будем думать.
Но думать все равно пришлось, хотя поначалу Буданцев собирался
наплевать на все и попробовать заснуть в ожидании предстоящего,
обещающего быть нелегким дня.
Так в чем все-таки дело? Кто его сюда законопатил? Шадрин -
невозможно. Как раз Шадрину он нужен сейчас больше всего. А за Шадриным
стоит Заковский. Комиссар ГБ самого первого ранга? Выше его только двое
- Фриновский и Ежов. Значит, можно предположить...
Предполагать не хотелось, потому что этот вариант означал для
Буданцева скорый и неизбежный конец. Если низвергнут Заковский, то не
жить и его приближенным, в число которых сам он попал против собственной
воли всего три дня назад.
Версии выстраивались в голове сыщика автоматически.
А вдруг дело совсем в другом? Нарком Шестаков пойман (или найден
его труп) без участия Буданцева, силами гэбэшников, и он теперь просто
не нужен тому же Шадрину. Превратился из старшего опера в опасного
свидетеля. Чего и боялся с самого начала.
И, значит, последняя надежда- товарищ Лихарев. С его обещанием
помощи и защиты.
Закуривая, он со смешанным чувством тоски и насмешки над собой
(разинул рот на чужой каравай) вспомнил, что даже одного раза не
переночевал в "своей" новой квартире. А такую вот, как эта, квартирку не
угодно ли?
"Эх, Валентин, Валентин, - чуть не сказал он вслух, но спохватился,
- поможешь мне или я вам всем - как известное резиновое изделие?.. На
один раз".
По подъему (да и есть ли он здесь, во внутренней тюрьме, общий
подъем?) его не разбудили, и он сначала спал, а потом просто валялся на
топчане, не видя смысла вставать. Для чего? Чтобы, как попугай на
жердочке, сидеть на вмурованной в пол железной табуретке?
Примерно в девять утра, как определил по своим внутренним часам
Буданцев, принесли завтрак. Кусок черного хлеба с маслом, кружка
сладкого чая. Для тюрьмы - неплохо.
Едва он успел поесть, без аппетита, а по необходимости и из
самодисциплины - чтобы совсем не расклеиться, как надзиратель вернулся.
Забрал кружку и буркнул, не глядя в лицо:
- Собирайтесь на выход. Без вещей.
"Какие еще вещи?" - удивился Буданцев, а потом сообразил, что
тюремщик просто произносит затверженную годами формулу, не задумываясь о
смысле. "Без вещей" - значит, предстоит вернуться в эту же камеру, "с
вещами" - переводят в другую камеру, тюрьму, или отпускают на волю, или
- к стенке...
На допрос вели недалеко, до конца коридора. Поднялись на один марш
лестницы с забранным частой сеткой пролетом, свернули в коридор,
неотличимо похожий на нижний, застеленный тем же веревочным матам, но
чем-то неуловимым отличающийся. Это уже позже Буданцев сообразил чем.
Здесь за дверями размещались не тюремные камеры, а обыкновенные
кабинеты, и, значит, не исходило из них насыщенного нервного излучения
страха и отчаяния, производимого сотнями лишенных свободы, мучительно
ждущих решения своей участи людей.
Он уже сталкивался с этим феноменом, бывая по делам службы в
ДОПРах, и, обладая достаточно тонкой нервной организацией, всегда
удивлялся, думая о тамошних сотрудниках, - как можно ежедневно и
постоянно выносить подобную убийственную ауру?
Кабинет специальный, допросный, мало отличающийся своим оснащением
от тюремной камеры, только вместо топчана - железный стол с лампой и
телефоном, кроме табурета - венский стул для следователя да окно, хоть и
зарешеченное, но с нормальными, прозрачными стеклами.
Следователь - немолодой, со шпалами капитана ГБ в петлицах, лицо
неприятное, даже не старается казаться доброжелательным, наоборот,
демонстрирует, как ему противно повседневно общаться со всякой сволочью,
вроде как этот, только что введенный.
У следователя - три шпалы, у самого Буданцева ромбик, отчего-то до
сих пор не сорванный, оба они в какой-то мере коллеги, хоть и
специализация у них разная. Не ожидая приглашения, сыщик сел на табурет,
сложил на коленях руки, уставился в переносицу капитана, словно все у
них наоборот и это он, а не Буданцев, подследственный.
Помолчали. Наконец капитан первым нарушил паузу - протянул пачку
"Беломора", предложил:
- Закурим?
"Отчего же нет, хоть и свои папиросы имеются, но их можно и
поберечь, сколько еще сидеть придется? И передач ждать не от кого".
Капитан, очевидно, после некоторых сомнений избрал тактику
доверительной беседы: свои мы, мод, тут, а между своими какие
формальности? Хоть и лежал перед ним на столе стандартный бланк допроса,
он отодвинул его в сторону. Не стал спрашивать анкетных данных,
предупреждать об ответственности за ложные показания, не сообщил даже, в
каком качестве видит сейчас Буданцева - свидетеля, подозреваемого или
уже обвиняемого.
- Ну что, расскажите, какое задание вы получили от бывшего старшего
майора Шадрина? - предложил следователь после второй или третьей
затяжки. Спокойно так, даже безразлично.
И Буданцев ответил спокойно, обращаясь к понимающему человеку:
- Какое задание? Сами ведь знаете. Третьего дня вызвал меня
начальник МУРа, приказал прибыть в этот вот дом и поступить в
распоряжение комиссара госбезопасности 1-го ранга Заковского. Замнаркома
передал меня в оперативное подчинение старшего майора Шадрина, которого
я, замечу, увидел впервые в жизни,
Тот поручил мне принять участие в расследовании, - здесь Буданцев
замялся. ГБ, оно и есть ГБ, кто их знает, в какие они игры играют, а он
может влететь на ерунде. Сейчас на него ничего нет, а скажешь не то - и
тут же появится. - Вы - капитан, он - старший майор. Заковский -
замнаркома. Я предупрежден об ответственности за неразглашение - И как
теперь быть?
- Некогда нам ерундой заниматься. Он велел заняться поиском
исчезнувшего наркома Шестакова, так?
Не желая уступать слишком легко, Буданцев ничего не ответил, просто
кивнул.
- Да знаю я все, - начал раздражаться следователь. - И что поручил,
и кого в помощь дал. Поэтому хватит валять дурака. Быстро и подробно все
расскажите - и свободны. Не зря же у вас только ремень отобрали. Что в
камере ночевать пришлось- прошу прощения. Нужно было вас до поры
изолировать. Только.
"Только? - подумал Буданцев. - Если так, зачем вообще было сажать?
Сразу бы и поговорили. Тут другое что-то".
Демонстрируя полную готовность к сотрудничеству, а как же иначе -
милиция, ГБ, все равно одна контора, - он изложил все, что знал и делал,
за исключением собственных версий происшедшего, и, конечно, ни словом не
упомянул о Лихареве.
- Все? - разочарованно спросил следователь. Три дня работали и
никаких результатов?
- Как же никаких? - возмутился Буданцев. Обыски провел, повторную
экспертизу получил, версии сформулировал, 27 свидетелей опросил - это
вам мало? Результаты обязательно будут. Другое дело когда? Могут и
сегодня, могут - через неделю. Но это уж, брат, такая специфика. Скоро
только кошки родятся, - вспомнил он поговорку одного сыщика, имевшего за
это прозвище Акушер. - Теперь вы знаете ровно столько, сколько я. Если
не больше. Словно у вас так не бывает.
- У нас - не бывает, - с нажимом ответил капитан. - У нас быстро
признаются.
- Когда есть кому и в чем - у нас тоже быстро получается. А пока
найдешь - забегаешься.
- Не получается разговора, - с сожалением сказал следователь. -
Попробуем по-другому. Отвечайте - какое задание вам дал разоблаченный
враг народа Шадрин? Затянуть следствие, дать возможность другому врагу -
Шестакову скрыться, замести следы?
- Да послушайте, капитан, о чем вы говорите? Соображать же надо!
Кто я и кто Шадрин?! На кой ему меня вообще приглашать надо было, чтобы
следы заметать? У ваших это куда лучше получается. А я сыщик, понимаешь?
Ловлю нормальных бандитов и убийц, такая у меня квалификация.
Он не успел закончить свою возмущенную тираду. Следователь извлек
откуда-то из-под стола гибкую резиновую дубинку и наотмашь перетянул
Буданцева по плечу с захлестом на спину.
- Нет, ты мне, сволочь, все скажешь! Где нарком скрывается, зачем
вы его прячете, с кем и куда позавчера на заграничной машине ездил. -
Каждую фразу следователь сопровождал ударом по спине, по ребрам. Лицо и
голову пока не трогал.
- Думаешь, мы не знаем, что у вас заговор против наркома Ежова
составлен? Кто у вас главный? Кто тебя завербовал, когда, как?
Был краткий миг, когда Буданцев чуть было не бросился на
следователя, не выхватил у него дубинку, но кое-как сдержался. Дернись
только, ворвутся ждущие за дверью дюжие выводные, повалят на пол, начнут
месить пудовыми яловыми сапогами.
Умаявшись или решив, что для начала хватит, капитан бросил дубинку
на стол.
- В камеру. Иди, еще подумай. Сдашь своих главарей и Шестакова -
обещаю снисхождение. Нет - сто раз пожалеешь, что родился.
ГЛАВА 23
На площади перед станционной платформой обнаружилось несколько
промышляющих извозом крестьяне санями-розвальнями и даже один возок на
круто изогнутых кованых полозьях, с нарисованными на задней стенке
аляповатыми цветами, отдаленно похожими на розы. Наверное, на нем ездил
- какой-нибудь бывший кулак, обслуживавший по случаю сельские свадьбы. И
лошадь была запряжена хорошая, имевшая отношение к орловским рысакам.
- Вот это нам подойдет, - сказал Шестаков, вновь ощутивший прилив
энтузиазма и активности.
Чем острее складывалась ситуация, тем бодрее он себя чувствовал.
- Слышь, земляк, - подошел он к вознице, - небось довезешь до Мытищ?
- Эвон? - удивился дымивший махорочной скруткой мужик лет сорока,
русобородый, как раньше говорилось - "справный", одетый в некогда белый
нагольный тулуп. - Я тут, по ближним деревням, или до Москвы, если что,
а Мытищи, почитай, верст двадцать да лесом? К вечеру и не обернешься.
Чего ж на поезде не поехали? Оно бы быстро вышло.
- Ты чего, браток, на заработки вышел или от колхоза повинность
исполняешь? - прищурившись, опросил Власьев. - Надо нам ехать, и
оплатить есть чем, а не хочешь - другого найдем. Так ползешь?
Видно было, что заработать мужик хочет, но терзает его извечное
российскою противоречие между рациональностью и духом. Деньги - оно
неплохо, трешку, а то и пятерку слупить со странных пассажиров вполне
можно, но и тащиться на холодном облучке два часа туда да столько же
оттуда, наверняка порожняком, как бы и скучно. Куда проще зашибить
полтинник коротким концом и снова развлекаться спокойной беседой с
коллегами, пропустив "с почина" чарку-другую.
- Эх, а можно и поехать...- изображая отчаянность, хлопнул возчик
шапкой по колену. - А сколь положите?
Не успел еще Власьев, знающий характер и обычаи таких мужиков и
систему здешних цен тоже, начать достойно торговаться, как Шестаков, в
роли наркоза о ценах никакого представления не имеющий, но вообразивший,
что сейчас стоит шикануть, протянул мужику красную тридцатку.
Власьев и возчик ахнули одновременно. По разным, впрочем, причинам.
- Ну, ин ладно, товарищи-граждане. Чего уж. Если вам и вправду надо
- с ветерком довезу. Только бы это - для сугреву чего взять. Там от, в
чайной, казенка имеется. По такому морозу, да через лес, без сугреву
неинтересно ехать...
Власьев толкнул наркома локтем. Молчи, мол хватит уже, пока еще
чего лишнего не сболтнул,
- Так и беги, раз хочется, И на выпивку хватит, и на закуску, еще и
сдачу принесешь. Думал, всю тридцатку тебе? Держи карман... Червонца
выше головы хватит. Я бы и пятерки не дал, да приятель мой свататься
едет, вот и не в себе немного...
Разочарованный, но совсем немного - десять рублей тоже были
непомерно солидной платой - мужик отправился в чайную.
Дождавшись, пока он скроется за ободранной голубок дверью, Власьев,
не меняя выражения лица, прошипел наркому:
- Вы, Григорий Петрович, думайте все же время ж времени. Здесь
такими деньгами разбрасываться - все равно что по улице Горького в
воскресный полдень нагишом бегать. Разговоров на неделю хватит. Хорошо,
я его малость разочаровал, он сейчас водки купит и, в расстройстве об
упущенной выгоде, ни с кем впечатлениями делиться не будет. А то бы...
Нашелся доброхот, сейчас участковому стукнул, поехали, знать,
подозрительные да богатые, деньгу без счета швыряющие, лесом в Мытищи,
когда поездом туда полчаса езды. Там бы нас и повязали.
Санки довольно споро скользили по накатанной просеке, окруженной
густым еловым лесом, из-за быстро бегущих по небу кучевых облаков то и
дело посверкивало яркое послеполуденное солнце, и вновь казалось
наркому, что находится он непонятно где то ли в проклятом, но все равно
незабвенном прошлом, то ли в каком-то совершенно искусственном,
выдуманном мире.
Левой рукой он перебирал в кармане, как мусульманин четки, россыпью
брошенные туда револьверных патроны. Десятка два. Скользящие в пальцах
длинные теплые цилиндрики успокаивали.
"Гипноглиф" - опять всплыло в памяти незнакомое слово, и тут же
нашлось ему объяснение. Так вроде бы называется нечто вроде
осязательного наркотика. А если попросту, развлекало его ощущение, что
целую горсть смертей он держит в кармане. Каждый патрончик - тщательно
изготовленная консервированная смерть. Не страшная старуха в саване и с
косой, а тем не менее...
Но все же с гораздо более эффективной и технологической смертью он
имел дело в молодости. Торпеда образца 1912 года, к примеру. Та несла в
себе сразу сотню или две гарантированных смертей в металлической
обтекаемой оболочке, снабженной притом парогазовым мотором. Когда они
засветили, помнится, под Норчепингом в борт немецкого крейсера
"Герман"...
Ямщик на облучке, спрятав в загашник деньги, суммой превосходящие
чуть ли не месячный возможный заработок от местного извоза, согревшись
вдобавок дармовой же водкой, пел громко и нескладно какую-то местную
песню, а в глубине души надеялся, что не стукнут его гирькой по затылку
странные пассажиры и позволят вернуться домой живым и с прибылью.
- Может, вы скажете, наконец, куда мы все-таки едем? - спросил
Власьев.
Шестаков отдал должное терпению старого товарища. Отправился с ним
в явно опасную и в любом случае противозаконную экспедицию, так и не
поинтересовавшись ее замыслом и конечной целью. - Есть по Ярославской
Дороге такой городок Кольчугино - А в нем - место, где без лишнего труда
возможно добыть нужные нам, предметы в неограниченном количестве...
Они говорили, едва шевеля губами, чтобы не услышал возчик, хотя
предосторожность была почти излишней: опущенные уши шапки, поднятый
воротник и громкая песнь мужика исключали риск утечки информации.
- Отчего именно Кольчугино?
- Да просто другого места я не знаю. Подходящего. Там два оборонных
завода всесоюзного значения, куда постоянно приезжают толкачи-снабженцы
со всех концов страны. По сорок-пятьдесят человек живет в гостинице
одновременно. Бывал там, приходилось, отчего и выбрал. Паспорта,
командировочные удостоверения все сдается в гостинице администратору.
Легко взять... он вдруг осекся. - Ну не так чтобы совсем легко, но
возможно...
- Умно... - Власьев посмотрел на наркома с уважением. - Но -
позволю себе вопрос. Почему сразу не сказали?
- А вы не спросили...
- У меня свой резон. Сейчас вы банк держите, я же, прошу прощения
за цинизм, продолжаю наблюдать, стоит ли на вас полагаться и дело с вами
иметь. Еще раз простите - до сих пор думаю, тот ли вы человек, чтобы
очертя голову завами в бой кинуться, или...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг