- Нормально, - позволил себе улыбнуться Новиков. -Такими хохмами мы
развлекались в вузе. "Будьте реалистами - требуйте невозможного..."
- О! Великолепно! - восхитился Удолин. -Кто так сказал?
- А, - махнул рукой Андрей. - Кто-то из нас в стиле Сартра... Так
давайте ближе к делу. Ну, я войду с вашей помощью в самадхи, так где
гарантии, что в данной фазе вы меня без всякой мистики по голове молотком
или стулом не грохнете?
- Ну, Андрей, разве это философский подход? - всплеснул руками
Удолин.
- Вполне философский, в стиле Агранова. Или вообще ваши мантры -
билет в один конец... Мое предложение. На эксперимент я согласен. На его
время я вас пристегиваю наручниками к трубе в клозете или ванной, на ваш
выбор. Гарантия от агрессии раз, и гарантия, что ваше заклинание не есть
формула самоуничтожения, поскольку голодная смерть на цепи - достойная
компенсация за мой невыход из нирваны. Как?
- Разве я должен отвечать за ваше неправильное поведение ТАМ... -
профессор бессистемно повертел перед своим носом прокуренным пальцем. -
Однако научная ценность... Вы готовы рисковать, так давайте и я рискну.
Слушайте...
Новиков вошел в транс, как в сон - с ощущением естественности и
неизбежности этого процесса, с балансированием сознания на его грани и с
мгновенным провалом в ирреальность, которая тут же стала восприниматься
как вполне нормальная и единственно возможная.
Действительно, что же тут странного: какие-то дворы и дома, похожие
на послевоенные, и он сам среди друзей. Некоторые из них так и остались
для него десяти-двенадцатилетними, никогда с тех пор больше не
встреченными по разным причинам, другие, наоборот, помнились ему уже
взрослыми, а то, что теперь они снова пацаны - так почему и нет?
Понимать, для чего он снова присутствует в своем детстве, не
требовалось, хоть он и помнил, что побывал уже и в более зрелом возрасте.
Он просто радовался узнаванию каких-то пустячных и милых подробностей,
вроде пионерской комнаты, например, где горны отчего-то всегда стояли без
мундштуков. Наверное, чтобы неизвестный злоумышленник не смог протрубить
несанкционированную тревогу...
Для чего-то они собирались вечером у подножия возносящейся к самому
небу пожарной лестницы, большой, человек в десять-пятнадцать, компанией.
Да зачем же еще - чтобы залезть на теплую от дневного солнца железную
крышу, лежать на ней вокруг кирпичных дымовых труб, покуривать невзатяжку
папиросы "Север" ценой в один, еще дохрущевский, сталинский рубль и
двадцать копеек, не для удовольствия, а из самоутверждения...
Так... Ситуация безусловного, еще не подверженного рефлексиям,
счастья. На темнеющем небе появляются первые звезды, кто-то из самых
начитанных (или богатых, ему ведь выписывают домой "Технику - молодежи")
затевает разговор о "Сокровищах Громовой луны" Гамильтона.
В очередной миг обстановка начинает меняться. Тоже естественно, не
вызывая удивления. Среди дворовых друзей появляется, но уже не на крыше, а
внизу, в салоне брошенного на заднем дворе без колес и мотора трофейного
итальянского автобуса, местный "вор в законе" по кличке Кыла, парень лет
двадцати, отсидевший по пустякам не больше "трешки". В то время его титул
означал не то, что сейчас, а просто принадлежность к одной из каст:
"ворам" и "сукам", отличавшимся друг от друга не сильнее, чем католики от
гугенотов, но столь же яростно воевавшим - на полное физическое
уничтожение. И Кылу вскоре где-то зарезали. (Все эти оценки Новиков тоже
вспомнил уже в ходе сна, а тогда дворовых зачаровывал сам титул.)
Андрей учил вора играть в шахматы, тонкости которых на вид туповатый,
со шрамом во всю щеку парень схватывал на лету. А сам Новиков за это был
избавлен от стояния на стреме и прочих подходящих возрасту дел, которые
его менее интеллигентных ровесников приводили сначала в страшную
"трудколонию", а потом и дальше. - Послушай, Андрюх, - говорил вор,
внимательно глядя на доску, - а интересно, бля, получается. Я вот так
хожу, думаю твою туру побить, а тут же оно, бля, мой офицер через ход под
боем будет, и эта пешка тоже, а ты сюда пойдешь, и твоя королева тут, ее
конем... можно, а тогда твой черный офицер мне шах... - Он вдруг
задумывался, по-модному жуя окурок и перекатывая его из угла в угол
фиксатого рта. - Это ж как в жизни, а? Я на зоне с корешем покентовался.
Когда освободились - ему наколку на дело дал, он пошел, погорел, легавого
по нечаянности грохнул, и его легавые грохнули... Так, значит, если б мы
со Сталькой и Ермолом еще аж в позапрошлом году бутылку пить не стали,
ларек не подломили, так и я бы не сел, и тогда получается, все сейчас
живые были? Из-за нашей бутылки "Карданахи" две души на распыл?
Не успела еще удивить юного Новикова стихийная телеология
малограмотного вора, как ему в голову сам пришел ответ:
- Оно так, Кыла, да только игрок - это одно, а фигура на доске -
другое, и важно вовремя догадаться, кто ты сам есть...
И вдруг на месте вора уже сидел, поддернув щегольские чесучовые брюки
над сандалетами из лакированных ремешков не кто иной, как шеф-атташе
форзейлей на планете Земля, пресловутый Антон. Фамилии которого никто
никогда не слышал, а лично знавший его задолго до описанных событий
капитан Воронцов так и не смог вспомнить.
- Ну как, лидер, - спросил он с неприятной интонацией, - начал
понимать, что почем?
На доске Новиков увидел странную позицию, какая бывает только в
шахматных задачах - белый король находился под шахом сразу с четырех
направлений. Невзирая на вроде бы надежное прикрытие, его атаковали черный
ферзь, ладья и два коня.
- Я ничего не знаю, и твои варианты меня не волнуют, - ответил
Андрей. -Ты никогда не желал играть со мной впрямую. Мало ли что ты здесь
расставил... Он сейчас говорил Антону зло и раздраженно, пользуясь
случаем, как никогда не говорил раньше, потому что и ситуация была другая.
- Ты морочил голову моим парням, вкручивал им всякие идеи насчет
спасения мира ценой наших голов, но для твоей пользы. Чего ты хочешь
сейчас, зачем ты пришел? Мы с тобой в расчете, разве не так?
И снова все это было, как во сне, когда понимаешь, что спишь, и даже
слегка пользуешься этим. Мол, что бы я ни сказал и ни сделал, значения не
имеет.
- Ошибаешься, друг, и самое главное - не в том, о чем думаешь... -
спокойно ответил Антон.
Черные и белые поля картонной шахматной доски сменились белым
снеговым покровом, из которого слева и справа торчали источенные ветрами и
временем надолбы скал, изогнутые и перекрученные стволы сосен, похожие
нате, что любили рисовать старые японские мастера; пронзительно гудел
ветер, а они с Антоном, упираясь, тащили за собой развалистые крестьянские
сани. Новиков помнил, что идут они уже давно, что лошади пали два или три
часа назад и спасение зависит от их упорства. Невзирая на разделяющую их
вражду, выжить они могут только вместе.
- Вот оно, - просипел сквозь обросшие льдом усы Антон, указывая на
врезающийся в лощину, подобно корабельному форштевню, розовато-черный
утес. - Что - оно? - Наше место...
Вспоминая с мысленной матерщиной такие романтические в детстве
страницы "Смока Белью", Андрей вскарабкался на площадку перед зияющей в
стене треугольной нишей. - Стой!
Сбросив с груди постромки, посидели несколько минут, приводя в
порядок дыхание.
За спиной была опасность, близкая и смертельная, это Новиков понимал.
Почему и решил подчиниться воле напарника. В два топора они свалили
ближайшую сосну, умершую не меньше года назад, из тонких ветвей с
остатками хвои связали десяток факелов.
Пещера была обширная, пол покрыт мелким щебнем, слева и справа от
входа громоздились осыпи из обломков зернистого плитняка.
В какой-то момент Новикову показалось, что для сна картина уж больно
реалистичная, пот со лба катился до чрезвычайности натуральный, и ноги
дрожали от усталости.
При свете трещащих факелов они рубили пятнадцатиметровый ствол на
подходящих размеров поленья, разводили таежный костер. Потом заволокли в
пещеру сани и заложили вход до самого верха в изобилии валявшимися вокруг
обломками плитняка.
- Слава Богу, управились, - сказал Антон, сбрасывая полушубок и
забитые снегом пимы. Новиков тоже присел на обрубок дерева, нащупал во
внутреннем кармане кисет. Козья ножка получилась кособокая, заклеилась
кое-как, зато дым махорки оказался сладостен.
- Пурга начинается. Мы тут и неделю сидеть можем. Жратвы хватит, дров
тоже, а там поглубже и родничок есть, не пропадем, а им на воле - концы...
- Антон говорил спокойно, уверенно, в роли опытного таежника смотрелся так
же убедительно, как в свое время - рафинированным дипломатом или
владельцем роскошного замка.
- Сними, Андрей, с саней пулемет, пристрой напротив входа, тогда и
отдыхать можно...
Еще потом они ели замерзшее сало с крестьянским хлебом, крутые до
синевы яйца, жуткой горечи чеснок, запивая все это самогоном из деревянной
баклаги.
В голове чуть-чуть поплыло, и Новиков с невиданной остротой вдруг
ощутил абсурдность происходящего, при том, что чисто по жизни оно ему
нравилось.
Это же ведь вообще идеал человека, начиная с каменного века - только
что пережитая опасность, счастливое избавление, надежное убежище, жаркий
огонь, обильная еда, долгий и спокойный сон впереди.
"А как же просветление и разъяснение всех тайн?" - всплыла
посторонняя мысль. Неизвестно откуда взявшаяся.
- Об этом мы тоже поговорим, - кивнул ему Антон. - А ты понял,
наконец, что твоя былая гордыня здесь неуместна? Как вы старались доказать
мне и друг другу, что вы сильны, самостоятельны, и сам черт вам не брат...
И что в итоге?
- Ты разве черт? - спокойно поинтересовался Новиков. "А что, даже и
неплохо бы было".
- Исходя из уровня мышления клиентов, таких, как я, называли
по-разному. Можно и чертом, если понимать его в образе Мефистофеля, а не
поросенка с рогами и хвостом. Но ты ведь хотел узнать что-то другое? -
Хотел. Кто мы и что здесь делаем? Антон кивнул, правильно поняв вопрос. -
В шахматы играл со своим приятелем? Так вот с момента, когда ты понял
разницу между игроком и фигурами, ты уже понял и все остальное.
- Это я всю жизнь понимал. Оттого и ваша игра все время не
получалась. Столько всякой трепотни, демагогии, рассуждений о судьбах
галактики, а в итоге, как я теперь сообразил, - американский летчик,
сбитый над Соломоновыми островами, вкручивает папуасам всякую туфту, чтобы
они помогли ему спастись от японцев...
Новиков опять сделал усилие, пытаясь очнуться. Как-то ему томительно
было, словно в тяжелом сне на третьей полке общего вагона. Он помнил, что
собирался говорить с форзейлем о вещах высоких и сокровенных, не
договоренных при прощании в Замке, выходила же нудная жвачка, как та смола
в детстве, от которой болели десны.
- Где мы? Кто за нами гонится, для чего? - спросил он против воли.
- Как кто? Отряд иркутской ЧК. Забыл неужели? Раненого адмирала
повезли впереди, а ты остался прикрывать отход. Все твои люди погибли,
потом пали кони. Если бы я не подоспел, лежал бы и ты сейчас в снегу с
пулей в затылке... Или отвечал на настоятельные вопросы охочих до истины
товарищей.
- О чем ты, Антон? - Новиков вообще потерял нить мысли. -Какой
адмирал, какие люди?
- Колчак, разумеется. Выхватили вы его из-под расстрела лихо.
Отчаянной дерзости операция. Только не рассчитали немного...
Увидев растерянное лицо собеседника, который только тем и гордился,
что никогда не терял самообладания, Антон поцокал языком сочувственно.
- Так вот, друг мой. Теперь вспомни, что тебе пытались объяснить.
Вспомни, вспомни. Наши последние минуты, когда "Валгалла" выходила в море,
а мы стояли на мостике. Ну, напрягись...
Новиков вспомнил. Черное, вскипающее мутными гребнями валов море, с
натугой выгребающий против шторма пароход, захлестываемый даже на
десятиметровой высоте над палубой мостик, они с Шульгиным, цепляющиеся за
леера. Антон, с мокрым от водяных брызг лицом, на прощание приобнимает их
за плечи и кричит, а кажется, что шепчет: "Ребята, все будет хорошо,
только бойтесь ловушек сознания..."
- Что это такое, как узнать, чего бояться? - отплевываясь, тоже
кричит ему в ухо Шульгин.
- Я объясню, если успею, - отвечает Антон, делает шаг в сторону и
исчезает в просеченной дождевыми струями мгле. Словно за борт прыгнул...
Так живо это вспомнилось, что ветер за входом в пещеру показался тем
же самым штормовым ветром Северной Атлантики тысячу лет назад.
- Ловушки сознания, да, ты говорил, ну и что? У Шекли тоже было:
"Только не политурьте"... Допустим, я пытался, а результат?
- Тогда слушай. Только сначала посмотрим, как там на улице...
На улице было плохо. То есть для них - хорошо. За какой-то час пурга
разгулялась, словно в Антарктиде. Ветер выл и гудел так, будто рядом с
пещерой проносился бесконечный состав порожняка. Сквозь оставленную между
сводом и верхним краем стенки полуметровую щель намело уже порядочный
сугроб. Казалось даже, что сама корявая, но прочная стенка вздрагивает от
снеговых зарядов.
Андрей подумал, что без Антона он непременно замерз бы, застигнутый
на открытом месте пургой. А может, то, что творится сейчас снаружи, лучше
назвать бураном. Теперь же замерзать придется преследователям. А у них
здесь уютно, тепло, топлива хватит на пару суток, если рубить чурбаки
потолще. Но что там еще за история с адмиралом?..
Проверив, надежно ли упирается сошниками в камень пулемет, хорошо ли
лежит лента в приемнике, они вернулись к костру. Выступ скалы надежно
прикрывал от гуляющих по пещере сквозняков, устойчивое пламя горящих с
торца бревен прогрело выбранную ими для ночевки нишу достаточно, чтобы
можно было раздеться до нижнего белья, развесив остальную одежду для
просушки.
- Как многие до тебя, ты был лишь фигурой на доске, более или менее
сильной, всю сознательную жизнь. И в таком качестве представлял интерес,
но не представлял опасности. Пока вдруг не вздумал почувствовать себя
игроком. Еще даже и не стал, а только почувствовал и тем самым перевел
себя в другое качество. На тебя обратили внимание. А это страшно.
Вселенная существует, пока все предписанные роли соблюдаются. Так
установлено от века...
- Установлено - кем? - Андрей смутно помнил свои видения насчет
играющих Реальностями высших сил. Теперь он хотел убедиться, правильно ли
понял давешнее озарение.
- Теми, кто равно непостижим тобою и мною, - спокойно ответил Антон.
- Однако я остаюсь фигурой, пусть даже ферзем, образовавшимся из достигшей
последней горизонтали пешки. И моя сущность меня устраивает. Ты же из
пешки решил стать игроком...
- Ничего я не решал. Я просто жил в пределах существующих
обстоятельств. И не делал ничего, чтобы их изменить сознательно. Отвечал,
в меру сил, на вызовы судьбы. Какие и у кого ко мне претензии? И не сам ли
ты просил нас о помощи?
- Просил. Но процесс вышел из-под контроля. В какой-то момент
произошел качественный скачок. Стало ясно, что ты с твоими друзьями
способен препятствовать исполнению предназначенного. В пространстве
исчисленных и согласованных Реальностей возник некий экстерриториальный
сгусток чуждой энергии. Кто-то из вас придумал абсурдно вроде бы звучащий
термин: "Гамбит бубновой дамы". А он оказался удивительно точным для
объяснения сложившегося положения.
- Антон, сколько можно? - воззвал к инопланетянину (а заслуживал ли
он теперь такого названия?) Новиков. - Уже год ты морочишь нам голову
бессмысленными словесами. Скажи конкретно - кто мы, кто ты и что такое эти
самые "ловушки сознания"? Чьего сознания и зачем?
- Ты хочешь, чтобы я объяснил словами нечто мало-представимое даже
сверхмощными разумами? Кое-что вам было приоткрыто. Долю процента из этого
вы сумели осознать. Как случайно встреченное знакомое слово в тысячетомной
энциклопедии на чужом языке. Остального не поймете еще века и века. Что не
мешает вам совершать смертельно опасные для судеб Вселенной поступки. Я
был послан помочь вам и предостеречь. Частично это удалось. Но лекарство,
увы, оказалось опаснее болезни. Те, кому до последнего "времени" было
безразлично существование не только ваше, но и всех пяти вариантов
человеческой истории, внезапно заметили вас. Выражаясь словами Гоголя, Вий
поднял веки...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг