Атаман, страдальчески морщась, но при этом стараясь выглядеть грозно,
вопросил:
- Ну, че скажешь?
Майор с нарочитым безразличием посмотрел вокруг. Шестеро главарей сидели
на вынесенных из избы стульях, за ними и по бокам стояло еще человек
десять. Эта компания расположилась вольготно, занимая почти половину
небольшой площадки. Остальные толпились на той стороне, где стоял майор,
позади него, точно крестьяне на сельском сходе перед старостой, урядником
и уездным старшиной. Что ж, все как он и предполагал. Майор решил как
следует присмотреться к главарям. Надо было решать, кого он оставит в
живых. Ибо скучившемуся за его спиной стаду требовался вожак. Иначе
перепуганные тем, что скоро произойдет, крестьяне попросту разбегутся.
- Эй ты, ыбло, я тебя спрашиваю? - подал голос недовольный атаман.
Майор посмотрел на него в упор:
- А кто ты такой, чтобы спрашивать?
- Чего-о-о? - удивленно протянул атаман, вытаращив глаза, потом быстро
зыркнул по сторонам. Лицо его налилось злобой.-Ах ты...
- Я - генерал, князь Росен, личный военный советник его величества
суверена. - Он высоко поднял голову и застыл на миг в гордой позе, дабы
подчеркнуть весомость своих слов, и вдруг совсем другим тоном, с насмешкой
в голосе спросил: - А что, не найдется ли здесь кого-нибудь, чтоб объяснил
мне, кто такой этот убогий и что он здесь делает?
Эта фраза понадобилась ему, чтобы максимально ограничить рамки ответных
действий атамана. Он решил его убрать, но совершать НЕМОТИВИРОВАННОЕ
убийство ему не хотелось. Сзади возбужденно загалдели. Атаман вскинулся:
- Это какого ж такого суверена? Князь презрительно улыбался. Как легко
заставить этих людей поступать так, как хочет он.
- Повторяю для убогих: его величество Коней Второй.
Атаман зашелся злым смехом, но ненадолго - что-то насторожило его в том,
как возбужденно загудела толпа, и особенно в подозрительном спокойствии
своих по-дельников. Он резко оборвал смех:
- А нет у нас никакого суверена. Был да и сплыл весь. Отрекси.
Князь усмехнулся:
- Уже нет. Увидев, что такие козлы, как ты и твои прихлебатели, - он
покачал перед собой пальцем, как бы обводя тех, что находились перед ним,
- натворили со страной, суверен аннулировал свое отречение. - Князь шагнул
вперед и зловещим полушепотом завершил свою речь: - Все, кончилась ваша
вольная жизнь. Скоро таких, как вы, всех к стенке поставят.
Это была последняя капля. Атаман вскочил на ноги:
- Ax ты ыбло... А ну, паря, хватай его! Он нас к стенке поставить хочет,
так мы его первого...
Но тут поднялся со стула один из атамановых товарищей, кряжистый мужик с
плечами молотобойца:
- Постой, Гугля, тут разобраться надо. Атаман ожег его бешеным взглядом и,
развернувшись, ударил кулаком в челюсть. Ударил с такой силой что,
казалось, звон прошел, но мужик даже не пошатнулся, только чуть откинул
голову. Над поляной повисла мертвая тишина. Мужик утер кровь, сочившуюся
из разбитой губы, и медленно покачал головой:
- Значит, вот оно как...
На лице атамана мелькнула тень испуга, но злость пересилила.
- Помолчи, Кудень. Счас мы энтого кончим, тады поговорим.
Кудень оглянулся на стоявших позади атамана и снова качнул головой:
- Э нет, Гугля, пока ты "соратников" и богатеев пощипывал да поезда
шерстил, это одно. А я супротив суверена не пойду. - Он резко повернулся,
сжав кулаки размером с добрую кувалду каждый, и, бросив: "Пошли отседа,
браты", неторопливо направился к крылечку избы. Еще трое таких же, как он,
квадратных показались из-за спины атамана и молча двинулись следом. Атаман
проводил их злым взглядом, царапая пальцами рукоятку торчащего за кушаком
барабанника, и в бешенстве повернулся к гудевшей точно улей толпе
ватажников из крестьян:
- А ну цыц!
Те попритихли. Атаман уставился на майора:
- Ну вась сиясь, попортил ты мне крови. Молись! - Он выхватил барабанник.
Майор быстро окинул взглядом людей, сидевших и стоявших рядом с атаманом.
Лишь у мужичка, который сопровождал его в поруб, на лице ясно читалось
отчаянное желание оказаться где-нибудь подальше от этого места. Все
остальные были полны возбуждения и злорадства. Атаман, оскалившись,
вскинул барабанник. Майор усмехнулся про себя и неуловимым для глаза
движением скользнул вперед.
...Когда он остановился, на площади царила мертвая тишина. Он выпустил из
рук тело с перебитой шеей и повернулся к толпе. Ватажники, оцепенев,
смотрели на него с благоговейным ужасом. Кудень и его братья, успевшие
дойти до избы, застыли у ступенек крыльца, не отрывая от него глаз. Майор
встряхнулся, будто большой пес после хорошей драки, повелительным
мановением руки подозвал Куденя и, высоко вскинув голову, заговорил:
- Крестьяне! Я знаю, что по законам божьим и суверена все вы несете на
себе печать вины за тяжкие грехи и законом наказуемые деяния. - Он сурово
посмотрел на толпу, медленно переводя взгляд с одного лица на другое, и
возвысил голос: - Да, ничего не может сделать один человек с другим без
его на то согласия. Но я знаю также и то, что вы погрязли в грехе и лихе
не только по собственной воле, - он грозно нахмурил брови, - но и по
наущению недобрых людей. - Майор гневно посмотрел туда, где валялись в
беспорядке покалеченные тела. - Однако они все мертвы! - Он снова возвысил
голос, этим нехитрым приемом напрочь отрезая Куденя и его братьев от тех,
с кем они всего несколько минут назад были подельниками. - А у вас
появилась возможность заслужить прощение суверена. - Майор замолчал.
Над площадью, повисла звенящая тишина. И в этой тишине раздался чей-то
рыдающий голос:
- Да мы, ваша милость... завсегда...
И тут словно прорвало плотину. Толпа дружно повалилась на колени, крича о
верности трону и что они готовы, не щадя живота своего... Князь усмехнулся
про себя и, сурово сведя брови на переносице, заговорил снова.
Из-под балкона в очередной раз ухнуло: - И-и-и РАЗ! - И гулкий, слитный
грохот сотен подкованных каблуков, одновременно рубанувших по пыльной
брусчатке, вновь ударил по барабанным перепонкам.
Тесс повела глазами по сторонам. Отец застыл у балконных перил, словно
собственное изваяние, картинно вскинув ладонь к козырьку фуражки и
воинственно топорща усы. Справа и слева от него с донельзя важным видом
толпились военные в парадных мундирах и расфуфыренные штатские. Все очень
сильно напоминало обычный парад по случаю Дня тезоименитства, за
единственным исключением - рядом с отцом не было матери, да и вообще из
членов семьи присутствовала только она одна. Виноват в этом был князь,
который вчера, во время вечернего чаепития, со всей возможной
деликатностью, но так убедительно, что все находившиеся за столом не могли
не согласиться в конце концов с его доводами, порекомендовал отцу во время
парада ограничиться присутствием на балконе лишь одной из дочерей. Мать
было вскинулась, но промолчала, лишь обдала князя недовольным взглядом и
сердито поджала губы. Ну и, конечно, узкая, грязноватая улица внизу сильно
отличалась от широкого Елисейского проспекта.
Тесс повернула голову и незаметно посмотрела из-под ресниц туда, где стоял
бриттец. Ну так и есть - он, как всегда, пялится на нее. Девушка слегка
нахмурилась. Вот еще, не хватало кавалера. Хотя, если быть честной, такое
пристальное внимание со стороны этого симпатичного молодого человека,
который, ко всему прочему, представлял один из древнейших родов Бриттской
империи, ей немного льстило, но ведь она твердо решила, что только один из
ныне живущих мужчин достоин ее любви. Правда, до сих пор все ее хотя и не
слишком бросающиеся в глаза, но упорные усилия обратить на себя его
внимание не привели ни к какому мало-мальски заметному результату, так что
ей даже стало казаться, что та улыбка в саду у дома священника ей только
пригрезилась. Но Смиль, с которой Тесс довольно тесно сблизилась,
регулярно докладывала ей, что и намного более активные усилия множества
других дам, среди которых были даже такие звезды, как баронесса Эмкорн,
тоже ни к чему не привели. Даже самые откровенные предложения князь
выслушивал с приветливой миной, но абсолютно равнодушно. Где-то он сейчас?
Тесс закатила глаза и страдальчески скривила губки. Но долго страдать
терпения у нее не хватило, она улыбнулась самой себе и покосилась в
сторону балконной двери. Смиль, которую Тесс, мужественно преодолев
демонстративное неудовольствие матери (от мысли о том, что ей это удалось,
девушку все еще бросало в оторопь), оставила при себе чем-то средним между
служанкой и фрейлиной, вместо того чтобы, как того потребовала мать,
стоять наготове с нюхательной солью в руках и в случае чего тут же
поднести ее Тесс, позабыв обо всем, восторженно любовалась парадом. Тесс
нахмурилась, но тут же улыбнулась. Ну вот, с чего это ей быть недовольной?
Нюхательная соль ей совсем не нужна, а Смиль конечно же никогда не видела
военных парадов. Во всяком случае, никогда не любовалась этим зрелищем,
стоя почти что рядом с принимающим парад сувереном. Привычка повелевать
людьми, даже теми, кто еще полгода назад ответил бы на просьбу юной
принцессы лишь снисходительной улыбкой, а теперь бросался исполнять ее
приказания и даже маленькие капризы с не меньшим рвением, чем те, что
исходили от ее маменьки, уже начала потихоньку впитываться в кровь Тесс,
хотя порой это повергало ее в тихое изумление. Похоже, за последние
несколько месяцев с ней действительно что-то произошло. Что-то, что
совершенно изменило отношение к ней людей. Кроме НЕГО. Тесс вздохнула,
посмотрела вниз, где шли войска, потом на стоявших на балконе господ. Они
ее раздражали. Тоже мне, стоят, пыжатся. В раздражении, вдруг охватившем
Тесс, было что-то детское, но то, что человек, больше чем кто-либо другой
имеющий право находиться здесь, рядом с отцом, пребывает неизвестно где,
ей очень не нравилось. А может быть, дело было в том, что она предпочла бы
видеть этого человека не столько рядом с отцом, сколько рядом с собой.
Тесс нахмурилась и тяжело вздохнула. Если бы князь счел нужным быть
сегодня здесь, то он был бы здесь обязательно. И ее желание тут ничего не
значило. Даже ее . мать, перед которой сам граф Ватренов, величавый
гофмаршал двора, ;ходил на цыпочках, с князем вела себя подчеркнуто
послушно. Тесс снова бросила взгляд на Смиль: та подобралась к
распахнутому окну и высунулась наружу, возбужденно блестя глазами и
кокетливо выпятив губки. Мысли принцессы приняли совершенно другое
направление. За циркачами недаром тянулась слава людей свободных нравов.
Хотя Смиль была всего на три года старше Тесс, у нее уже был вызывающий
уважение опыт в столь деликатной сфере, как плотская любовь. Причем кое в
чем он превосходил, наверное, все, что было доступно даже таким
куртизанкам, как баронесса Эмкорн, о которой при дворе ходили слухи, что
она каждый вечер ложится в постель с новым мужчиной. Во всяком случае,
первыми учителями, и, если можно так выразиться, огранщиками любовных
умений циркачки были искушенные в подобного рода наслаждениях акробаты,
силачи и наездники. А ведь, по тем же слухам, даже баронесса Эмкорн
отдавала предпочтение именно циркачам и, лишь когда таковых не оказывалось
под рукой, снисходила до светских повес и гвардейских офицеров, не брезгуя
подчас даже извозчиками, молотобойцами и забойщиками скота. Так что если
сначала Тесс краснела как рак и быстро обрывала слишком откровенные
рассказы циркачки, то с течением времени их ночные посиделки вошли в
обычай, становясь все продолжительнее. Конечно, не всегда их разговор
сводился к этим интимным подробностям (Смиль оказалась довольно
наблюдательной, и Тесс вдруг поняла, что совершенно ничего не знает о
внутренней жизни людей), но именно эта часть их бесед волновала ее больше
всего. Хотя ее бросало в жар от одной мысли, что будет, если мать застанет
их однажды за таким разговором. Она поделилась своими опасениями со Смиль.
Та посмотрела на нее с удивлением:
- А ты думаешь, она не знает?
- То есть... как?
Смиль хмыкнула и приняла покровительственный вид:
- А зачем еще, ты думаешь, мне разрешили спать в твоей комнате?
Тесс озадаченно нахмурилась. Циркачка с улыбкой пояснила:
- Ну кто еще тебе про все ЭТО расскажет? Не у матери же тебе спрашивать.
Тем более - я вижу, твоя суровая мамаша совсем не против, чтобы ты
заарканила этого непонятного князя. - Она с нарочитой похотливостью
облизнулась. - Очень лакомый мужчинка. Вот она и решила сделать так, чтобы
ты, когда подвернется случай, была во всеоружии.
Тесс вспыхнула:
- Не смей так говорить.
Смиль усмехнулась и, независимо дернув плечом накрылась с головой одеялом
и отвернулась к стене. Из-под одеяла послышалось кроткое:
- Повинуюсь, ваше высочество, - и ехидный смешок.
Воздух задрожал от восторженного рева, и Тесс вернулась к
действительности. Войска прошли, и теперь перед балконом текла толпа
радостных граждан. За тот месяц, что они находились здесь, Коев стал
чем-то вроде новой столицы. Во всяком случае, по количеству представителей
родовитых фамилий, известных политиков и генералов Коев сегодня, наверное,
мог дать фору любой из столиц, конечно, в их нынешнем состоянии. Хотя это
было не только и даже не столько заслугой отца Тесс. За несколько месяцев
генерал Тропин сумел создать некий оазис порядка во всеобщем хаосе,
охватившем страну, и сюда со всех сторон потянулись люди, потерявшие было
всякую опору и надежду. Среди них было много пустых прожигателей жизни,
лишившихся накопленных поколениями их предков миллионов и потому
озлобленных на всех и вся. Но в большинстве своем это были люди, которые
составляли славу бывшей империи, - врачи, университетская профессура,
инженеры, все те, кто не мог жить без чувства самоуважения, сознания
ценности честного труда, образованности и добросовестного отношения к
делу. Их мало привлекала как новая власть, так и возникающие в разных
местах всяческие самозваные правительства, комитеты и иные группы людей,
ничтоже сумняшеся возложивших на себя почетное звание спасителей
отечества. А с появлением суверена число стекающихся в город людей начало
множиться быстрыми темпами, потому что теперь у них появилась надежда.
Впрочем, это было не только и даже не столько заслугой генерала. Основную
ношу нес на себе граф Бронков. Тесс только недавно с удивлением узнала,
что у нее есть еще один дядя. Прежде девушка как-то не обращала внимания
на то, что, когда в их семье заходил разговор о дедушке, в тоне отца сразу
появлялась некоторая натянутость. И лишь месяц назад она узнала причину.
Тесс вздохнула и зажмурилась, вспомнив встречу отца и дяди. Это произошло
на следующий день после их прибытия в Коев. Благодаря господину Юри и его
офицерам первый день прошел спокойно. Они отоспались, помылись в бане и
немного пришли в себя. А на полдень следующего дня было назначено первое
заседание Комитета в присутствии суверена. Все члены Комитета и все те,
кто имел право, как, впрочем, и те, у кого достало влияния, денег или
напористости, собрались в дивизионном офицерском собрании. Отец появился,
когда все уже начали проявлять нетерпение. Но стоило невысокой фигуре
суверена показаться в проеме двери, как зал взорвался приветственными
криками. Отец несколько мгновений постоял, благодарно кивая головой, и
направился к центральному столу, накрытому черно-желтой скатертью, где
торжественно пожал руку генералу Тропину:
- Благодарю вас, господин генерал, за заботу о моих подданных, за веру и
честь.
Все опять радостно закричали. Отец повернулся к человеку, стоявшему рядом
с генералом, на мгновение замер, потом упрямо вскинул голову и, шагнув
вперед, порывисто обнял его. В наступившей тишине громко прозвучал его
голос:
- Спасибо, брат.
Зал на мгновение замер, а потом все потонуло в вопле восторга.
Вечером мать рассказала Тесс, что граф Бронков - незаконнорожденный сын ее
дедушки. Семья суверена Долгое время отказывалась признавать даже сам факт
его существования, но граф, похоже, получил от отца полную меру упорства и
настойчивости, предназначавшуюся для обоих сыновей. Приняв гражданскую
фамилию Ракита, он добился немалых успехов на поприще гражданской службы.
Так что даже высший свет, поначалу настроенный к графу крайне
неприязненно, стал принимать незаконнорожденного отпрыска бывшего суверена
довольно благосклонно. Правда, это произошло, когда ему шел уже пятый
десяток.
Тот, о ком грезила юная принцесса, стоял между тем на западном, обрывистом
берегу реки Кеты, у единственного почти на сто верст в обе стороны моста,
и смотрел в бинокль на противоположный берег. Рядом тем же самым
занимались человек двадцать офицеров в звании от полковника до полного
генерала. Пилот скромно притулился у переднего крыла одной из пяти машин,
на которых они добрались сюда из Коева за неполных семь часов. Генерал
Боуран, получивший почти всемирную известность после организации
беспрецедентного летнего прорыва шестнадцатого года на Юго-Восточном
фронте и лишь две недели назад добравшийся до Коева с группой преданных
ему офицеров под видом паровозного кочегара, опустил бинокль и повернулся
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг