можно обходиться даже без карт. По этой же причине нет нужды разгадывать
планы вероятного противника. Альтернативы нет. Психология, силы и
средства, уровень подготовки неприятеля тоже известны. Так что все зависит
только от стойкости и исполнительности каждого бойца. Результаты говорят
сами за себя.
А вот действия арабской коалиции необъяснимы. Для нас некоторым шоком
было то, что они вдруг решили воевать. Угрозы, дипломатические демарши,
провокации на границах - к этому все привыкли, это входило в правила игры.
Но вот так, внезапно бросить все на кон... Мы допросили тысячи пленных
офицеров и генералов - почти никто ничего не понимает.
Не имею в виду фанатиков, но здравомыслящие люди, а их среди арабов
столько же, как и в любом другом народе, утверждают, что еще накануне не
подозревали о том, что случится наутро. Подъем по тревоге в четыре утра,
объявление боевого приказа о начале последней войны с неверными - и
вперед. И не у кого спросить, зачем и кому это было нужно. В такой именно
форме. Словно по единой команде, тоже неизвестно кем отданной, покончили с
собой и главком египетской армии, и начальник генштаба, и еще несколько
фигур аналогичного уровня в Сирии и Иордании. Все прочие утверждают, что
исполняли приказ. И концы в воду.
- Чисто самураи, исполнившие обряд сеппуку, - вставил Тарханов.
Розенцвейг кивнул молча и продолжил:
- Что война не была нужна никому, подтверждает массовая сдача в плен.
Уже на третий день мы не знали, куда девать пленных. Какие там лагеря...
Всей нашей армии не хватило бы, чтобы их конвоировать и охранять. Просто
отбирали оружие и отпускали на все четыре стороны. Видели бы вы эту
картину с вертолета. Огромные толпы людей в военной форме слоняются по
Синайской пусгыне, ищут укрытия от палящего солнца в тени совершенно
исправных, но никому больше не нужных танков и грузовиков...
Испытываешь совершенно сюрреалистические чувства.
- Зато теперь следующие лет двадцать вам больше не нужно готовиться к
войне, - сказал Тарханов.
- Пожалуй, больше. После того, как мы аннексировали западный берег
Канала и Суэц. А противник лишился своих кадровых армий, всех запасов
тяжелого оружия и боеприпасов. Как Германия в двадцатом году. Только у
немцев оставалась военная промышленность, а у арабов ее нет и вряд ли
когда-нибудь появится. А нового оружия, кроме винтовок и пистолетов, им
теперь взять неоткуда.
- Вот и давайте выпьем за прочный мир во всем мире. А то, что вы
сказали насчет необъяснимости этой войны, касается не только ее. Просто
проявилось это у вас слишком наглядно. Наш общий друг Вадим Ляхов давно
уже обратил внимание на скачкообразный рост всяких маловероятных событий.
Он даже соответствующую статистику подобрал. По его мнению, с законом
причинности в целом происходят странные веши. Я не математик, но кое-что
понял. Есть такой термин - аттрактор. И есть - странный аттрактор. Это
когда некий природный процесс происходит не так, как предписывает теория
вероятностей и соответствующие законы, а совершенно произвольным образом.
- Да? Интересно, надо будет посмотреть его статистику при случае. Не
пора спать ложиться? Вы же рассчитываете с рассветом выехать?
- И даже несколько раньше.
Костер давно догорел, на его месте осталась только куча мелкой золы, по
которой пробегали редкие огоньки. Зато черное небо было покрыто таким
количеством звезд, какого никогда не увидишь в средней полосе.
Тарханов долго лежал на спине, разглядывая Млечный Путь и, чего никогда
с ним раньше не бывало, раздумывал, удастся ли людям когда-нибудь выйти в
открытый космос и выяснить наконец, существуют ли где-нибудь там
пресловутые братья по разуму. Он даже не представлял, насколько скоро это
случится.
...Возле горы Кинжал Тарханов остановил машину. Можно сказать, приехали.
Было уже совсем светло, но солнца не видно.
Начиная от Ставрополя небо затянули тучи, сплошные и низкие,
поблескивающие, как свинец на срезе, горизонт скрывала плотная дымка,
сквозь которую едва различались даже Змейка и Машук, не говоря о более
отдаленных горах. И воздух был душный и неподвижный. Все это могло
предвещать сильнейший ливень с грозой, а могло и нет. Пригреет солнце, и
тучи рассеются. Сергей хорошо знал здешнюю неустойчивую, трудно
предсказуемую погоду.
Он выжал сцепление, и "Мерседес" покатился вниз, набирая скорость.
- Вон впереди аул Канглы, - сообщил Тарханов тоном экскурсовода. -
Говорят, сколько печных труб на доме, столько у хозяина жен...
- Я тоже это слышал, - усмехнулся Розенцвейг.
Вот ехали с человеком целые сутки, много разговаривали, и Сергей даже
не подозревал, что майор бывал в этих местах. Или просто вызубрил наизусть
карту и соответствующую краеведческую литературу, чтобы ориенти -роваться
в местах, куда забросила его судьба.
Вообще загадочный человек. Русским владеет, словно с рождения думает на
нем, и непонятно, израильский ли он разведчик, специализирующийся на
русских делах, или совсем наоборот. И в чьих интересах он занимается
проблемой "Гнева Аллаха"?
Впрочем, какая разница? Полковника Неверова такие вещи могли бы
интересовать, а капитану Тарханову было не до того. Он возвращался в
родные места после долгого отсутствия и смотрел по сторонам с тем
обостренным интересом, который всегда появляется у нас, когда мы
встречаемся с чем-то дорогим, давно не виденным, будь то человек, город
или просто памятное место. Кроме интереса к изменениям, происшедшим за
время разлуки, потоком наплывают воспоминания, ассоциации, и часто
незаметный посторонним штрих, запах или жест рождают столько чувств,
томительно-грустных по преимуществу...
Машина, как в зеленом тоннеле, шла между двух рядов тополей-белолисток,
заметно подросших и заматеревших. Сергей узнавал их и вспоминал, что
должно сейчас открыться за этим поворотом, и за следующим... Сколько раз
пролетал здесь на мотоцикле, в гости к подружке, студентке испанского
факультета Пятигорского иняза.
В эту сторону - как сейчас, ранним субботним утром, обратно - глубокой
ночью, чтобы успеть к утренней поверке в понедельник.
Вот заправочная станция на краю поселка Иноземцево, где он обычно
заливал бензином маленький бак "Паннонии", которого едва хватало на дорогу
в один конец, вот поворот к озеру, куда он возил Татьяну купаться.
"И все, как прежде, и все, как вновь..." - пришла на память строчка из
собственного, вроде бы прочно забытого стихотворения, он произнес ее
вслух, пробуя на вкус.
- Что?
- Ничего, это я так...
Будто бы этот эффект заранее планировался, как только машина выскочила
на верхнюю точку подъема, у массивных каменных колонн, обозначающих начало
дороги к месту дуэли Лермонтова, и внизу открылась панорама города, в
разрыве туч появился яркий солнечный диск.
Отчетливо видимый косой луч упал на вершину Ма-шука, все: кроны
деревьев, крыши домов, даже полоса асфальта - окрасилось на миг в
золотисто-алые тона. И тут же края туч снова сомкнулись, по контрасту
стало почти темно, порыв ветра принес первый дождевой заряд.
Пришлось поднимать тент. Хорошо что автоматика успела это сделать за
считанные секунды, потому что ливень совершенно тропического типа
обрушился из разверзшихся хлябей небесных. "Дворники" едва справлялись с
заливающей стекло водой.
- Хорошая примета...
- Что? - не понял Розенцвейг.
- Дождь в дороге. А если как раз на въезде в город, значит, наше
предприятие будет удачным. Даже у Конфуция в "Книге перемен" сказано:
"Если выступаешь в дождь, будет счастье". Триграмма "Куй".
Розенцвейг посмотрел на него с искренним интересом.
- Вы и Конфуция знаете?
- Чего только от скуки читать не приходилось в дальних гарнизонах.
- Прошу прошения, но придется сделать маленькое уточнение. Триграмма
"Куй" имеет подзаголовок. "В незначительных делах - счастье".
- Значит, намечаемое нами дело и в самом деле незначительное, - пожал
плечами Тарханов.
- Это - кому как...
Машина, как торпедный катер, вздымая веера брызг из-под передних колес,
катилась вниз. Да, кое-что изменилось, отмечал Тарханов. Новые кварталы
домов вплотную придвинулись к склонам Машука, справа город почти сомкнулся
с Лермонтовским разъездом, но все это было не то.
Для Сергея Пятигорск не увеличился в размерах. В принципе, давно
знакомые города, как бы они ни разрастались в ширину, не становятся
больше. Потому что то новое, что прибавляется, никогда не сливается со
старым, не продолжает органически прежнее, исконное.
А так, ну, появилось большее количество домов и кварталов, удлинились
на пять-шесть остановок автобусные и трамвайные линии, но город ведь
остался в тех самых границах и в той же сущности, которая была в первый
день знакомства.
В лучшем случае, это его не испортило. В худшем - все видели, к чему
приводит бессмысленное буйство любителей типовой застройки.
Ливень кончился так же внезапно, как и начался. Похоже, его обрезало
как раз у эстакады, отделяющей новый город от старого. Чтобы сделать
приятное именно ему, ностальгирующему поклоннику узких, взбегающих и
спускающихся по горкам и балочкам улиц, двухэтажных домов из кремового
песчаника, булыжных мостовых и укрытых от мирской суеты глухих двориков,
заплетенных вьюнком и диким виноградом.
Дождевой заряд пролетел, и вновь опустился на город туман, заглушил
звуки, смазал перспективы. И совсем нет на улицах людей.
Сначала Сергей этому удивился, а потом только сообразил, что сегодня
ведь воскресенье, и всего восемь утра. Откуда же люди?
И все равно, так это хорошо совпало, словно по специальному заказу.
Несколько раз, подчиняясь дорожным знакам, Тарханов сворачивал в узкие
поперечные улицы, поскольку выезд на Курортный проспект был наглухо
перекрыт для любого транспорта.
И, наконец, спустившись по очень крутой и узкой, мощенной гранитными
брусками улице Машукской, подъехал к цели, к гостинице "Бристоль",
старинной, постройки еще конца позапрошлого века, с невероятной высоты
потолками, бесконечными коридорами, широкими пологими лестницами.
Парадные двери отеля, пристойные размерами и материалом средневековому
замку, выходили прямо в Цветник, где по вечерам играли на летней эстраде
духовые оркестры, так же как в позапрошлом веке.
Они вошли в холл, тоже пустой, вымощенный выщербленной мозаичной
плиткой, которую не меняли именно для соблюдения исторического антуража.
Слева от лестницы - зарешеченная шахта лифта, чья обширная кабина
вмещает до десяти человек.
Справа - стойка портье, сонной девушки, чье лицо показалось Тарханову
смутно знакомым. Может быть, он уже встречал ее здесь или просто на улицах
города. Правда, тогда ей было лет пятнадцать максимум. Или просто она
похожа вообще на всех пятигорских девушек?
Пока Сергей озирался и рефлексировал, Розенцвейг уже получил ключи и
пошел к лестнице с таким выразительным видом, что швейцар, тоже не
пришедший после ночи в должную форму, опомнился, взбодрился, подхватил
стоявшие у стойки чемоданы и резво заспешил следом. Тарханов,
усмехнувшись, замкнул процессию.
Нечетные гостиничные номера выходили просторными балконами во
внутренний двор, а там росли огромные каштаны, в тени которых размещались
ресторанные столики и тоже играл в урочное время очень неплохой камерный
квартет.
В свое время Тарханов несколько раз останавливался в "Бристоле".
Конечно, в самых дешевых, четырехместных номерах без ванны и туалета, с
одним лишь умывальником, но тогда это все равно воспринималось как
роскошь. По сравнению с училищной казармой.
А сейчас они с Розенцвейгом заняли два соседних люксовых номера в
бельэтаже, 321 и 323, так что в случае необходимости могли общаться через
заплетенную виноградом кованую решетку, разделяющую общий полукруглый
балкон. Не привлекая постороннего внимания.
Согласно диспозиции, бойцы отряда со всей необходимой для операции
техникой и снаряжением должны были прибыть на место завтра-послезавтра,
так что в распоряжении Сергея были целые сутки полной свободы.
К его удовольствию, Розенцвейг сообщил, что он намерен позавтракать,
немного отдохнуть - несколько часов сна в машине он отдыхом не считал,
после чего посетить знаменитые радоновые ванны, которые ему рекомендовали
знающие люди.
- Дело ваше. Успеем еще друг другу надоесть. А я отправляюсь на
экскурсию.
По местам боевой славы. К обеду не ждите. Разве что к ужину, да и то не
обещаю... Слишком здесь много мест, которые бы мне хотелось навестить.
Сергей побрился и спрыснулся одеколоном с жестким и сухим запахом.
Надел соответствующий роли и сезону тонкий кремовый костюм и плетеные, в
тон костюма мокасины, вместо галстука повязал на шею голубой шарф.
В нагрудный карман сунул несколько сторублевых "катеринок", в боковой
брючный - полсотни бумажной мелочью, в левый внутренний пиджака - плоский
"вальтер ППК 7,65". Для серьезного боя мало подходящий, но с близкой
дистанции достаточный, чтобы положить навскидку человек пять. А главное,
настолько легкий, что не оттягивает карман. Пятигорск красив всегда, а
сейчас, омытый летним ливнем, он выглядел особенно элегантно и даже
празднично.
Влажно блестящие листья деревьев, четырьмя рядами протянувшихся вдоль
Курортного проспекта от железно -дорожного вокзала до Цветника,
бесчисленные цветочные клумбы и шпалеры роз десятка сортов и расцветок,
столики кафе под полосатыми зонтами на вымощенных розовой плиткой
тротуарах, пестрая толпа праздно прогуливающихся и заполняющих питейные
заведения и кондитерские курортников, смесь запахов цветов, шашлычного
дыма, готовящегося на песке кофе по-турецки - все это делало центр города
похожим на ожившую картину Мане или Писарро.
Не зря местные дети на вопрос: "Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?" -
в массовом порядке отвечали: "Отдыхающим".
Тарханов, соблюдая старинный ритуал, неторопливо прошел проспект во всю
его длину до вокзала и обратно, подкрепляя силы дегустацией местных и
привозных вин в прохладных подвальчиках или прямо у выставленных на
тротуар дубовых бочек, присаживался покурить на быстро высохших после
дождя скамейках, с удовольствием разглядывал принаряженных приезжих
девушек и дам, одетых попроще, но в большинстве куда более симпатичных
местных жительниц.
Наметанным глазом он различал эти две категории без труда. Он вообще
считал, что южнее Ростова проживает несколько другая нация, чем население
северных губерний. Отчего здесь и бытуют в обиходе выражения:
"поехал в Россию", "вернулся из России". И народ здесь и внешне, и
психологически другой, энергичный, разворотливый, хитроватый и зажиточный.
Одновременно хлебосольный и прижимистый. То есть накормят и напоят
гостя "от пуза", не считая десяток и сотен, хоть дома, хоть в ресторане, а
вот просто денег дать, пусть и взаймы, сто раз подумают. Еще и с женой
посоветуются.
Быть бедняком и неудачником, рассчитывать на кого-то, кроме себя,
близких друзей и родственников, здесь как бы даже неприлично.
Это и понятно, третью сотню лет Северный Кавказ заселяется легкими на
подъем людьми с авантюрной жилкой, из тех, кому проще было бросить родную
деревню и отправиться искать счастья на Дон и Кубань, нежели терпеть над
собой власть помещика и слушаться приказов старосты. Опять же и кровей тут
намешано не один десяток, в самых невероятных сочетаниях...
В открытом прицепном вагоне трамвая, тоже старательно имитирующем, как
и почти все вокруг, стиль серебряного века, он доехал до Провала. Оттуда
пешком прошел по окружающей подножие Машука пешеходной тропе к обнесенному
чугунными цепями обелиску на предполагаемом месте дуэли Лермонтова.
С веранды ресторана "Лесная поляна", в просторечии называемого "Вдали
от жен", были хорошо видны подходы к объекту, по которому придется
работать.
Все-таки замечательно, что он сюда приехал.
Прочим товарищам придется изучать это место по карте, привязывать
увиденное к местности, потребуется некоторое время, чтобы соотнести схему
и описание с реальным трехмерным объектом и "включающим ландшафтом". Для
него же это все давно известно и памятно. Как говорится, "потрогано
руками".
Поскольку в полусотне метров от объекта располагался летний
студенческий лагерь отдыха, где среди на семьдесят процентов девичьего
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг