- Так, ничего. Вспомнил одного умнейшего русского писателя. У него тоже
нечто похожее на мой случай описано. Правда, там он с дьяволом заговорил на
бульваре...
...Действительно ли Славский готовился к подобному варианту, или
тридцатитонный парусно-моторный дубок "Лев Толстой" с экипажем из
полурыбаков-полуконтрабандистов постоянно был готов к выходу в море, но уже
через полтора часа, задолго до рассвета, постукивая керосиновым "Болиндером",
поплевывая горячей водой из патрубка системы охлаждения, крутобокий кораблик,
похожий формой корпуса на скорлупку грецкого ореха, вышел за боновые
заграждения.
Укутанный старым парусом, принайтовленный смоленым канатом "Додж" угнездился
между рубкой и трюмным люком, Джо устроился якобы спать в его кузове,
демонстративно пристроив под бок "маузер" с пристегнутым прикладом, а Шульгин с
сопровождающими лицами спустился в крошечный кубрик под полубаком.
Немолодой матрос, более похожий на грека, чем на русского, принес медный
чайник с кипятком, заварку, колотый сахар, хлеб, сало, лук, две крупные копченые
кефали и квадратный штоф с жидкостью понятного назначения.
- Казенка по нашим средствам дороговато выходит, а это сам боцман дома
гонит. Из груш и яблок. Забористая, - счел нужным сообщить он.
- Местный кальвадос, - объяснил "темному", как он считал, иностранцу
Славский. - Теперь, наконец, и поговорить можно по человечески. Ну, за спасение...
- поднял он по первой.
ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
Возможно, Индийский океан.
Время неизвестно.
Я, верно, болен на сердце туман,
Мне скучно все, и люди, и рассказы,
Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган.
Н. Гумилев
Проход "Призрака" через фиолетово пульсирующую в ночном тумане рамку
межпространственного окна сопровождался резким оглушительным хлопком, похожим на
выстрел противотанкового гранатомета. У меня даже зазвенело в голове, и корпус
яхты загудел, резонируя.
Перепуганные женщины, невзирая на строгий приказ сидеть внизу до конца боя,
выскочили на мостик.
"Вот этого мы не предусмотрели", - подумал я.
По странному закону природы межвременной переход осуществлялся беззвучно, а
межпространственный всегда вызывал звуковой эффект, но - незначительный.
От легкого, едва слышного щелчка при перемещении массы в 50-100 кг до звука
откупориваемой бутылки шампанского, когда сквозь "барьер" переносился, например,
автомобиль. Как-то никому не пришло в голову, что зависимость здесь линейная, и
океанская яхта в четыре сотни тонн, отправляясь в Южные моря, вызовет такой вот
"прощальный салют".
Впрочем, беды в этом, кроме посеянной среди моих спутниц паники, никакой.
Наоборот, этот гром подтвердит версию гибели "Камелота" от вражеского снаряда.
- Все, девчата, успокойтесь. От англичан мы оторвались, видите, море чистое,
а грохнуло так на прощание. Воронцов всем бортом пальнул из крупного калибра.
- Где же они теперь, я не вижу, - удивилась Анна.
Действительно, гладь вечернего моря была абсолютно пустынна, как во времена
Магеллана. Небо покрывали густые облака, только в узком их разрыве у самого
горизонта багровое солнце касалось краем зелено-черной воды.
- Ушли к северу, вот их и не видно. Все, дело сделано. Иди вниз, отдохни
полчасика, и будем ужинать...
Анна послушно застучала каблучками по трапу, Ирина, отчего-то поджав губы,
но ничего не сказав мне, направилась следом.
Ну и хорошо. Мне вдруг захотелось побыть одному. Перепсиховал, наверное.
Сейчас хорошо покурить, привести в порядок мысли. Может быть, послать
рассыльного с вахты в бар за рюмочкой.
Потому что и вправду проблемы, заботы, терзания кончились.
Так я ощущал себя как в первый день отпуска, приехав куда-нибудь в Геленджик
или Новомихайловку.
Душевная расслабленность, радость при виде совершенно экзотических для
москвича пейзажей, а главное, все-таки море.
Не резервуар соленой воды, а символ абсолютно других критериев и принципов
жизни.
Никто в Москве после работы не идет на набережную, чтобы в компании друзей
пить кофе десятками чашек и обсуждать семейные, городские или общемировые
проблемы И не играет в нарды. В Сухуми же это в порядке вещей. Никто там не
поймет нашего, столичного образа жизни.
Дурацкого, по большому счету.
Ирина появилась рядом со мной совершенно неощутимо. Только что ее не было. И
вот она стоит рядом, положила теплую ладонь мне на шею.
Я даже не успел заметить, как наступила ночь.
- Все? - спросила она, придерживая пальцами волосы, раздуваемые куда более
свежим и соленым, чем в Эгейском море, ветром.
- Выходит, что все. Полюбуйся на небо. Давно такое видела? - Я обнял ее за
плечи и ниже.
Зрелище действительно было эффектное. Пожалуй, даже чересчур.
Словно на театральной декорации.
В разрывах быстро бегущих по небу туч слева открывалась моментами громадная
полная луна, с отчетливо видимыми и невооруженным глазом морями и цирками.
Ее яркий, но отчего-то выглядящий зловещим диск окрашивал края туч мерцающим
зеленовато-янтарным цветом А чуть правее зенита, склоняясь к юго-востоку, то
открывался, то вновь задергивался облачной кисеей Южный Крест. Будто нарочно.
Знаковое, слегка даже культовое созвездие для нас, романтиков шестидесятых
годов, никуда не выезжавших дальше Пицунды или Паланги, но мечтавших о краях,
прославленных Стивенсоном и Джеком Лондоном.
Не слишком яркое и заметное, кстати сказать, созвездие, и, если бы я не
штудировал в свое время звездные карты, вряд ли нашел бы его на небе. А
представлялось (вернее - хотелось думать), что оно должно сверкать на
тропическом небе, как бриллианты королевы на черном бархате сафьянового футляра.
- Наконец-то, - прошептала Ирина, прижимаясь ко мне и небрежным движением
плеча сбрасывая куртку на палубу.
Действительно, я как-то сразу и не заметил, что температура здесь градусов
на двадцать выше, чем там, откуда мы пришли.
- Неужели это правда, мы с тобой снова одни и никто не помешает нам жить
только для себя? Как мне все надоело...
Мне тоже, хотел я сказать, но отчего-то воздержался. Может быть, мне просто
вообще расхотелось разговаривать. "Уж если отдыхать, так от всего..." На самом
деле.
Наконец-то детская мечта осуществилась - я на собственной яхте плыву по
Индийскому океану в сторону Южных морей, островов Фиджи и Туамоту, и больше не
должен никому и ничего...
На неограниченное, определяемое только мною самим время. "Отпуск по
ранению", вспомнилось название повести Вячеслава Кондратьева.
Сюжет там совершенно другой, но в то же время... Лейтенант отвоевал год на
Ржевском фронте и вдруг после госпиталя получил отпуск, до перекомиссии. С
правом поездки домой.
Через месяц или два, наверное, возвращаться обратно, но пока он
гарантированно будет жив какое-то время и уже поэтому счастлив. А в Москве его
ждет девушка...
И со мной рядом тоже любимая женщина, которой все последнее время я уделял
непростительно мало внимания.
Как она вообще меня еще терпит?
Наверное, действительно любит, если прощает то, что обыкновенная, нормальная
женщина никогда бы не простила. Так она и не обыкновенная, слава богу!
Только что я собирался заняться навигационными наблюдениями, определить
место, где мы оказались, и тут же все эти дела показалось такими никчемными.
- Пойдем к себе, отметим это дело, - шепнул я Ирине, отодвинув закрывающую
ей ухо прядь волос. - Я только отдам соответствующие распоряжения. Спускайся в
каюту и приготовь все...
- Все - это как? - В голосе ее прозвучал сдерживаемый счастливый смех.
Словно тогда, девять лет назад, во времена нашей первой влюбленности, еще не
омраченной ни нелепой ссорой, ни ее еще более нелепым замужеством, ни
космическими проблемами.
- Все - значит все, и по полной программе...
Я вызвал на мостик капитана Ларсена.
Полностью вжившийся в свою роль робот слушал мои приказания с видом
человека, сознающего свое профессиональное превосходство, но вынужденного
подчиняться хозяину.
Безусловно, он и без моих инструкций сделал бы все в лучшем виде, но
положение обязывало. И меня, и его.
- Определите наше место, капитан, после чего следуйте под парусами
генеральным курсом на чистый зюйд-ост, сообразуясь с ветром и лоцией. Скорость и
галсы на ваше усмотрение. До утра меня не беспокоить, за исключением
форс-мажорных обстоятельств, которые вы не сможете предотвратить самостоятельно.
Подъем флага в восемь ноль-ноль местного времени, завтрак должен быть готов и
накрыт в кают-компании в восемь тридцать.
- Простите, сэр, но боюсь, что ваше приказание до утра выполнить вряд ли
удастся. Облачность все более сгущается, я скорее всего не успею даже
приготовить инструменты. Но если луна и звезды все же откроются до утра, я
обязательно произведу обсервацию.
Все правильно. Программа действует. Вот что меня до сих пор поражает. Машина
же, электронно-вычислительная, по-новомодному - компьютер, а ведет себя
абсолютно адекватно.
Олег много раз объяснял мне, что принцип здесь тот же, что и в шахматном
автомате: перебор всех вариантов следующего хода вплоть до оптимального в данной
позиции. И ничего больше.
Так и эти ребята. В памяти у них имеется несколько десятков тысяч или
миллионов стандартных ситуаций, любое внешнее воздействие инициирует запуск
подходящей подпрограммы со скоростью перебора до триллионов "да - нет" в
секунду, и получите: на выходе динамический стереотип или ответ в вербальной
форме.
Как психолог я все эти термины понимал и вообще мог сам любому все
рассказать и объяснить вполне популярно и доходчиво, но душой - не воспринимал.
Дико мне все это было.
Так же точно мой отец, окончивший, кстати, в свое время Ленинградский
институт инженеров путей сообщения, признавался мне, что не в силах смириться с
принципом работы телевизора. Не понимал он его. Однако чинить любые механические
поломки в "Рубине" умел вполне качественно.
И также, наверное, первые машинисты управляли паровозами, в глубине души
считая их технологическим извращением.
Но я, как всегда, отвлекся.
Изложив Ларсену все, что я считал на данный момент необходимым, я тоже
отправился вниз, прихватив из бара кают-компании две бутылки лучшего крымского
шампанского из довоенной еще коллекции князя Голицына.
Ирина занимала одну из двух на "Призраке" трехкомнатных кают, отделенных от
кают-компании тамбуром трапа и поперечным коридором. Хотя и крошечных, конечно,
в сравнении с необъятными помещениями "Валгаллы", но предоставлявших пассажирам
максимально возможный комфорт.
Гостиная в девять квадратных метров, нечто вроде кабинета величиной с
вагонное купе, который Ирина приспособила под косметический салон, и чуть
большего размера спальня, большую часть которой занимала низкая, но просторная
кровать с подъемными штормовыми сетками, а вокруг нее едва оставалось место для
платяного шкафа, тумбочки и музыкального центра с квадроколонками по углам.
Ирина любила засыпать под тихую классическую музыку. Скрипичную по
преимуществу.
Я вроде бы беседовал с роботом совсем недолго (правда, потом еще не смог
удержаться, чтобы не обойти палубу яхты от кормы до бушприта и лично убедиться,
что все в полном порядке), а Ирина за это время успела сделать "все", что я
подразумевал.
Нет, я еще постоял у борта, довольно неторопливо выкурил сигару, поплевывая
в шелестящую и заплескивающую почти до самого планшира волну, переосмысливая
свой нынешний статус и морально настраиваясь на...
А на что? Что снова я из вершителя судеб мира становлюсь просто мужем тети
Хаи. Как это называется в Одессе.
И уже потом через тамбур бакового люка спустился в штормовой коридор,
прорезающий яхту от таранной переборки до двери кают-компании.
Ирина меня поразила. Она успела переодеться в белое, все из пенных кружев,
платье. С пышной многослойной юбкой ниже колен, какие носили девушки в середине
шестидесятых.
А еще она украсила себя бриллиантовым колье в пару сотен каратов и такими же
серьгами.
Будто собралась на прием в Карнеги-Холл.
На мой недоуменный, возможно, даже и бестактный взгляд она ответила
очаровательнейшей из своих улыбок.
- Милый, но у нас ведь свадебное путешествие. Не так ли? Или ты передумал?
До меня начало доходить.
Ровно полтора года назад она дала зарок Берестину (за которого чуть сдуру не
выскочила замуж по причине нашего глупого разрыва), что не будет принадлежать ни
ему, ни кому-нибудь другому до законного брака.
С ним ли, с другим - не важно. И долго его соблюдала.
А когда я все-таки ее в очередной раз соблазнил, ей потребовалось считать,
что она, следовательно, все же вышла замуж.
Софистика, но тем не менее.
И раз так, то сейчас у нас означенное путешествие, а равно и медовый месяц.
- Что ты, дорогая! Я счастлив открыто назвать тебя своей женой. Жаль, что мы
не додумались до этого сразу, в семьдесят шестом. Жили бы сейчас поживали в
окружении троих детей где-нибудь в Улан-Баторе, куда меня непременно сослали бы
за невосторженный образ мыслей, и никаких Валгалл и Южных морей...
- Какой ты невыносимо бестактный тип...
На откидном столе каюты был накрыт легкий торжественный ужин. В полном
соответствии с рекомендациями знаменитой, а также пресловутой Елены Молоховец,
который у среднего интеллигента позднебрежневской Москвы (не говоря уже о
провинциалах) вызвал бы смешанный с изумлением приступ пролетарского гнева.
Мои бутылки шампанского были здесь как бы даже и лишними, поскольку боевая
подруга озаботилась не только им, но и "Энесси" на предельной грани выдержки.
Это распространенный предрассудок, что коньяк чем старее, тем лучше. На самом
деле даже "тридцати-сорокалетние" коньяки изготавливаются из смеси спиртов
максимум пятнадцатилетнего возраста.
Присутствовали также столь любимые нами в те самые годы крепкие ликеры
"Бенедиктин" и "Селект".
Освещал каюту тяжелый серебряный шандал на пять свечей, пахло ароматическими
индийскими палочками, из динамиков доносились звуки бетховенской элегии "К
Элизе".
Замысел Ирины был понятен: в очередной раз начать жизнь "с чистого листа".
Что же, это совпадало и с моими намерениями. Как оно будет дальше - не
сейчас задумываться. Следует наслаждаться текущим мгновением, пока оно длится.
Надеюсь, мы заработали это право.
- А девочку ты не захотела пригласить на ужин? - скорее для порядка
поинтересовался я, запирая за собой дверь на защелку и вешая на крючок слишком
плотный для этих широт форменный китель.
- Девочку я уложила спать и угостила ее чаем... Сейчас она видит прекрасные
сны...
Знаем мы этот чай. Все правильно. Ароматный цейлонский чай с мягким,
совершенно безвредным транквилизатором. Анна проспит свои законные десять часов,
встанет бодрая, полная сил, готовая без потрясений и даже удивления воспринять
тот "прекрасный новый мир", в котором ей неизвестно за какие заслуги довелось
оказаться.
И нам она помешать не сможет, что весьма существенно.
Но опять же. Мне сейчас совершенно неинтересны были все эти подробности.
Словно бы действительно все мои беды связаны были только с теми делами, которыми
непосредственно пришлось заниматься последние два года.
И испытание целомудрием на Валгалле, когда меня мучительно соблазняла
Сильвия, тоже отразилось на моей психике.
Вот только сейчас я вдруг почувствовал себя нормальным мужиком. А то уже
начало казаться, что я окончательно утратил вкус к женщинам. И Ирина это
замечала, хотя и не позволяла себе высказываться по этому поводу.
А сейчас даже выглядывающие из декольте округлости уже вызывали здоровое
возбуждение.
Все правильно, жених перед первой брачной ночью и должен вожделеть невесту.
Я погасил верхний плафон и длинной каминной спичкой поджег розовые восковые
свечи. От центральной, толстой, как хороший батон московской колбасы, прикурил
венесуэльскую сигару (кубинских не люблю, несмотря на их всемирный авторитет).
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг