отъездом вполне можно было побаловаться с этими двумя сучками. А этот
слизняк... он будет молчать.
И Салман и Бакра изрядно позабавились, обсуждая по-чеченски, что они с
ними сделают, прямо в присутствии хозяина и двух будущих жертв. Хозяин, не
понимавший по-чеченски ни слова, все-таки каким-то звериным чутьем,
выработавшимся у него за время работы с ЭТИМИ, остро почуял опасность и
весь покрылся холодным потом, проклиная и свою жадность, и свою горькую
судьбу. Тоже урод... разбогатеть захотел. Тайком. Забыв, что любое тайное
богатство пахнет так, что на этот запах быстро сбегаются столь же тайные и
темные хищники с острыми зубами. Впрочем, говорят, даже в советские
времена были богачи, о богатстве которых никто так и не догадывался до
самой их смерти. Они носили застиранные рубашки, ездили на трамваях,
экономя пятачки на метро, по двадцать лет носили одни и те же брюки,
аккуратно штопая протершиеся коленки. Но кому нужно такое богатство? А
любое другое тайное обогащение в конце концов всегда оказывается
смертельно опасным. Из тех, с кем он начинал в восемьдесят девятом, в
живых остался только он. Один утонул, и ему, можно сказать, повезло больше
других. Поскольку, как кончили остальные шестеро, он видел собственными
глазами. ЭТИ специально взяли его на казнь, рассчитывая сломать,
устрашить... и устрашили, сволочи, да так, что теперь он ночами просыпался
в липком поту, а потом долго лежал, пытаясь представить, ЧТО сделают с ним
самим, и... не закричать.
В прихожей хлопнула входная дверь и кто-то завозился, стряхивая снег.
Гости переглянулись, Бакра покосился на лежащую на лавке теплую доху, в
кармане которой был спрятан старый добрый "Макаров" (ни китайские ТТ, ни
новомодные зарубежные штучки здешний холод не выдерживали), но тут же
лениво отвел глаза и вновь уставился на хозяйку наглыми глазами. Ну кого
здесь можно бояться? Поэтому, когда в дверь стремительно метнулись
массивные фигуры, одетые в темные, облегающие комбинезоны и черные вязаные
шапочки-маски, никто из присутствующих не успел отреагировать. Глухой
удар, звон упавшей на пол чашки, хрип... и фигуры исчезли. Гулко хлопнула
входная дверь, в доме, в котором остались только хозяйка и ее дочка,
воцарилась тишина. О главе семьи и гостях напоминали лишь нагретые их
теплом табуреты и... шубы на вешалках.
Третий барак отличался от остальных гораздо большим комфортом. Во-первых,
в подобных бараках, разбитых на множество комнатушек, обычно ютилось два
десятка семей в три-пять ртов, а в этом жило всего двадцать пять человек.
Во-вторых, во всех комнатах были установлены телевизоры, а из остальных
бараков снесена вся более или менее приличная мебель. И все же, несмотря
на это, был он неуютным и загаженным. Еще бы, порядок здесь наводился от
случая к случаю, и делали это "приглашенные" гостьи, причем после
неоднократного изнасилования. Впрочем, некоторым это нравилось, и отнюдь
не все "приглашения" сопровождались непременным насилием. Но таковые
гостьи, как правило, и сами не отличались особой чистоплотностью. Так что
на качество уборки это совершенно не влияло. К тому же форточки в этом
бараке никогда не открывались, поэтому сформировавшаяся в нем атмосфера
представляла собой причудливую смесь вони немытого мужского тела, густого
перегара, заплесневевшей пищи и сгоревшего табака и гашиша.
Когда дверь барака распахнулась и в длинный коридор стремительно ворвались
два с лишним десятка фигур в совершенно немыслимых серо-черных
комбинезонах и вязаных шапочках-масках, виденных здешними обитателями
только по телевизору, в репортажах о налетах ОМОНа на какие-нибудь рынки
(впрочем, вполне возможно, они их видывали и раньше), а на здешнем
пронизывающем ветру и жутком морозе эти комбинезоны и шапочки защищали не
лучше, чем туалетная бумага, все обитатели барака сначала опешили. Чеченцы
уже давно привыкли чувствовать себя хозяевами здешних мест. Жестокие,
убивающие спокойно и равнодушно, не думая о последствиях и не боясь их,
кроваво мстящие за любое поползновение на их власть, они не могли себе
даже представить, что в этих богом забытых местах может появиться кто-то,
рискнувший напасть на три десятка закаленных новой кавказской войной
ветеранов. Однако сегодня им пришлось смертельно удивиться.
Нападающие выбивали двери ударом ноги и, положив обнаруженных в комнате
обитателей лицом вниз, проводили быстрый обыск. Непонятливым ломали руки
(судя по непрерывным воплям, таких непонятливых оказалось довольно много),
а самых непонятливых просто вырубали. Эта экзекуция продолжалась минуты
две, не больше, а затем все затихло. Дюжие гости с Кавказа, от одного
недовольного взгляда которых местные мужики покрывались потом, лежали
теперь носом в собственном дерьме и ошарашенно поводили глазами, поскольку
любое шевеление тут же вызывало немедленные санкции со стороны захвативших
барак, и окрестности оглашались новым воплем. Но лежать тоже было не
очень-то просто. Нападавшие совершенно не озаботились тем, чтобы закрыть
двери, да и к тому же во время захвата в некоторых комнатах были выбиты
окна, так что по полу гуляли дикие сквозняки. Хуже всего было обитателям
шестой комнаты, где перед самым налетом трое горячих южных парней
разложили молодую метиску, дочку украинца, механика местного гаража, и его
жены-якутки.
На эту девчушку все облизывались уже давно, но пока "дело" было на мази,
местный техперсонал особо не трогали, перебиваясь якутками и местными
шлюхами и лишь иногда затаскивая в барак одиноких медсестер или
учительниц. Но теперь "дело" закончилось и можно было оторваться на полную
катушку. Так что механик сейчас отлеживался дома, в гипсе, а его дочку
вовсю знакомили с особенностями сексуальных пристрастий настоящих мужчин,
героев новой кавказской войны. В результате, когда в комнату ворвались два
черных демона и, приложив гордых кавказских мужчин о косяк, окно и стену,
распластали их носом в собственные трусы, в порыве страсти сброшенные
прямо на пол, единственной их "одеждой" остались лишь собственные курчавые
волосы, ровным слоем покрывавшие мускулистые тела. А окно, между прочий,
было выбито башкой одного из них. Так что не прошло и десяти минут, как
всех троих стала бить крупная дрожь, время от времени прерываемая дикими
воплями, поскольку нападавшие неукоснительно следили за выполнением
собственного требования "не шевелиться" и безжалостно наказывали за
малейшее нарушение.
Спустя пятнадцать минут в барак приволокли Салмана и Бакру. А кроме них
еще человек восемь из местных, в том числе управляющего и охранников,
которые были связаны с выходцами с Кавказа наиболее тесно, Салмана, Бакру
и буквально висящего на руках молчаливых темных фигур Хункера заволокли в
самую большую комнату и плотно прикрыли двери. И в бараке установилась
почти абсолютная тишина. Никто больше не пытался ни шевелиться, ни
угрожать, ни просить этих загадочных налетчиков. А двое самых отчаянных,
попытавшихся воспользоваться тем, что в их комнате находился только один
охранник, сейчас лежали на полу, со сломанными ВО ВСЕХ суставах руками и
ногами. И их дикие вопли, намертво впечатавшиеся в уши остальных,
заставляли всех до боли прикусывать губы или впиваться ногтями в
собственные ляжки, лишь бы только не пошевелиться и не привлечь к себе
внимание этих черных сынов Иблиса, неподвижно застывших на пороге.
Часа через два, когда весь поселок уже окончательно проснулся и активно
обсуждал, что же такое происходит в бараке кавказцев, из леса выскочил
вездеход и, лихо развернувшись, затормозил на площади напротив здания
конторы. Там как раз разгружались вахтовки, привезшие с рудника ночную
смену. Из вездехода вылезли человек десять дюжих молодых мужчин в меховых
куртках, на фоне здешних шуб смотревшихся не очень-то серьезно. Они
вытащили из кузова носилки с лежавшим на них заледенелым до стеклянного
состояния трупом молодой женщины с наполовину снесенной головой. Бабы,
сбежавшиеся на площадь вроде бы как встретить возвратившихся со смены
мужей, а больше из любопытства, заахали и запричитали.
- Ой, да кто ж это ее так...
В толпе вернувшихся со смены мужчин кто-то глухо произнес:
- Известно кто...
На него тут же зашикали. Сегодня впервые на руднике не было никого из
кавказцев, а их барак стоял распахнутый настежь, сиротливо взирая на
разгорающийся день выбитыми окнами, но это еще ничего не значило. За
несколько лет их всевластия народ на руднике привык молча отводить глаза,
а скрежетать зубами только ночью, отвернувшись носом к самой глухой стенке.
Мужчины осторожно поставили носилки на землю, затем извлекли из вездехода
кайла и лопаты и, примерившись, начали рыть могилу прямо на площади. Народ
замер. Это было что-то неслыханное. Несколько минут местные завороженно
наблюдали за ходкой работой мужчин, потом кто-то из самых шустрых спросил:
- Вы чего, прямо тут хоронить будете?
Один из работавших выпрямился и, окинув взглядом замершую толпу, медленно
кивнул:
- Да.
- А кто это?
Парень укоризненно покачал головой. Как будто ответ на этот вопрос все
окружающие должны были знать.
- Она должна была стать вашей новой управляющей.
Кто-то из женщин ахнул:
- Молоденькая такая...
Парень кивнул:
- Да. Ей было всего двадцать семь. Мы учились с ней на одном курсе, а
сейчас приехали ее похоронить.
Кто-то из задних рядов несмело хохотнул:
- Много же вас училось на этом курсе.
Все поняли намек. Когда окончательно рассвело, на вертолетной площадке
обнаружились длинные вереницы ярких альпинистских палатокс алюминиевыми
скелетами, в которых могло разместиться, наверное, не менее полутора тысяч
человек. Как и когда все они добрались до этого глухого таежного поселка,
оставалось абсолютной загадкой. Ибо в тех трех вертолетах, которые кружили
над поселком незадолго до рассвета, могло поместиться максимум человек
семьдесят, ну, если забить под завязку, как сельдей в бочке, - сто. Да и
то в зависимости от марки машины.
Парень серьезно кивнул:
- Пятьдесят тысяч. Но здесь собрались не все, а только те, кто смог
приехать. - И он снова взмахнул кайлом. Местные некоторое время наблюдали
за их работой, потом из задних рядов протиснулся какой-то хмурый мужик и,
легонько толкнув одного из приезжих в плечо, произнес:
- Давай пособлю...
К обеду могила была готова. К этому моменту пурга как по заказу утихла, и
приезжие, выставив на площадь раскладные столы и стулья, начали
раскладывать на ней разнообразную снедь. Местные, до того несмело
топтавшиеся по окраинам площади, опасливо поглядывая на безмолвный барак
кавказцев, тут совсем уже расхрабрились и тоже понесли на площадь кто
горячую картошку, кто печеную рыбу, а кто вяленый медвежий окорок.
Похороны начались около четырех часов. Перед самым началом рядом с
безмолвным третьим бараком остановилась машина и из барака выскочило
несколько фигур, затянутых в черные комбинезоны, в вязаных
шапочках-масках, закрывавших лицо. Народ испуганно ахнул и подался назад,
но те молча подошли к машине, быстро навьючили на себя по несколько
извлеченных из кузова канистр и вновь скрылись в бараке. Через десять
минут, когда тело погибшей, затянутое в пластиковый мешок с молнией, было
уже опущено в могилу и местные мужики и приезжие принялись сноровисто
засыпать яму, из барака высыпало уже два десятка фигур, которые тут же
похватали оставшиеся в кузове канистры и быстро облили стены барака. Затем
один из них вытащил из кармана дешевую одноразовую зажигалку и, сдвинув
регулятор на максимум, чиркнул колесиком...
Барак занялся сразу со всех сторон. Несколько мгновений люди, ошеломленные
картиной столь спокойного уничтожения материальных ценностей, зачарованно
смотрели на разгорающийся огонь, и вдруг изнутри барака послышался
тоскливый вой, тут же перешедший в многоголосицу. В бараке были живые
люди! Народ, когда до него это дошло, качнулся к бараку, но вокруг него
редкой, однако страшной в своем безжалостном безмолвии цепью стояли черные
фигуры в масках. Кто-то из местных запричитал, а мужик, первым вызвавшийся
помочь приезжим, тронул за плечо одного из новых знакомых и спросил:
- Они чего, их живьем жгут?
В этот момент из раскрытых дверей барака наружу выскочила скрюченная,
надсадно кашляющая фигура. Ей навстречу тут же шагнул один из черных -
захват, удар, рывок, и прорвавшийся наружу вереща полетел обратно в огонь.
Это зрелище для собравшихся на площади людей оказалось уже слишком
жестоким. Бабы заголосили, а мужики принялись теребить прибывших:
- Это ваши? Вы че, остановите их! Это где же это видано - живых людей жечь?
Приезжие переглянулись, а потом тот, кто говорил о могиле, громко и
спокойно произнес:
- Я не знаю, кто эти люди, но, по-моему, они делают то, что должно...
До того момента, пока в бараке все не затихло, еще шестеро пытались
выскочить из него наружу, но все они полетели обратно в огонь.
Когда пламя спало, стоявшие цепью вокруг гигантского костра черные фигуры
все как одна повернулись и легкой рысью двинулись к лесу. Через считанные
минуты их следы исчезли, заметенные легкой поземкой, а обо всем
произошедшем напоминали только догорающие остатки барака. Но к этому
моменту народ, еще полчаса назад начавший заливать увиденный ужас и
поминать усопшую, успел уже принять по шестой, поэтому исчезновение
загадочных палачей как-то прошло мимо сознания большинства присутствующих.
И никто знать не знал, что, кроме тех, что сгорели в третьем бараке, в
течение следующей недели было заживо сожжено еще тридцать семь человек -
семеро в Красноярске, пятеро в Челябинске, двенадцать в Москве, шесть в
Очхой-Мартане, двое в Объединенных Арабских Эмиратах и пятеро в Нью-Йорке.
Кто-то закончил свои дни на опушке леса, кто-то в собственном "БМВ",
шестеро сгорели вместе со своими особняками, а пятеро захватили с собой в
небытие крутую частную баню. Салман, Бакра и Хункер успели довольно много
поведать тем, кто спрашивал, о том, как и куда доставлялось краденое
золото и кто принимал в этом непосредственное участие. И это был первый
кирпич в осознание людьми того твердокаменного факта, что нет более
эффективного способа приблизить собственную кончину, чем посягнуть на
жизнь терранца. Первый, но не последний...
Азлат сидел, привалившись плечом к стене, и смотрел в окно. Он не был в
родных местах уже шесть лет. Как только ему исполнилось тринадцать, отец
посоветовался с родственниками, и те, все вместе, решили, что взрослому
парню оставаться в этих местах опасно. Если боевики не завлекут в отряд,
так федералы отобьют почки или вообще упекут за решетку. Поэтому следующие
четыре года, до самого поступления в университет, он прожил на Урале,
помогая дальним родственникам отца торговать дарами Кавказа. Самый старший
из родственников, троюродный брат отца, дядя Ахмад, оказался к тому же
имамом местной приуральской диаспоры. И он на дух не переносил ваххабизм.
Поэтому посланцев от "непримиримых" в их общине встречали не очень-то
ласково, вследствие чего этим самым "непримиримым" пришлось для своих
местных делишек легализовывать на Урале собственных людей. Когда, после
пары громких дел, милиция прошлась по местной общине частой гребенкой
(Азлат, которому к тому моменту уже исполнилось пятнадцать, даже отсидел
шесть суток в местном КПЗ), то, разобравшись в ситуации, "старых" чеченцев
она начала считать вполне благонадежными. В общем, жизнь вдали от отчего
дома оказалась не столь уж и тяжкой. К тому же дядя Ахмад о племяннике
заботился, устроил в местную школу, давал денег на одежду. А когда
появилась возможность пристроить мальчика на учебу, не колеблясь заплатил,
сколько сказали, и отправил парня в столицу.
Весь первый курс Азлат немного дичился сверстников. Русский язык он знал
довольно слабо, тройки по математике и остальным предметам ему и вовсе
ставили из жалости (ну еще бы, когда он начал ходить в школу, Чечня
считала себя независимым государством, так что там не то что о русском
языке, а и вообще ни о какой учебе особенно не думали, кроме изучения
Корана, конечно), а о таких играх, как волейбол, регби или шахматы, вообще
знал только понаслышке. Если бы не куратор, Азлат, пожалуй, сбежал бы
после первого семестра...
На каникулы он уехал к дяде Ахмаду, поскольку дома появляться все равно
было опасно. Тот долго расспрашивал его об учебе, хмурился, качал головой,
потом поднялся и куда-то ушел. Вернулся он поздно, ругаясь себе под нос.
Когда он немного успокоился, Азлату удалось выяснить, что дяде Ахмаду не
очень понравилось то, чему и как его учат в этом новом университете.
- Когда я учился в МИЭМе, сынок, - рассказывал дядя Ахмад, - мы к концу
первого месяца уже знали больше, чем вы после первого курса. Уж не знаю,
что там у вас за радиоэлектронный факультет... - Он хмуро покачал головой.
- Жаль только, что человека, который тебя в этот университет устроил,
посадили. А то бы мы чего-нибудь придумали.
А потом Азлат вернулся в университет, и весь их курс отправили в
"Гнездо"...
КПП "Кавказ" они преодолели довольно мирно. Сержант-контрактник с
некоторым недоумением долго разглядывал его новенький ноутбук и мобильник,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг