он всегда честно
выполнял. Это был настоящий деловой человек, настоящий атавец, атавец с
самой большой буквы".
Бросавшееся в глаза расхождение в оценке характера работы и
политического лица покойного следует отнести за счет той свободы печати,
которая всегда существовала в Атавии и которую и сейчас Паарх не собирался
отменять. И прокуратор республики и президент синдиката преступников имели
одинаковое право выступать в печати с любыми, пусть и самыми разноречивыми
похвалами безвременно почившему руководителю крупнейшего штрейкбрехерского
треста всего "свободного" мира.
Чем ближе к закату, тем длиннее, гуще и внушительней тени. В несколько
дней совместными усилиями прессы, радио, телевидения, церкви и мириадов
наемных и добровольных проповедников и агитаторов тщедушная фигура
провинциального провокатора Ликургуса Паарха была раздута до
фантастических размеров. Его имя гремело во всех углах и перекрестках, его
именем арестовывали, назначали на доходнейшие посты, убивали, увенчивали
лаврами, вели в бой, разоряли, обогащали, призывали в армию. Его мнение
решало, перед его взглядом трепетали, каждый его шаг комментировался в
печати и кулуарах парламента, каждое его слово отражалось на настроении
фондовой биржи. Его речи в палате депутатов и сенате тотчас же обретали
плоть и кровь полновесных законов. Все, что он предлагал, единогласно
принималось. Десяток членов палаты депутатов и те немногие сенаторы,
которые, возможно, осмелились бы кое в чем пойти против течения, позволили
себе голосовать против учреждения поста прокуратора Атавии и были тогда же
исключены из сената и палаты депутатов. Для оставшихся слово прокуратора
было и директивой и откровением.
Вчерашний мелкий опэйкский провокатор, человек вообще далеко не глупый
и по-своему даже самокритичный, очень легко дал себя убедить, что он богом
данный, прирожденный повелитель экономической и политической стихий. Но
он, конечно, как и было в свое время задумано, был и оставался всего лишь
говорящей тенью действительных хозяев страны. Правда, в политике тень,
стоящая у власти, иногда будто бы подчиняется и не совсем тем законам,
которыми управляются тени в явлениях оптических. Случается, что он вдруг
несколько отклоняется от того направления, в котором ей следовало бы
падать, и это дает ее апологетам призрачные доказательства якобы
независимости ее от породивших и управляющих ею реальных сил. Но стоит
только хорошенько поразмыслить над подобными случаями, и приходишь к
убеждению, что законы образования и поведения теней, как бы длинны и жутки
они ни были, как бы причудливо ни двигались они, все равно всегда и
полностью подчиняются незыблемым законам политического тенеобразования.
Ликургус Паарх, равно как Гитлер, Муссолини и многие другие еще
уцелевшие большие и малые фюреры и дуче, не был в этом отношении
исключением. И когда он вдруг арестовал нескольких видных дельцов по
обвинению в государственной измене, то вызвал этим не только простодушные
восторги многих атавцев, усмотревших в этих действиях чуть ли не
долгожданное притеснение толстосумов, но и отнюдь не громогласное, но зато
куда более продуманное одобрение всех восьми основных финансовых групп,
крепко зажавших в своих руках экономическую и политическую жизнь Атавии.
Как мы уже знаем и из истории второй мировой войны и из истории
возникновения и развития атаво-полигонской войны, ведущие атавские
монополии сами были далеко не безупречны по части государственной измены.
Вина арестованных была значительно серьезней: их фирмы не принадлежали ни
к какой из основных восьми финансовых групп и непокорностью своей
показывали плохой пример остальным "диким" фирмам.
В тот день прокуратор Атавии прибыл на совместное заседание палаты
депутатов и сената для особо важного заявления. Это заявление, которое он,
не доверяя своей памяти, сначала читал по бумажке, прозвучало для
слушателей откровением, потому что никто из них не знал, да и не мог знать
о решениях Дискуссионной комиссии. Десятки миллионов радиослушателей во
всех уголках страны были предупреждены о том, что прокуратор выступит с
сообщением чрезвычайной важности и что заседание будет транслироваться по
радио. Балконы для публики были переполнены, и если бы капитан войск СОС
Довор мог из зачумленного города Кремпа чудом пробраться в Эксепт и еще
большим чудом проникнуть в зал заседаний палаты депутатов, на что он в тот
день не имел бы, как слишком ничтожная личность, почти никаких шансов, то
он бы лопнул от возмущения, увидев на балконе для публики в самом первом
ряду одного из самых ничтожных граждан Кремпа. Мы имеем в виду Онли
Наудуса - старшего капрала войск СОС и камердинера-секретаря капитана СОС
Фреда Патогена, с которым они прибыли в Эксепт по делам боркосской
организации СОС. То есть прибыл по делам, собственно говоря, лишь Патоген,
Онли Наудус, собственно говоря, прибыл только для того, чтобы помогать
своему хозяину-капитану в утреннем и вечернем туалете. Но был он одет в
мундир с иголочки и сидел он в первом ряду, тогда как Довор только и
делал, что бегал от бомб в убежище, а в остальное время возился со своими
сосовцами, с которыми хлопот полон рот. И даже мундира форменного у Довора
еще не было, а была только самодельная нарукавная повязка с эмблемой,
похожей не столько на перекрещенные брандспойты, сколько на перекрещенные
клистирные трубки. Их так и звали в Кремпе, этих сосовцев (за глаза,
конечно), - "клистирные трубки".
Но если бы капитан СОС Довор все же попал в тот день на это заседание и
даже увидел выряженного и блещущего самодовольством Онли Наудуса, он вряд
ли долго переживал бы чувство обиды на капризы коварной фортуны. Его
вниманием сразу и на все время заседания целиком овладел бы прокуратор. Да
и не только его вниманием. Вот это была речь!
2
- Я простой человек, - начал прокуратор Паарх, заглянув в бумажку, -
вряд ли я смог бы еще две недели тому назад прикатить из Опэйка сюда за
собственный счет, даже в качестве рядового экскурсанта. Но вышло так, что
народ прислал меня сюда в качестве прокуратора Атавии. (Бурные
аплодисменты депутатов, сенаторов и публики. Крики: "Паарху ура!", "Поддай
им жару, Лик!", "Прокуратору Атавии - простому парню Лику Паарху гип-гип,
уррра!") Погодите мне хлопать. Еще, может быть, вы через несколько минут
будете мне орать "долой!". (Аплодисменты. Возгласы: "Не беспокойся. Лик,
здесь все свои, атавцы!") У меня тут записано про чуму, про войну, об этом
вы и без меня знаете и не меньше моего: с чумой мы боремся, полигонцев мы,
с божьей помощью, скоро возьмем к ногтю. У меня речь будет о другом, о
самом главном. Я буду говорить о нашем будущем. Если хотите знать, мы с
президентом Мэйби (между прочим, доложу я вам, очень неплохой парень и
всей душой сочувствует нашему Союзу), так вот мы с Мэйби два дня
толковали, что же нам сейчас предпринять, чтобы мы все с вами и наши семьи
и весь наш народ не задохлись в конце концов, как котята под подушкой. Не
может быть, это я так думал, что нет у нас никакого выхода. У нас ведь
уйма ученых, со всего света отобрали самых лучших и по самой дорогой цене.
Что же, выходит, мы на них зря тратились, зря давали им права гражданства?
Как бы не так! Вызвали мы с Мэйби двадцать семь ученых, самых крупных, и
коренных атавцев и таких, которые не так давно натурализовались, и я к ним
обращаюсь по-простому, по-рабочему: "Что же это вы, господа высоколобые!
Подумайте, а мы уж, так и быть, за ценой не постоим. Если мы даже по
кентавру вам с души соберем, получится свыше полуста миллиончиков...
(Чей-то восторженный голос с галерки для публики: "Вот это сумма!" Шиканье
со всех скамей.) Два дня думали мы, сообща и, представьте-таки себе,
придумали! (Грохот аплодисментов. Вопли: "Ура!" Восторженный свист.
Депутаты и сенаторы восхищенно топают ногами, стучат пюпитрами. "Ура!"
Кто-то запевает: "Он чертовски славный парень". Зал подхватывает. Все
встают. Вместе с остальными поет и Онли Наудус, по щекам его текут слезы
восторга и умиления. Фред Патоген осипшим голосом кричит "ура!", левой
рукой обняв за шею своего растроганного камердинера.) Да ну вас, друзья,
дайте мне досказать... Так вот придумали мы довольно-таки сложную штуку,
но если мы как следует поднатужимся, то добьемся своего. Тем более, что
другого выхода у нас не имеется. То есть, с другой стороны, не такая уж
это сложная штука, и просто удивительно, как мы до нее сразу не
додумались. Словом, раз здесь, в Атавии, нам через неполных полтора
десятилетия грозит поголовная смерть от удушья, то нам нужно подумать, как
бы перебраться в такое место, где и мы, и наши дети, и внуки, и правнуки,
и так далее были бы на веки веков обеспечены нормальной атмосферой. Такое
место есть. И называется это место - Земля. (Разочарованный шепот в зале.)
Вы спросите, разумеется, как нам туда попасть. Законный вопрос! И это даже
не один, а целых два вопроса. (Паарх, распалившись, уже давно отложил в
сторону письменный текст речи. Теперь, завладев вниманием слушателей, он
целиком полагается на свое уменье прикинуться этаким добрым простягой, не
искушенным в красноречии, но зато говорящим от души, без всяких этих
интеллигентских фокусов.) Первый вопрос: каким образом туда попасть?
Второй: как добиться, чтобы нас на Землю пустили? Ведь каждому понятно,
что кое-кому ради нас придется на Земле потесниться и здорово потесниться,
потому что атавец на что попало не согласится. Нет, ты дай атавцу простор
и все удобства, к которым он у себя на родине привык, вот как я понимаю.
(Кто-то, приободрившись, снова начинает хлопать. На него зашикали, и он
смущенно замолкает.) И вот что я скажу, ребята... (Задушевная улыбка в
зал.) Можно, я вас всех по-простому буду называть "ребята"? Мне так,
по-рабочему, привычней... (Грохот аплодисментов. Все: и сенаторы, и
депутаты, и репортеры, и служители, и публика, страшно рады, что Паарх
будет называть их "ребята".) Только вот что, ребята (застенчивая улыбка в
зал), вы же знаете, я простой провинциальный парень, меня очень легко
сбить с толку аплодисментами, потому что я не какой-нибудь политикан,
который привык драть глотку на митингах. Так что погодите, прошу вас, с
рукоплесканиями. Я не знаменитый боксер или бейсболист. Я всего лишь
прокуратор Атавии... Продолжаю. Попасть на Землю будет сравнительно
просто. Для этого надо будет нам всем приложить только побольше усилий и
построить достаточное количество астропланов, или, если хотите, можно их
назвать так: "космические самолеты" или "межпланетные самолеты", дело не в
названии. Дано задание крупнейшим научно-исследовательским институтам
разработать несколько опытных образцов. Этим заданием уже занялась
вплотную целая куча наших виднейших ученых и конструкторов. А как только
их разработают, - тут дела на год, никак не больше, - так мы сразу начнем
печь эти космические самолеты, как хорошая хозяйка пирожки на сочельник.
Это уж я целиком беру на себя. Можете на меня в этом положиться. Заводов,
инженеров и рабочих у нас для этого хватит. И материалов тоже. Верно я
говорю? (Аплодисменты. Крики; "Святые слова, Лик!", "С таким человеком не
пропадешь!", "Действуй, Лик, и можешь на нас рассчитывать!") Другое дело,
захотят ли нас пустить на Землю. Скажу вам честно: если мы будем
миндальничать, проситься на Землю, как какие-нибудь бедные родственники,
взывать к гостеприимству и милосердию тамошних жителей и правительств, то,
скорее всего, нас не пустят. Во-первых, потому, что эти люди, которым мы
всегда уделяли столько благородного и щедрого внимания, начисто лишены
чувства благодарности. Им там здорово заморочили головы красные агитаторы,
и они нас не очень жалуют любовью. Это раз. А, во-вторых, я уже говорил,
что на что попало мы не согласимся. Мы хотим сами выбирать себе территории
для переселения и, мне кажется, что мы на это имеем право, потому что мы,
черт подери, не какие-нибудь там прогнившие и развращенные европейцы, а
атавцы! (Грохот аплодисментов.) Ну что ж, раз они нас не захотят пустить
добром, мы переселимся на Землю, исходя из позиций силы. И недаром господь
бог послал нам такое убедительное оружие, как атомная и водородная бомбы.
Если мы не будем лениться и используем ближайшие годы для того, чтобы
наготовить их побольше и покрупнее, если мы все наши производственные
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг