свет лапы м смутно дрожало электрическое зарево над центром города.
Пользуясь тем, что я отвернулся, Людмила прошла в совсем крошечную спаленку,
большую часть которой занимала просторная железная кровать с никелированными
шарами и кольцами на спинках, начала стягивать через голову платье.
- Эй подожди немного. Ты меня слышишь?
- А как же? - она широко улыбнулась, держа перед собой платье, как матадор
мулету. Вот почему у нее такая осиная талия - тело зашнуровано в тугой розовый
корсет, похожий на противоперегрузочный костюм. Из-под нижнего края корсета
выглядывают кружевные панталоны с оборочками, сверху выпирают круглы, как
пушечные ядра времен Полтавской битвы, груди.
- И слышу, и все понимаю. Подай мне халатик вон там, в саквояже, и принеси,
пожалуйста воды с кухни. А я пока переоденусь и еще кое-что вспомню... Велено
было слово в слово передать, а мысли путаются...
Наполняя водой кипяченой водой из большого оцинкованного бака, я продолжал
анализировать ситуацию. Мне ведь предписаны не только курьерские функции, я
должен выяснить, не двойной она агент? А то, что пьяна, - не страшно, даже
наоборот.
Не дурака ли, кстати она валяет, и не играет ли она со мной, а не я с нею? Да
непохоже, я ведь считал - полтора стакана мадеры в "Мотыльке", две рюмки конька
и четыре фужера шампанского в "Эрмитаже". А утром у нее наступит похмелье и
адреналиновая тоска, тогда откровенного разговора может и не получиться.
Уроки Шульгина и полковника Кирсанова крепко сидели у меня в голове, и перед
тем, как отнести ей воду, я зашел к себе и набрал нужный код на клавиатуре
карманного переговорного устройства с жидкокристаллическим экраном.
Шульгин называл его "пейджером".
Прибор пискнул, на экране появился знак вопроса. Я передал сообщение,
убедился, что оно принято, и спрятал пейджер под матрас. От греха...
Людмила лежала на своей кровати поверх покрывала, разошедшиеся полы черного
халата с японским набивным рисунком открывали левую ногу как раз до того места,
где она заканчивалась. Непривычного дизайна белье вместе с корсетом грудой
валялось у изголовья. Уснула, что ли?
- Принес воду? - спросила она слабым голосом.
Я подал ей стакан. Она привстала, осушила его в три глотка. Шумно вздохнула.
- Запри дверь. Я, правда, с непривычки слишком много выпила.
Опустила ноги на коврик. Халат совсем распахнулся. Людмила отбросила его, не
торопясь легла, прикрылась одеялом до пояса. Даже без поддержки корсета грудь у
нее почти не обвисала. Соски, маленькие и розовые, торчали пуговками. Значит не
рожала еще.
Ее губы приоткрылись не то в улыбке, не то в презрительной гримасе.
- Воспитанные мужчины в упор на женщин неглиже смотреть не должны. Неприлично.
Тем более что ничего нового ты не увидишь, а я пьяная, и когда н меня так
смотрят - за себя не отвечаю. А если нравлюсь, - она приподняла руками снизу
груди и качнула ими, - лови момент. Какая б ни была, а на спине лежать могу...
Удивляясь самому себе, я ощутил, что действительно готов на это. Да просто в
смысле этнографии интересно, какова она - женщина, рожденная в позапрошлом веке?
Тем более что выполнение оперативного задания никак нельзя трактовать в плане
супружеской измены. Я погасил лампу и, не спеша раздевшись, лег рядом с
Людмилой.
Небольшой, но много зарядный и мощный пистолет, выданный мне Шульгиным, я
незаметно положил на подоконник за портьеру. Там его и утром будет незаметно, а
схватить в случае чего, можно мгновенно, просто закинув руку за голову.
Тело у нее было мягкое и горячее, а грудь наоборот, тугая не по возрасту. Я
прикоснулся к ней губами. Духами от груди, вообще от Людмилы не пахло, только
цветочным мылом. И запах был довольно свежим. Я провел ладонью по приятно
округлому животу, пушистому "холму Венеры", по нежным, шелковистым изнутри
бедрам. Потом поднес ладонь к лицу. То же самое - запах недавно вымытого
женского тела. Это меня уже всерьез насторожило.
Дорога от Риги занимает гораздо больше суток, а душевых в поезде пока не
придумали. Даже в вагонах первого класса. Умыться можно, но и только. Вряд ли в
тесном, не слишком чистом вагонном туалете она снимала корсет и прочее, чтобы
ополоснуться холодной водой.
Так, может быть, она подсела в поезд лишь на ближайшем от Москвы полустанке?
Тогда и "полковник", передавший ее мне, не наш, а вражеский агент?
И я сам сообщил ему, что не простой курьер, а человек, имеющий право принимать
ответственные решения.
Из этого может получиться совершенно неожиданная коллизия...
Но логика логикой, а если не спал с женщиной больше двух недель и чувствуешь
ладонью все подробности рельефа ее тела, то здравые мысли отступают на задний
план, если не дальше.
Довольно долго Людмила лежала совершенно безвольно, позволяя мне делать все,
что хочется, и в этом был какой-то особый утонченный эротизм. Только постепенно
учащающееся дыхание и легкие сокращения мышц напомнили, что она жива, а не
фторвиниловый муляж.
А потом словно очнулась, сообразила, что происходит и в таком положении
следует делать.
Я часто слышал, что ни одна настоящая женщина не похожа на другую, и с каждой
постигаешь нечто совершенно новое и неизведанное. Я - то сам не мог похвастаться
богатым опытом, последние несколько лет общался только с Аллой, а еще раньше мои
случайные подружки оказывались, как на подбор, очень вялыми и флегматичными.
Похоже, что и в постель они ложились только из вежливости или потому, что в их
кругах было принято время от времени отдаваться мужчинам.
Но женщина из прошлого оказалась более чем темпераментной.
Обвив меня руками и ногами с такой яростью, словно собиралась переломать мне
кости, Людмила дергалась и билась, словно в эпилептическом припадке, стонала,
вскрикивала и рычала. Не скрою, это буйство низменных инстинктов возбуждало и
затягивало. А вдобавок молодая, образованная, изысканно воспитанная женщина,
переводя дыхание, бессвязно и грубо материлась, подстегивая меня и комментируя
происходящее словами, которые вокзальные извозчики произносили, понижая голос.
С подобным проявлением страстей я встретился впервые. Впрочем, возможно, у
здешних женщин это принято. Как знак эмансипации и равенства в борьбе полов.
Благо стены пансионата сложены в четыре кирпича, а толстые двери еще и
занавешены бархатными портьерами. А то, боюсь, на шум сбежались бы обслуга и
жильцы. Если, конечно, подобные эксцессы здесь не являются привычной прозой
жизни.
После потрясающего, как в вагнеровских операх, финала Людмила отвалилась к
стене, нескоро отдышалась, скомкав простыню, вытерла лицо, грудь и плечи.
- Дай мне папиросу...
я нашарил на столе коробку, едва сумел зажечь огонь дрожащими руками.
- Ты доволен? - наконец спросила она нормальным, даже тихим голосом.
- Угу...
- Я тоже... Молодец, умеешь, давно такого не переживала. У меня ведь, честно
сказать, с весны ни с кем ни разу не было... Разговелась. - Теперь она ничем не
походила на воспитанную тихую скромняшку из кафе. Пожившая, давно забывшая о
предрассудках женщина, как говорится - с непростой судьбой. Клеопатра с
пистолетом за подвязкой. С таким темпераментом - полгода поститься. Нельзя не
посочувствовать. Лукулл, испытывающий муки Тантала.
- Бросить бы все да закатиться с тобой на уютную дачку на недельку. Вот бы
побаловались досыта на теплой печке... - голос ее звучал мечтательно. - А для
чего ты в эти дела ввязался? Тебе не подходит... - спросила вдруг Людмила как-то
по-другому.
- Так жить-то надо. Полгода руль крутить между вокзалами или за один вечер
срубить в два раза больше, да и тебя вот, видишь встретил... С делами
разберемся, гонорар получим, может и в правду душу отведем? Я таких девушек с
роду не встречал...
Не отвечая на мое предложение и будто забыв свои прежние слова, она протянула
мне сгоревший до мундштука окурок.
- Брось в форточку. Еще будем?
- Курить?
- Нет...
- А ты хочешь?
- Хочу. Но спать еще больше. Давай утром продолжим...
Мне на первый раз тоже было достаточно, да и завтра день легким быть не
обещал. За нашими играми я не обратил внимания, что в городе начали
постреливать. Не слишком часто и где-то ближе к окраинам, но хлопали время от
времени приглушенные расстоянием винтовочные выстрелы.
Людмила отвернулась лицом к стене и очень быстро задышала так, как дышат
по-настоящему спящие люди.
Я спать (в буквальном смысле этого слова) в одной постели с женщинами с юности
не выносил. Поэтому, стараясь не задеть случайную любовницу, тихо поднялся,
собрал с пола свое имущество, с подоконника прихватил пистолет и выскользнул в
потайную, с этой стороны оклеенную обоями и лишенную ручки дверь.
В собственном помещении почувствовал себя гораздо свободнее.
Неплохо б кофейку выпить, да и рюмку коньяка, но от самовара добрейшей хозяйки
я самонадеянно отказался, а тащиться по длинному коридору к общему титану не
хотелось. Проще обойтись. Я открыл пошире форточку, погасил свет, закурил и
попытался разобраться в обстановке. Все неожиданно и резко усложнилось. К тому,
что начало происходить, я совершенно не готовился. И спрогнозировать день
завтрашний не мог. Надежда лишь на то, что мне опять подскажут и помогут. Но как
же вышло все-таки, что приключение, начавшееся два с лишним месяца тому назад на
станции московского эмбуса, привело меня пока что в постель чужой и не внушающей
доверия женщины, за окном комнаты которой - зловеще-мрачная карикатура на мой
любимый город.
А ведь еще совсем недавно воображалась мне совсем другая жизнь... Когда вот
так же, глядя в ночной потолок, я лежал в своей каютке на крейсере-разведчике
"Рюрик" и предвкушал свидание с Землей и с Аллой.
Или когда на три недели позже проснулся среди ночи...
Глава 3
"... Итак, на чем же мы остановились?" - подумал я, вставая. В комнате было
темно, только слабый свет луны, то и дело скрываемой рваными, летящими по
черному небу облаками, позволял сориентироваться и найти окно. Мой совмещенный с
общепланетным информационным полем интерком бездействовал уже три дня. Узнать ни
московское ни здешнее поясное время я не мог. Сам по себе ничтожный, этот факт
вновь кольнул сердце запоздалой болью. А уж пора бы и привыкнуть. Правда, хоть и
испытал я в жизни многое, особенно за последний месяц, в такие ситуации мне,
старому космическому и газетному волку, попадать не доводилось. Время все-таки в
человеческом сознании занимает несколько особое место. С пространством любой
протяженности и как угодно искривленным дело иметь психологически проще.
Я нащупал непривычно устроенную защелку балконной двери, вышел на прикрытую
сверху крутыми скатами крыши небольшую лоджию. Поежился от порывов холодного
океанского бриза. Здешний октябрь - это весна, примерно наш апрель, причем не
слишком теплый. Шальные ветры набирают разгон прямо с края ледникового щита
Антарктиды и, ничем не сдерживаемые, обрушиваются на скалистые берега Южного
острова. В моей тонкой фланелевой пижаме долго не простоишь. Но минут десять
можно - чтобы слегка продрогнуть и потом вновь нырнуть под теплое одеяло,
постараться, чтоб не вернулись вызывающие бессонницу мысли.
Внизу справа, в полусотне метров под обрывистым берегом, маслянисто
переливалась и отражала лунный свет черная вода узкого фиорда. А впереди и
сзади, и по левую руку смутно угадывались окружающие фиорд и небольшую, почти
круглую площадку на берегу высокие иззубренные скалы. Мы вошли сюда вчера под
вечер, и я едва успел бегло ознакомиться с топографией этого таинственного
места. Последние двое суток перехода выдались нелегкими, Тасманово море сильно
штормило, спать можно было лишь условно, урывками по часу - полтора, сменяя друг
друга у штурвала "Призрака", да и психологическое мое состояние было не очень
радужным. Андрей изъяснялся со мной какими-то недомолвками, тщательно избегая
любой конкретности по поводу наших пространственно-временных координат. Надо
сказать, что он при этом не забывал извиняться, несколько смущенно улыбаясь.
Мол, ему самому не все до конца понятно, а делиться непроверенной информацией и
внушать необоснованные надежды - не в его правилах. При этом он вел себя так,
будто очень чего-то опасается.
Сразу после боя с катерами мы легли на курс чистый вест и шли им полным ходом
не меньше шести часов, потом повернули строго на зюйд. Если принять за исходную
позицию точку последней обсервации, мы сейчас должны были огибать по пологой
дуге Австралию с севера. Глухой гул работающих на пределе турбин, стеклянно
отсвечивающие вывалы воды из-под острого фортштевня, кипящая кильватерная струя,
бьющий в лицо холодный и соленый ветер сами по себе должны были бы радовать
душу, но сейчас только усиливали тревогу.
Я спросил Андрея, надолго ли нам хватить топлива при такой скорости.
- На пару суток хватит. Да зря тебя это волнует. Лишь бы высочить, там и без
солярки, под парусами дойдем, а нет - так и того не потребуется...
- Ты, кроме катеров, еще чего-то боишься? Чего?
- Совершенно чего угодно. Пикирующих бомбардировщиков "Штукас", подводных
лодок, линейных крейсеров типа "Худ" и "Гнейзау"... Раз такие дела пошли.
Ответ прозвучал не слишком внятно, но прояснять мои недоумения Новиков не
стал.
Он часто, стоило лишь на минуту приоткрыться небу, брал обсервацию, ловко
орудуя массивным секстаном и сверяясь с не менее древним механическим
хронометром. После чего долго рылся в толстом своде астрономических таблиц.
Настоящий каменный век навигации. Оптимизма это в меня не вселяло. Все остальное
время Андрей проводил в рубке, нацепив на голову массивные обрезиненные наушники
вращая верньеры тоже весьма старомодной радиостанции. Вообще складывалось
впечатление, что яхта "Призрак" на самом деле была построена и оснащена где-то в
первой половине прошлого века, а потом лишь регулярно проходила
планово-предупредительные ремонты, в ходе которых на ней добавлялось современной
оборудование, но старое отнюдь не демонтировалось. Для антуража или... На такой
вот случай.
Занимаясь своими делами, Андрей предоставил нам с Аллой возможность почти
бессменно стоять у штурвала и обмениваться соображениями и домыслами.
Мы шли на юг, погода постепенно налаживалась, океан снов стал приобретать
тропическую синеву.
И вот только сегодня, точнее уже вчера около полудня, Новиков вроде бы
завершил свои труды и успокоился наконец. Как пиратский капитан, сбросив с
хвоста погоню королевских фрегатов.
- Поздравляю, - сказал он мне, опершись локтями о дубовый планширь мостика, -
похоже, мы прорвались.
- Прорвались через что? - спросил я.
- Ну как бы тебе это понятнее объяснить? - снова чуть улыбнулся он. -
По-моему, через два или три временных барьера и парочку реальностей. И теперь мы
в известном смысле дома.
- Дома - у кого?
- Если угодно - у нас с Ириной. В том месте пресловутого континуума, где мы
можем существовать, не опасаясь никаких исторических катаклизмов, за исключением
метеорологических и, так сказать, проистекающих от более-менее разумной
деятельности конгениальных нам людей. - Сконструировав эту маловразумительную
фразу, он извлек из кожаного портсигара свою обычную бледно-оливковую сигару,
предложили мне, но отказался, неторопливо ее раскурил, после чего сказал
нормальным тоном:
- Давай Игорь, по возможности отложим основательный разговор до берега.
Ходовая вахта в приближенных к боевым условиям допускает некоторые приватные
беседы, но отнюдь не научные симпозиумы на темы, малопонятные и докладчику и
слушателю. - На чем и закрыл тему. - Пойди вон к локатору и наблюдай, когда
откроется берег. Предположительно - через полчаса курсом зюйд - зюйд - ост -
тень - зюйд.
Так оно и получилось. На помаргивающем серо-зеленом поле экрана я увидел
пересекающую наш курс извилистую белую полосу, а еще минут через сорок ее стало
возможно наблюдать и в бинокль.
На расстоянии около пятнадцати миль из моря поднималась мглистая, зубчатая
стена, уходящая влево и в право за горизонт. Материк или очень большой остров, а
если мы находимся там, где я предполагал, исходя из собственных догадок и
познаний в навигации, то либо Тасмания, либо Новая Зеландия. Второе вероятнее,
судя по погоде. Но если нас перебросило в другую точку Земли, это могло быть чем
угодно, например, Ирландией или районом мыса Горн, - исходя из нашего курса
последних дней. Других мест, куда можно прийти с северо-северо-запада и где в
это время года дуют такие постоянные и свежи ветры, я представить себе не мог.
Андрей подтвердил мои предположения. Да, именно Новая Зеландия. Как и было
обещано при выходе из Сан-Франциско.
Но как же здешние места так напоминают берега Норвегии! Отвесные скалы высотой
в десятки и даже сотни метров, обрывающиеся в серо-голубую воду, а поверху
заросшие глухим черно-зеленым лесом. Скалистая гряда изрезана многочисленными
расселинами, то совсем узкими, то достигающими ширины в два, три и больше
кабельтова. А Задний план великолепного пейзажа образован громоздящимися в
несколько ярусов горными хребтами, покрытыми сверкающими вечными снегами.
- Фьордленд, страна фьордов, крайний юго-запад Южного острова. Считается одним
из красивейших уголков Земли. Только любоваться этой прелестью почти что некому.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг