принять её желание находить в происходящем с послом именно то, что ей
хотелось бы в нём находить, и робко спросила:
- Он действительно отравлен?
- Не имеет значения, - ответил Саф.
- Ни малейшего, - согласился с ним Главный Гонец.
После паузы, в протяжение которой шут глубоко зевал в сложенные
лодочкой ладони, Саф пробормотал:
- Впрочем, о случившемся стоит сообщить нашему крикуну. Кто здесь
Главный Гонец?
Главный Гонец удручённо развёл руками:
- Один я идти не могу.
- Один вы и не пойдёте. Мы отправимся вместе, заодно и разомнёмся. А
вам, Хармана, советую хорошенько присматривать за телом, чтобы оно не
сбежало.
Семи лет отроду, Динноталюц, предоставленный попечению двух небывало
хлопотливых тётушек, имел обыкновение прятаться от них в укромных уголках
необъятного летнего дома, изобилующего всевозможными пристройками,
чуланами и чердачными каморками. Обнаружив его исчезновение, тётки
подымали на ноги всю прислугу и Динноталюц мог подолгу утолять своё
детское тщеславие, упиваясь воплями "Тал, Тал, куда же ты запропастился?"
и истыми призывами конюха к его варварскому амулету:
"Дай, копытце, верный знак, Где укрыт мой господин, Господин
Кафайралак".
Но однажды - позже Динноталюц узнал, что соответствующие указания
поступили от отца, которому пожаловался суровый конюх, потерявший из-за
его проделок веру в чудодейственную силу копытца - тётки не пожелали
подымать тревогу и он целый день просидел в одном из своих излюбленных
укрытий, внимая не то сверчкам, не то птицам (он был не в состоянии
разобраться даже в этом, столь сильны были обида и разочарование). Нечто
подобное Динноталюц испытывал и сейчас, спустя сорок с лишним лет, лёжа на
пыльном ковре и притворяясь умершим от неведомого яда, притворяясь, как он
понимал, исключительно убого и безыскусно. Ему, конечно же, никто не
поверил, и в свете этого уход Сафа и Главного Гонца представлялся
неоценимым подарком судьбы, избавившим посла от их обидных колкостей и,
вместе с тем, подарившим ему шанс пусть ненадолго, пусть на несколько
мгновений, стать единственным благодарным обладателем блеска застенчивости
Харманы, не его жены.
Затаив дыхание, Динноталюц осторожно повернулся на другой бок и
приоткрыл глаза. Прежде, чем посол успел сообразить, кто это, приподняв
край скатерти, вглядывается в вечные сумерки, царящие под столом, будто в
сказочной Северной Лезе, до его слуха донёсся вздох облегчения и громкий
шёпот:
- Вам лучше, гиазир Нолак?
- Да, сладенькая, - сказал посол, надеясь, что отвечая шёпотом на
шёпот, он смягчит фривольность своего обращения.
- А вы не хотите оттуда вылезти?
Динноталюц был в восторге - его дерзость осталась безнаказанной и даже
заслужила поощрение, ведь ему, по существу, было предложено разделить её
ложество ("Общество" - одёрнул себя посол), а значит, Хармана находила его
приятным собеседником и - как знать! - возможно, эта приязнь превосходила
обычное сочувствие к лысеющему гиазиру из города, чьё название давно уже
перестало служить трепету врагов и уважению союзников.
- Хочу.
Чтобы не насмешить Харману каким-нибудь неловким движением, Динноталюц,
прикидываясь усталым и измученным, очень медленно вылез из-под стола, так
же медленно отодвинул свой стул, собрался было на него сесть, но,
сообразив, что эта позиция, как сказал бы Нолак, лишена ряда преимуществ
соседней, отбросил прочь медлительность и занял место Главного Гонца.
- Вы забыли свою тарелку.
Посол не обладал достаточно точными весами, чтобы измерить, чего в этой
монете больше - лукавства или глупости - но, зная, что у него в запасе
имеется пара-тройка авров из такого же сплава, без сожаления отплатил
Хармане одним из них.
- Рядом с вами несложно забыть и законную супругу.
- Ту самую, которая вчера чуть не овдовела?
- Сегодня она тоже чуть не овдовела, - сказал Динноталюц только затем,
чтобы заполнить сосуд беседы чем-либо, отличным от молчания, в которое он
рисковал погрузиться, как в изобилующий липкими пенками чан с холодным
молоком, надолго, ибо был уязвлён осведомлённостью Харманы, проистекающей,
как ему подсказывал желчник - жилище вздорных близнецов - из близости с
Главным Гонцом, поскольку такие подробности о вчерашней закрытой аудиенции
нельзя было получить иначе, кроме как из первых, и притом ничем не
связанных, рук.
- Да, когда вы упали, я была уверена, что вам уже не подняться.
Динноталюц приосанился и, подмалёвывая своей напыщенной глупости усы
назидательности, произнёс:
- Отравить человека куда как сложнее, чем лишний разок выпороть
придворную даму.
- Откуда вы знаете?
- Но вы и сами...
- Нет, это была просто шутка!
- Положим. Но отчего тогда вы так взволнованы, если не сказать испуганы?
- Думаю, не только меня страшат люди, чья осведомлённость переходит
границы мыслимого.
"Пожалуй, пристрастное отношение Сафа к этой особе лишено оснований", -
подумал Динноталюц, отдавая дань изворотливости Харманы, превращавшей их
разговор в неритмичное поскрипывание колёс дипломатической фуры, в
путешествие по эриаготову Хеофору. За оконцем проплывали невнятные
пейзажи, освещённые не-луной-не-солнцем, ветряной мор объяснял отсутствие
людей лишь отчасти, руины на горизонте скорее всего руинами не являлись и
раздражённый обилием новых неприятных впечатлений посол позволил себе быть
невежливым:
- Великолепно! Выходит, моя осведомлённость противоречит обычному
порядку вещей, в то время как ваша - включена в него неотъемлемой частью?
В таком случае, не были бы вы так любезны сообщить мне, что вам ещё
известно о моей супруге и о моих видах на её вдовство?
- Вы нахал, вы чужеземец, и вы плохо понимаете, что такое Двор, -
раздельно произнесла Хармана и из уст Динноталюца против его воли вырвался
нелепый смешок:
- А как насчёт "южанина"? Умоляю вас, скажите "южанин".
- Южжжанин, - пожав плечами, бросила Хармана.
"Да, сомнений быть не может." - Подумал посол. - "Те же шершни, тот же
нос, тот же подбородок".
- Вы, наверное, всегда мечтали во всём походить на своего брата.
- До того, как он стал Гонцом - да.
- А сейчас?
- Сейчас об этом не стоит и мечтать, - с неподдельной досадой сказала
Хармана.
- По-моему, вы преувеличиваете. Стоит ли печалиться, если он даже не в
состоянии заткнуть рот какому-то шуту?
- А вы, милостивый гиазир Динноталюц, попытайтесь ненадолго вообразить,
что человек, который представляется Сафом, на самом деле носит иное имя и
занимает иную ступень лестницы Двора.
Хармана говорила вполголоса, заговорщически отведя глаза в сторону, и,
если бы только она не назвала его Динноталюцем, посол усмотрел бы в таком
поведении точный слепок с манер упомянутого ею Сафа.
Обнаружив эту удручающую, доселе незамеченную грань её природы,
Динноталюц пришёл в смятение и, распростившись с планом овладения
укреплённым лагерем неприятеля, над воротами которого была намертво
прибита доска с девизом "Чужакам здесь не место", прикрылся ивовой
плетёнкой мальчишеской запальчивости:
- Зачем вы называете меня Динноталюцем? Этот человек - преступник, он
предал мой город, он предал ваше государство, а я - нет, я - Нолак.
Хармана покачала головой.
- Из вас и вправду получается весьма посредственный подражатель и ещё
худший Нолак. Но, боюсь, мне придётся с этим смириться.
- Видимо, из почтения к моим летам, сладенькая? - съехидничал
Динноталюц, укоряя себя за то, что не смог отказаться от такой
сомнительной наживки, как намёк на наличие сомнительной наживки,
шелковичным червём облегающей крючок придворного вероломства.
- Нет, из необходимости оберегать вас до того момента, когда
возвратятся мой брат и его спутник.
Посол не смутился видом голого крючка.
- И только?
- Не только. Ещё я должна пустить в ход всё своё женское обаяние, чтобы
выудить из вас побольше секретов Ведомства.
- Я готов, - улыбнулся Динноталюц.
Чувствуя томительное головокружение, он взял первый попавшийся под руку
кубок, наполнил его до краёв (избыток вина в две спорых струйки сбежал на
плотный шёлк скатерти), собрался выпить, но, спохватившись, что в первую
очередь следовало предложить вино даме, извиняющимся голосом спросил:
- Это ведь ваш?
Вместо ответа она протянула ему другой кубок. Динноталюц, желая с
честью выйти из неловкого положения, отлил ей половину своего вина,
пытаясь убедить себя в том, что Хармана не подумает ничего дурного, увидев
в этом отголоске древних оринских обрядов не мужланство, но знак его
готовности поделиться всеми тайнами Ведомства так же, как он поделился с
нею хмельным напитком.
- У нас так не принято.
Динноталюц с сожалением подумал, что она усмотрела в его поступке
именно мужланство, и в наказание за её приземлённость решительно сказал:
- А у нас не принято разглашать тайны Ведомства, - после чего
залихватски осушил кубок до дна.
- По большому счёту, в вашей помощи по этому вопросу здесь никто не
нуждается, - парировала Хармана, вновь представая перед послом в обличье
Сафа.
- Почему? - Продолжила она, заблаговременно ставя вопрос, который
появился у Динноталюца, но ещё не был поставлен им в подобающе язвительной
форме.
- Потому что гиазир Нолак сейчас сидит по правую руку от государя и,
подозреваю, ведёт с ним весьма просвещённую или, если угодно,
просветительскую беседу.
- Вы говорите неправду.
- Говоря вам неправду, я бы обязательно волновалась грудью, как
выражаются иные кавалеры. Этого, однако, не происходит и вам легче мне
поверить, чем попытаться доказать обратное.
Если бы в это время все присутствующие за столом не встали навытяжку
как гвардейцы на торжественном смотре, сдерживая довольное посапывание и
сытую икоту, Динноталюц, наверное, не оставил бы желания опровергнуть
утверждение Харманы и обвинить её в голословности, но в нём победила
непосредственность любопытствующего и он, оставляя в стороне их разговор,
осведомился:
- Что происходит?
Прежде чем ответить, Хармана поправила прическу, встала, одернула
платье и, поглядев на него свысока, пояснила:
- Государь покинул своё место. Мне кажется, сейчас он идёт сюда в
сопровождении моего брата.
Усилившееся головокружение и сопутствующая ему вялость удержали посла
от следования всеобщему примеру, но не смогли притупить испуг перед
перспективой встречи с императором, который, будь он хотя бы на четверть
подобен своим подданным (а в том, что это именно так, посол не сомневался:
"По собаке узнаешь и хозяина", - хмуро ухмыляясь, говорил конюх в их
поместье), парой весёлых шуток наверняка загонит его на погребальный
костёр.
- Миленькая, простите, сладенькая, пожалуйста, давайте убежим отсюда, -
залепетал Динноталюц, ужасаясь околесице, которую способен вызывать к
жизни отменно образованный человек благородного происхождения только
затем, чтобы из посла превратиться в паяца, в шута.
"Лучше быть паяцем, чем мертвеньким", - утешил он себя, глядя, как
ползут вверх брови Харманы и лишь слегка приоткрывшиеся губы пропускают
короткое послание языка:
- Это невозможно.
- Но как же мне... как же нам быть? - Пуская в ход такое
многозначительное обобщение, посол надеялся намекнуть Хармане, что считает
её соучастницей того неведомого преступления, за которое он второй день
подвергается зловещему в своей неоправданности преследованию, столь же
незаконному, сколь и унизительному.
Молчание, встретившее его вопрос, продлилось дольше, чем позволяли
обстоятельства и дольше, чем требовалось женскому легкомыслию для
молниеносного выбора между "Не знаю", "Я вам не советчица" и "Не
впутывайте меня в ваши интриги". Наконец Хармана, глубоко вздохнув,
бросила:
- Полезайте под стол.
- Снова?
- Да.
- А они? - тихо сказал Динноталюц, выразительно кивая на стоящих
придворных.
Несговорчивость посла, по-видимому, не на шутку рассердила Харману.
- Послушайте, я, честное слово, плохо понимаю, кто вы такой и в чём
назначение ваших выходок, но одно я знаю точно - если вы изволили быть
отравленным, когда уходили Саф и мой брат, то вам лучше не воскресать
перед появлением государя. Это может быть понято как неуместный пасквиль
на воскресение Его Императорского Величества.
Динноталюцу оставалось только уступить непритязательным и оттого
неоспоримым доводам Харманы.
Не успел он устроиться поудобнее, отмечая, что поза павшего жертвой
жестоких игрищ Двора как нельзя лучше подходит его теперешнему состоянию
покойника и даже обилие пыли в ворсистом ковре не может помешать
наслаждению покоем, как сверху донеслись голоса, приглушённые скатертью и
густым воздухом Северной Лезы.
- Ну что тут у вас, Хармана?
- Всё хорошо, мой государь.
- Тело не сбежало?
- Нет, мой государь.
- Да? - недоверчиво сказал Саф и, жертвуя чистотой своих императорских
одежд, стал на четвереньки, заглядывая под стол - туда, где находилось
тело, даже и не помышлявшее о побеге.
- Если вы присмотритесь повнимательнее, то сможете заметить, что там
никого нет. Потрудитесь разыскать его, сладенькая.
- Нет ничего проще, мой государь.
Вытянув из волос заколку, Хармана легонько дохнула на неё и, притопнув
ногой, потребовала:
- Дайте, рожки, верный знак, Где укрыт мой господин, Господин...
- ...Кафайралак, - Подсказал из-под стола Господин Кафайралак.
1994 (c) Александр Зорич
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг