фирмы...
Карен вспомнила все: круглые цифры контракта, желание Лэквуда
приобрести домик за Красными озерами и то, что ей уже тридцать два года, а
Могучий Младенец - драгоценный шанс решить все жизненные проблемы одним
ударом. Ей не оставили времени на обдумывание, ее торопили. Почти
машинально она согласилась.
С того дня каждое утро ее ждали в отделе медицинского обслуживания.
Кресло на шарнирах, штатив, с которого свисали дрожащие стеклянные трубки,
шланг с иглой - жало стеклянного паука. Жало вонзалось в руку, и свернутый
жгутом пластикатовый мешочек разворачивался, разбухал, наливаясь ее
кровью. Очень удобный мешочек, удобнее обычной ампулы, из него легко
выжать лишний воздух или порцию содержимого. Но мешочек прикрывали плотной
белоснежной салфеткой, и Карен не могла точно определить, сколько крови у
нее брали. Пять унций? Шесть, семь? Карен пыталась прикинуть на глаз
диаметр шланга и скорость движения по нему струйки крови, но из ее
расчетов почти ничего не получалось. Спрашивать она не пыталась. Если шеф
сказал, что в Пайн-Блиффе соорудили еще несколько Могучих Младенцев,
значит, так оно и есть. Она их мать, и она должна питать их частицей своей
плоти. В разумных и безопасных пределах. Так получилось. Она должна. Ей
хотелось крикнуть в лицо надвигающейся беде: "Не надо! Не хочу!" Но беда
не имела лица, она надвигалась вкрадчиво, темная и бесформенная.
И каждое утро после визита в отдел медицинского обслуживания Карен шла
в свою лабораторию. Голова сладко кружилась, она не имела сил обратиться,
как прежде, к своим мальчикам с шуткой и приветом. Как сквозь сон, слышала
слова Рона. Тот говорил, что отцу его лучше и он благодарит мисс Брит. Но
Карен это было почти безразлично, ее отделяла от людей серая завеса тоски.
Потом слабость отступала, лихорадочный ритм работы оживлял и подстегивал.
Однако с каждым днем становилось все труднее втягиваться в этот ритм, как
будто нужно вскочить в поезд на ходу, мелькают подножки и нет сил оторвать
ноги от земли, прыгнуть и вцепиться в поручни.
Конечно, можно перенастроить Могучего Младенца на другую кровь, на
любую. Но это потребует много времени. Слишком много. Практически пришлось
бы начать с нуля. Новые расчеты конфигурации электрических полей, новые
системы электродов, новое распределение их внутри аппарата. Пять миллионов
электродов - это возможность пяти миллионов ошибок, это ювелирный
эксперимент, повторенный пять миллионов раз. Если хотя бы один электрод не
займет точно рассчитанное место, сдвинется в сторону на тысячную долю
микрона, все пойдет прахом. Только теперь Карен осознала, какую
колоссальную, виртуозную, почти неповторимую работу она сумела выполнить.
Вдохновляемая любовью к Фрэнку, в порыве вдохновения, внушенном острой
новизной проблемы, она сумела сделать все на одном дыхании, залпом. Второе
дыхание не наступит, неоткуда его взять. И Фрэнк уже не тот, что был.
Ей не удастся перестроить Могучего Младенца. Правда, есть надежда, что
это сделают другие. Если чудо или случай помогут им и ей. Все, что она
может, - это довести Могучего Младенца до совершенства, до безотказной
работы, требующей каждый день порцию ее крови. Да, перестроить Младенца не
удастся!
Но есть и другой выход.
Она все же избавится от ежедневных визитов в отдел медицинского
обслуживания. Она заставит Младенца утолять свою жажду другой кровью,
другого донора или многих доноров. Разве ее кровь так уникальна и
неповторима? Ничего подобного. Можно найти донора, у которого эритроциты
содержат именно тот стереоизомер, что нужен Могучему Младенцу.
А честно ли это?
Она привяжет к Младенцу другого человека... Подло, грязно!..
Но если найдется второй человек с нужным стереоизомером, значит,
найдется и третий, и шестой, и пятидесятый. Пятьдесят разложат ношу,
которую она тащит одна. Так справедливо, вполне справедливо. Она не сможет
ни в чем упрекнуть себя, и фирма будет довольна. Надо только найти таких
доноров. Шеф не посмеет отказать ей в помощи...
Не посмеет!
- Вполне разумно, мисс Брит, абсолютно разумно, - сказал мистер Грабли.
- Но, видите ли, медики до сих пор не интересовались стереоизомерией
соединений, входящих в состав эритроцитов. Не доходили руки. Мы не знаем,
сколько доноров придется перебрать, чтобы найти именно этот стереоизомер.
Сколько? Тысячу или миллиард?
- Я тоже не знаю. Попробуйте связаться с Национальным центром
переливания крови. Они дадут пробы крови любого количества доноров. У них
есть картотека резервных доноров...
- Национальный центр не занимается благотворительностью. Вызов доноров,
их обследование, взятие проб, укупорка, транспортировка... Кропотливое и
трудное дело. Речь идет не о сотне образцов пуговиц, а о тысячах, может
быть, миллионах доз крови. Один бутерброд с сыром может приготовить даже
однорукий сумасшедший, приготовить миллион бутербродов - для этого надо
нанять инженеров и вооружиться машинами. Экс нихиле нихиль - из ничего
ничего не получается, мисс Брит. Нескончаемые затраты! Ради чего?
- Ради сохранения моего здоровья. Когда сегодня утром у меня брали
кровь, я заметила - она желтоватого цвета. Так бывает при крайнем
истощении...
Мистер Грабли поежился, и лицо его, обычно белое, как капустный лист,
покраснело.
- Мы страдаем во имя науки, мисс Брит, во имя науки! Но, разумеется, я
не протестую против анализов ряда проб крови, я просто рассуждал вслух, не
более. Я доложу директорату в самой благоприятной для вас форме...
Он успокоительно журчал еще минут двадцать.
Заверения мистера Грабли неожиданно для Карен приобрели осязаемую
форму. В лабораторию группы "Д" стали поступать сотни крохотных ампул,
заключающих в себе пробы крови и надежду. Могучий Младенец тем временем
обрастал новыми деталями и приборами, словно выбивался в самостоятельный
организм, и все меньше и меньше нуждался в услугах той, которая его
породила. Теперь вокруг Младенца суетились, сидели на высоких табуретах
или лежали на пенопластовых матрацах незнакомые Карен сотрудники. Она и
Рон были рады, что их невольно или преднамеренно отстранили от Младенца.
Они могли, не отвлекаясь больше ничем, искать проклятый и желанный,
ненавистный и благословенный стереоизомер.
Каждое утро она по-прежнему наносит полувынужденный, полудобровольный
визит в отдел медицинского обслуживания. Сегодня, как и вчера, как и
позавчера, Карен выходит из лифта и делает два шага к дверям лаборатории
"Д". Двери распахиваются сами, автоматика в Пайн-Блиффе заслуживает самых
высоких похвал. В дверях стоит Рон. Он улыбается... Неужели?
- Мы нашли, мисс Брит! Да, да, не сомневайтесь, мы нашли...
На ладони, протянутой к ней, лежит крохотная ампула с отломанным
кончиком. На ампуле черные четкие цифры, номер донора, а для нее - номер
счастливого билета. Рука Рона дрожит, он волнуется за нее. Милый
мальчик...
- Не сомневайтесь, мисс Брит, не сомневайтесь... - Вот и все, что он в
силах выговорить.
Карен бросается к поляриметру, она сделает анализ сама, своими глазами
увидит победу или... очередное поражение. Нет, сомнений нет! Рон не
ошибся. В ампуле N_А-17001 находится кровь с необходимым стереоизомером.
Донор N_А-17001 сможет принять на себя часть тяжелой ноши, которую она
несла в горьком одиночестве. Конечно, если донор захочет это сделать.
Впрочем, и это уже не так важно. Если они нашли стереоизомер хотя бы один
раз, значит, они найдут его еще десять или двадцать раз. Находка - не
чудо, самые чудесные находки подчиняются законам математической
статистики... Как легко и приятно так трезво рассуждать, когда волнения и
страх уже позади...
По дороге домой Карен встретила Лэквуда. Каштановая аллея сочилась
сыростью после недавно прошедшего ливня. Фрэнк стоял посредине дорожки, и
похоже было на то, что он находился здесь и во время дождя. Его
светло-зеленый плащ потемнел от влаги, брюки облепили колени, мокрая
одежда сковала тело. Фрэнк стоял неподвижно, как бессмысленная
принадлежность каштановой аллеи. Карен, погруженная в свои думы, почти
наткнулась на него, и только тогда они увидели друг друга.
- Как дела, Карен? - глухо спросил Фрэнк, и слова прозвучали не
вопросом, а набором безжизненных звуков.
- Отлично, дорогой. Мы давно не виделись, но я не виню тебя. Вероятно,
виновата сама. Теперь все пойдет по-другому.
- Я видел Рона, - перебил ее Фрэнк. Он все еще прислушивался только к
своим мыслям.
- Значит, Рон уже все рассказал? Почему же ты так угрюм, Фрэнк? Разве
тебя не радует наша находка? Сейчас я очень слаба, но теперь все позади.
Витамины, небольшой отдых, силы восстановятся. Все отлично!
- Еще до встречи с Роном я знал, что вы найдете стереоизомер. Именно
сегодня найдете. Ампула N_А-17001? Не так ли?
- Тебе сказал Рон?
- Пойми, я знал этот номер еще вчера. Нет, позавчера. Позавчера вечером
я узнал номер ампулы.
- Объясни, Фрэнк.
- Ты была счастлива сегодня?
- Да.
- Целый день счастья. Это все, что я мог тебе подарить.
- Мне всегда было хорошо с тобой.
- Знаю. Именно поэтому я подумал, что лучше будет, если ты узнаешь все
от меня.
- Я слишком устала, Фрэнк. Не могу разгадывать твои загадки.
- Ты не знаешь, чья кровь была в ампуле.
- Донора из Национального центра переливания крови.
- Твоей дочери... Не смотри на меня так, Карен!.. Они все равно сказали
бы...
Дочь... Она скрывала от Фрэнка, что у нее дочь, Внебрачный ребенок.
Фрэнк докопался до ее тайны. Зачем? Ревность или глупость? Она сама
открылась бы ему. Не в том сейчас дело. О каких пустяках она думает... В
ампуле - кровь дочери... Где взять силы перед новым испытанием?
- Ты хочешь, чтобы я заплакала? Негодяй!
Дорого ей стоили эти хладнокровные и грубые слова.
Но они достигли цели.
Фрэнк отпрянул от нее, затем упал на колени и нелепо задвигал руками,
словно искал что-то на гравии дорожки.
- Убей меня, Карен!..
В мокром зеленом плаще, ползающий у ее ног, Лэквуд показался Карен
похожим на ящерицу... "Ящерица, ящерица, высунь свой хвост, я смажу его
патокой, туча прилипнет к хвосту, дождь перестанет..." Наивное детское
заклинание. Сколько раз она повторяла его радостной скороговоркой, прыгая
на одной ноге по лужам, подставляя лицо под серебристые нити летнего
ливня. Далекое, какое далекое детство! А сейчас прыгает под дождем ее
малышка... "Ящерица, ящерица, высунь свой хвост..."
- Зачем тебе моя дочь?!
Карен показалось, что она выкрикнула эти слова так громко, как только
могла, но на самом деле легкий шорох капель, осыпающихся с листьев
каштана, почти заглушил ее шепот.
Фрэнк закрыл лицо руками.
- Я ревновал.
Жалкое оправдание. Ревнивый глупец? Нет, трусливый предатель. Если бы
предательством можно было топить, уголь предлагали бы даром...
- Ты трус!
- Пойми, Карен. Ты ничего не знаешь, ничего не видишь, ты, как слепая,
уткнулась в свои приборы...
Что он бормочет? Предал и оправдывается. Узнал о ее ребенке и,
подавленный хроническим страхом перед шефом, проговорился. Кому-то из них
пришла в голову чудовищная мысль: отправить в лабораторию "Д" кровь
дочери.
- Я не спрашиваю, где моя дочь. Все равно не ответишь, ты опутан
страхом. Но я иду к своему адвокату, мы поднимем на ноги всю полицию...
- Карен! Ты ничего не добьешься! Я же говорю тебе - ты слепая! Здесь
слишком крупная игра, слишком все серьезно. О боже! Почему именно я должен
говорить это? В Пайн-Блиффе делают газ "щекотун". Так его назвали
газетчики, неужели ты не знаешь? И его делают здесь. В башне, которой
управляет Могучий Младенец.
Ящерица... Она наступит на него ногой! Нет, он отбросит хвост и
выскользнет из-под ноги. Какая-то жаркая волна заливает ее, подступает к
самому сердцу, руки бессильно опускаются, сердце обрывается и падает,
падает...
По небу скользит зеленое облако. Теплый ветер гонит его вниз на землю,
отрывает от него огромные пушистые клочья, и клочья превращаются в
деревья. Пухлое облачко зелени на тонкой коричневой ножке. Это деревце,
они только что посадили. Они - Карен и дочь. На ферме дяди Норриса, где ее
ребенок нашел приют шесть лет назад. Из маленькой лейки, что держит
ребенок, серебристым пауком выбрызгиваются струйки, ослепительная радуга
играет в брызгах. Яркие лучи впиваются в глаза, хотя глаза закрыты и она
ничего не видит. Когда жалящий свет становится невыносимым, Карен
открывает глаза. Она лежит почти на полу в круглой комнате. Голубые стены
смыкаются колодцем вокруг широкой и очень низкой кровати. Такие комнаты и
кровати она уже видела в отделе медицинского обслуживания Пайн-Блиффа. В
комнате нет окон, но ярко горит лампа. Почти прожектор. Бьет в глаза.
Карен отворачивается, и тут же где-то за стеной звенит звонок. Пайн-Блифф
через край набит автоматикой. Автоматикой, цепкой, как сторожевая собака,
и быстрой, как укус змеи. Сейчас автоматы отозвались на поворот головы.
Теперь войдут люди. Фрэнк, или Грабли, или просто сестра.
Но никто не отозвался на звонок.
Что это значит? Ее забыли? Какая нелепость! Ведь Могучий Младенец
каждый день требует от нее порцию теплого красного сока. Сок жизни -
кровь. Кто назвал ее так? Гарвей или... Мефистофель? Не все ли равно.
Почему никто не приходит? Могучий Младенец не может существовать без нее.
Пусть приходят, но она должна их встретить не лежа, а стоя на ногах,
выпрямившись во весь рост...
В голубую дверь вделана полоска зеркального стекла. Она видит себя:
бескровные слизистые губы, бледное лицо... даже не бледное, а пожелтевшее,
как желтеет от времени плохой и мутный пластик. Странное лицо, худое и
одутловатое, словно налитое местами тяжелой жидкостью. Сохрани
хладнокровие, Карен, и поставь сама себе диагноз: пернициозная анемия -
гибельное малокровие. Так это называется, если ты еще не забыла все, что
знала. Разве таская ты нужна Фрэнку? А дочери? Ей ты нужна всегда. Ампула
N_А-17001. Сколько таких ампул они сделали? Пять, десять?..
А если тысячу?
Несколько секунд Карен стоит шатаясь, протягивая руки к стене, ей нужна
опора. Но пол комнаты плывет и накреняется. Слабость и отчаяние валят ее с
ног. Она находит в себе силы взобраться на постель, и... все.
...Время не привязано к столбу, как лодка к пристани, оно плывет, и
вместе с ним тяжело плывут мысли. Уже вторые - или третьи? - сутки у нее
не берут кровь. Значит, Могучий Младенец существует за счет другого
донора. Почему она раньше не подумала о том, что уникальный стереоизомер
следует искать в крови ее родственников? Но у нее остался только один
родной ей человек - дочь. Сейчас они поставили перед ней задачу:
догадайся, за счет кого существует и работает без тебя Могучий Младенец.
Догадайся и покорись. Они уверены, что ее ум исследователя быстро решит
эту крошечную проблему. Те, кто придумал кошмарный заговор, думают
обойтись без бурных сцен и мучительных споров. Догадайся сама и реши.
Какая гуманность! Фрэнк тоже был очень добр. Как он сказал: я дал тебе
день счастья... У всякой собаки есть свой день радости. Взрыв гнева почти
лишает ее сознания... Нет, Карен, сейчас только твоя покорность может
спасти дочь. Карен разрывает рукав блузки и, обнажив до плеча руку, кладет
ее поверх одеяла. За ней, конечно, наблюдают, и этот немой знак покорной
готовности быстро и верно поймут.
Действительно, почти сразу открывается дверь и входит санитар из отдела
медицинского обслуживания. Он толкает перед собой штатив, который бесшумно
скользит на четырех резиновых роликах и подъезжает к ее постели.
Пока у нее берут кровь, Карен смотрит на ролики. Они прилажены
тщательно, оси прикрыты никелированными колпачками, резина роликов
рифленая, втулки на осях толстые и тяжелые, поэтому штатив стоит прочно,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг