к князю:
- И вы собираетесь строить рубеж обороны именно здесь? По западному
берегу? - Он саркастически улыбнулся. С князем он был еще мало знаком, а к
невероятным историям о его геройских подвигах относился как к фольклору.
- Не совсем и не сразу. - Князь усмехнулся. - Я готовлю "соратникам"
гораздо большую неприятность, чем просто отражение их наступления. - Князь
посмотрел куда-то вдаль. - Надо быстрее закончить эту глупую войну. -
Сказав это и не обращая ни малейшего внимания на иронические взгляды, он
повернулся и пошел к машине, где стоял пилот. - Карту, пожалуйста, -
обратился он к нему. - Вот, смотрите, господа, основная идея нашей
кампании будет заключаться в следующем...
Четыре часа спустя, сидя в автомобиле, несшемся по тряской дороге обратно
в город, князь искоса посмотрел на генерала Боурана, что-то быстро
писавшего на полях разложенной на коленях карты, потом перевел взгляд на
пилота. Тот понимающе улыбнулся уголками губ. Сидевшие сзади офицеры тихо
переговаривались. Они были в некотором смущении. Еще бы! Сначала то, что
изложил князь, показалось им, профессиональным военным, не то чтобы уж
совсем невероятным, но похожим больше на некое благое пожелание, чем на
реальный план. Однако, когда князь начал все тем же спокойным и даже
бесстрастным тоном излагать подготовленные им варианты типовых боевых
приказов, начиная от уровня полков и кончая полным боевым приказом об
обороне по всей войсковой группировке, разворачивая на том же капоте
подготовленные и покрытые условными обозначениями склейки карт,
выполненные в стандартной педантично-казенной манере его величества
Академии Генерального штаба, полупрезрительные улыбки на губах
столпившихся вокруг карты офицеров сначала сменились на недоуменные, а
потом и вовсе исчезли. Когда князь закончил, посыпались вопросы, а когда
поток вопросов иссяк, генерал Боуран задумчиво покачал головой:
- Знаете, ваше сиятельство, СЕЙЧАС все изложенное вами уже не кажется мне
бредом. Но если вы к тому же сумеете воплотить все это в жизнь, то... - И
он развел руками.
В ответ на столь двусмысленный комплимент князь с легкой улыбкой поправил
генерала:
- Мы, генерал, МЫ! - Он мгновение помолчал и вдруг заговорил каким-то
необычно жестким тоном: - Обязательно воплотим. А тот, кто по неумению,
недопониманию, излишнему самомнению либо еще по какой причине будет нам
мешать... - Он не стал говорить дальше, но всем было ясно, что он имел в
виду. О случае с атаманом Друзем все были наслышаны.
В Коев они добрались к вечеру. Гулянья по случаю Дня тезоименитства были в
самом разгаре, но офицеры слишком устали, чтобы принять в них участие. К
тому же уже завтра необходимо было начинать переброску и разворачивание
частей на рубежах, указанных в плане, а также отбор и формирование
подвижных маневренных групп. Так что большинство предпочло воспользоваться
последней возможностью выспаться. Однако пилот с майором засиделись
допоздна. Пилот назавтра отправлялся в монастырь для организации действий
банды Куденя, а майору предстояла дорога в обратном направлении, в
Северогорск. Там на местном морзаводе под присмотром Круиффа полным ходом
шли работы по демонтажу орудий главного калибра старенького броненосца
"Морской лев", уже несколько лет ржавевшего у стенки, и установке их на
специальные железнодорожные платформы, оснащенные подъемно-поворотными
механизмами наведения. Кроме того, там же, в железнодорожных мастерских
северного направления, заканчивалась сборка четырнадцати бронеплощадок с
уже давно снятыми с того же броненосца и валявшимися до последнего времени
в дальнем углу двора мощными восьмиграндовыми орудиями, хотя и
устаревшими. Об этих сюрпризах майор говорить генералам пока поостерегся.
Мало ли как сложатся превратности военной судьбы, может, кто из них
попадет в лапы "соратникам", а уж в том, что "Особый комитет умеет
развязывать языки, сомневаться не приходилось. Все, что офицеры уже
узнали, конечно, тоже достаточно конфиденциально, но если даже кто-нибудь
из них попадет в руки Особого комитета и выложит все подчистую, то все
равно ничего особо эффективного противопоставить им "соратники" не смогут.
Просто у них нет для этого ни знаний, ни подготовленных командиров, ни
обученных солдат. Одна масса. Правда, очень большая. По косвенным данным,
доходившим из древней столицы, "соратники" стянули туда почти полмиллиона
штыков, причем сосредоточение еще не закончилось. Когда часы пробили два
часа ночи и все основные темы были обсуждены, пилот, посмотрев в окно, за
которым была кромешная тьма, абсолютно невозможная в привычных им городах
двадцать третьего столетия, вдруг тихо спросил:.
- Как ты думаешь, чем это закончится? Майор, немного помолчав, так же тихо
ответил:
- Не знаю... Нам остается лишь следовать завету древних: "Делай что должно
- случится чему суждено". Пилот вздохнул:
- Сейчас мне кажется, что американец был прав. Это же не Земля! Нам не
было никакого резона влезать в это дело.
Майор усмехнулся и скептически вскинул бровь:
- Думаешь?
Пилот досадливо поморщился:
- Ты не понимаешь... - Он осекся, не в силах объяснить то, что чувствует.
- Дело в том, что как раз понимаю, - посерьезнел майор, - просто... - Он
не договорил и внезапно переменил тему: - Когда нашу группу подвергли
глубокой геномодификации, с нами серьезно работали психологи. Я знаю о
возможностях и подводных камнях нашей психики достаточно много, чтобы
понять, что с тобой происходит, да и не только с тобой... Со мной это тоже
творится, да и Айвен уже на грани. Хотя, возможно, сам этого пока не
осознает.
- И что же? - В вопросе слышался скептицизм. Майор откинулся на спинку
стула, жалобно скрипнувшего под его тяжестью, и подпер подбородок кулаком:
- В настоящее время это носит название синдром Пэлли. В НАШЕ настоящее
время. Дело в том, что, хотя мир существует как объективная реальность,
каждый человек воспринимает его сугубо эгоцентрически. Он как бы
выстраивает вокруг себя несколько оболочек: первый слой - дом, любимые
вещи, близкие люди, привычки, любимые книги и передачи, второй слой -
улица, город, любимые места, сослуживцы и приятели, с которыми общаешься,
дальше идут третий, четвертый и другие слои. Они создают для нас
комфортную психологическую среду, этакую броню нашей психики. Конечно,
время от времени она может нарушаться, например, могут появиться люди, с
которыми нам неприятно общаться, или произойдет авария в доме, разобьется
любимая бабушкина чашка или умрет близкий человек, но основа, к которой мы
привыкли и которая сформирована при нашем активном участии, остается.
Пилот усмехнулся:
- Ну, при нашей-то профессии я бы не был так уверен в незыблемости каких
бы то ни было основ. Насколько я помню, у тебя было двенадцать глубоких
забросок. У меня три, но я моложе, и у меня все впереди... - Он запнулся и
поправился: - Было.
Майор покачал головой:
- В этом и ответ. Я имею в виду твое последнее слово. Все наши заброски,
то есть погружения в абсолютно инородную среду, хотя это еще вопрос,
насколько она инородна, - современное нам общество настолько
глобализовано, что об абсолютной инородности я бы не говорил, - носили
ВРЕМЕННЫЙ характер. Мы знали, что если выживем, то ОБЯЗАТЕЛЬНО вернемся в
привычную среду. - Он умолк на мгновение, затем сухо сказал: - А здесь мы
НАВСЕГДА.
- Возможно, ты прав, - задумчиво проговорил пилот. - Но мы здесь уже почти
год, а я начинаю чувствовать ЭТО только теперь...
Майор усмехнулся:
- А вот за это благодари нашу специфическую подготовку. У нас с тобой
большие адаптационные способности. Как врожденные, ибо иначе тебя бы
никогда не отобрали для работы в нашей системе, так и благоприобретенные
путем накопления опыта или под воздействием тренеров и психологов. К тому
же сначала твое подсознание воспринимало все происходящее как очередную
заброску. Да и все наши способности были мобилизованы для выполнения
текущих задач, грубо говоря - для выживания. И только теперь, когда
впереди забрезжило окончание того, что ты подсознательно воспринимал как
очередное задание, - подняла голову безысходность.
Они некоторое время сидели молча. Пилот вздохнул.
- Возможно, ты прав, - сказал он, грустно улыбаясь, - никогда бы не
подумал, что в программу подготовки боевиков входит такое глубокое
изучение психологии.
Майор рассмеялся:
- Да нет. Просто наши "яйцеголовые" сделали выводы из прошлых неудач и
накачали нас этой информацией, чтобы мы сами смогли засечь, если с нашей
психикой вдруг пойдет что-то не так. Хотя, по-моему, они и сами не были
уверены в том, что это возможно.
Пилот встал и прошелся по комнате. За окном уже серело. Он остановился и
несколько минут не отрываясь смотрел на раскачивающиеся ветки деревьев,
так напоминавших обыкновенную березу, только не с зубчатыми листьями, а
гладкими, более округлой формы, потом повернулся к майору:
- И как мне с этим бороться? Майор пожал плечами:
- Мне кажется, никак. Я тебе уже говорил, что у нас троих очень высокий
уровень адаптации. Все нормализуется само собой.
Пилот хотел сказать что-то еще, но в этот момент в коридоре послышался
дробный грохот каблуков. Шаги быстро приближались, кто-то со всей силы
забарабанил в дверь:
- Ваше сиятельство! Ваше сиятельство, вы здесь? Резко открыв дверь, майор
столкнулся нос к носу с запыхавшимся вестовым из штаба.
- В чем дело?
- Суверен срочно требует вас к себе. Князь и с ним пилот, не говоря ни
слова, быстро вышли.
- А что случилось? - спросил на ходу князь семенившего следом вестового.
Тот сглотнул и глухо ответил:
- Из столицы пришло сообщение. "Соратники" расстреляли заложников, которых
держали в Тащевских бараках. Всех. Семь тысяч человек.
Майор резко замедлил шаг, так что вестовой от неожиданности врезался ему в
спину и отскочил, будто теннисный мячик от стены, и повернулся к пилоту.
Мгновение они молча смотрели друг другу в глаза, потом пилот зло
усмехнулся и сказал:
- Ты был прав, действительно, все прошло само собой.
Барабанник грохнул и дернулся в руке. Молодой русоволосый парень
нагловатого вида, одетый в добротную, хотя и слегка засаленную бекешу, со
скрученными за спиной руками, удивленно всхлипнул и медленно осел на пол.
Вахмистр вскинул голову и обвел бешеным взглядом остальных пленников, явно
ошеломленных таким развитием событий. За его спиной раздался сухой,
скрипучий голос:
- Итак, я думаю, теперь всем понятно, ЧТО случится с вами при малейшем
признаке неповиновения. Стало тихо. Голос добавил:
- Достаточно, соратник.
Вахмистр оскалил зубы в улыбке, от которой у пленников, которым еще
хватало душевных сил, чтобы хоть что-то замечать, застыла в жилах кровь, и
опустил руку с барабанником, тут же, впрочем, подняв другую, увенчанную
синевато поблескивающим стальным крюком причудливой формы, похожим скорее
не на приспособление для облегчения жизни безрукого инвалида, а на некое
изощренное орудие пытки. Все невольно вздрогнули, но вахмистру это не
доставило никакого удовольствия. Это обычная реакция. Если бы ему еще
полгода назад кто-нибудь сказал, что он станет тем, кем стал, - личным
телохранителем и палачом самого соратника Птоцкого, вахмистр рассмеялся бы
ему в лицо, а может быть, отходил бы нахала суровой казацкой плеткой. А
вот поди ж ты, как повернулась судьба. Вахмистр попятился назад и там, за
спинами марьятов, плотной толпой окруживших своего обожаемого вождя,
поднес к носу ствол барабанника и втянул носом едкий, горьковатый запах
сгоревшего пороха. Стало немного легче, хотя, если бы Птоцкий позволил ему
немного "поиграть крюком", было бы лучше. Можно было бы даже полизать
кровь: демонстративно, если надо припугнуть пленных, или тайком, как вот
сейчас. Ему всегда нравилось убивать. На фронте, когда он на полном скаку
вздевал вверх шашку и затем резко, "с оттягом", опускал ее вниз, а голова
суматошно бегущего пехотинца лопалась с громким хрустом, разбрызгивая по
сторонам сгустки крови и похожие на мятые тряпочки кусочки мозгов, его
сердце екало и замирало от какого-то сладостного восторга. Он слыл
храбрецом и лихим рубакой, но тайной причиной, почему он первым вызывался
на самые отчаянные вылазки, было желание вновь испытать это чувство. Он
немного стыдился его, однако после того, что сделал с ним ЭТОТ, стыд
пропал. И теперь желание испытывать его снова и снова не отпускало его ни
на миг. Правда, убийство больше не приносило ему прежнего сладостного
восторга. Это походило скорее на ощущения после глотка кумара - популярной
на Востоке едкой и вонючей смеси настоев наркотических трав, без которой
люди, пристрастившиеся к этой отраве, не могли прожить и недели и ради
глотка этой адской смеси были способны на все. Среди унганов таких
называли "кумаровые рабы". Вахмистр видел их в унганских селениях. Женщин,
которые за один глоток этого варева были согласны отдаться даже псу, и
мужчин с остекленевшими глазами, готовых есть землю, лишь бы только
собрать гроши на кумар. Где-то глубоко в его душе, где еще был жив тот
расчетливый и прижимистый, но в то же время лихой и веселый казак, каким
он был раньше, теплился огонек презрения к самому себе. Но этот огонек был
слаб и бессилен, а в нынешнем его обличье было даже какое-то мрачное
величие. И главное, эта жизнь давала ему возможность убивать. Часто и
много. А потому гори все прахом.
Вахмистр прислушался - говорил соратник Птоцкий:
- Ну что ж, этих троих в подвал, а остальных... Вахмистр, встрепенувшись,
рванулся вперед, предвкушая ПИР. Птоцкий уже вертел головой в поисках
своего палача. Заметив вахмистра, он кивнул на обреченных:
- Убей их и... можешь не торопиться. - Он поднялся с кресла и направился к
подъезду.
Вахмистр проводил его взглядом и повернулся к испуганным людям,
Птоцкий успел подняться на второй этаж, когда со двора до его ушей донесся
отчаянный вопль. Лето складывалось очень неудачно. Оглушительный и
неожиданный почти для всех успех Комитетов действия, практически
молниеносно захвативших власть в обессиленной войной и саботажем стране,
так же неожиданно сменился полосой непонятных неудач. Поначалу это еще
можно было как-то объяснить и даже предвидеть. В конце зимы комитеты
начали почти повсеместно наталкиваться на сопротивление - кое-где
пассивное, а кое-где и с оружием в руках. Все это в какой-то мере можно
было объяснить самоуправством и наглостью некоторых комитетов, во главе
которых стояли слишком амбициозные либо слишком жадные председатели. Но
особой опасности это не представляло, более того, сам Птоцкий извлек из
этих событий существенные выгоды. Он не был теоретиком-идеалистом и что
такое на самом деле "угнетенный" народ представлял себе неплохо. Потому и
начал, первым среди соратников, формировать отряды Гвардии вооруженной
защиты свободы. Хотя от кого ее надо было защищать подобным образом, было
пока не очень ясно. В результате, как только началась заварушка, которую
он в тайне души ожидал, его позиции в Центральном совете резко усилились.
Ведь еще сразу после переворота, на первом же заседании, он поставил
вопрос об организации настоящей регулярной армии. Однако в тот момент в
Центральном совете царила эйфория, и соратник Срайя, редкостный демагог и
порядочная сволочь, яро выступил против - истинной революции, мол, не
требуется иных сил обороны, кроме вооруженного народа. Когда же начались
довольно серьезные вооруженные выступления, эти идеалисты, эти
недоучившиеся студенты, семинаристы и аптекари так переполошились, что все
его предложения, до того не раз и не два отвергнутые, прошли просто на
ура. И жизнь показала, что он был прав. Самое крупное выступление -
Освободительный поход - было успешно подавлено, причем без особых усилий.
Казачки пограбили, разъелись и оказали самое слабое сопротивление. Мелкие
выступления были элементарно утоплены в крови, для чего сослужили службу
массовые казни. А Вооруженные силы защиты свободы, находящиеся полностью
под его, соратника Птоцкого, контролем, уже насчитывали к тому времени
почти полмиллиона штыков, и к исходу лета он рассчитывал довести их
численность до миллиона. Это означало что он поднимается на совершенно
другой уровень, Именно таким путем шли диктаторы прошлого, превращаясь из
скромных капитанов и полковников в полновластных властителей империй, в
которых никогда не заходит солнце. Но вдруг все пошло наперекосяк. Сначала
этот невероятный побег суверена. Конечно, сам по себе суверен не
представлял большой угрозы, особенно после отречения. Слабый, мнительный,
нерешительный и добросердечный человек средних лет. Но окружавший его
ореол самодержавия был чрезвычайно опасен в малограмотной крестьянской
стране. К тому же общество, досыта нахлебавшись "преимуществ" новой власти
и слегка подзабыв тяготы двух последних лет войны, проигранной, кстати, во
многом именно из-за саботажа "соратников", качнулось к убеждению, что "при
государе было намного лучше". В первые дни после побега у Птоцкого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг