каменную бровку.
Грон обхватил широкую ладонь и отвернулся, следя за мужиком краем глаза.
Боковой взгляд всегда более точен в деталях. Мужик харкнул и тут же
надавил. Оказалось, чернявый не только тянет руку в сторону, но еще и
старается больно сдавить ладонь. Грон знал многих ребят, кто на досуге
баловался схожими развлечениями, но покойный полковник Пушкевич был
невысоким, худощавым, и ему в голову бы не пришло присоединяться к
подобным играм. Он мог уложить любого в рукопашной схватке, но в борьбе на
руках имел мало шансов. Однако здесь, в своем новом теле, он мог, пожалуй,
поспорить с любым. Грон тут же отреагировал: сжал ладонь и поднапряг
бицепс. Через несколько мгновений он понял, что может уложить руку
соперника. Тот, по-видимому, тоже понял это. Он стиснул зубы и удвоил
усилия. Грон чертыхнулся про себя: собственные успехи в новом для него
единоборстве так увлекли его, что он чуть не обыграл своего будущего
работодателя. Не хватало ему еще проблем с гонором хозяина. Грон картинно
застонал и стал постепенно, создавая видимость отчаянного сопротивления,
опускать руку. Мужик, воодушевленный близкой победой, надавил еще, и Грон
со всхлипом расслабил руку. Мужик с глупой улыбкой чуть не вывернул его
руку из плеча, но опомнился и, отпустив, восторженно захохотал:
- Молодец! Заставил старого Югора поработать! За сегодняшний день ты
первый, кто продержался хоть один плевок. - Мужик поднялся с колен и
чувствительно хлопнул Трона по плечу.
- О господин, вы так добры. - Грон склонился в глубоком поклоне, а когда
поднимал голову, вдруг увидел, как блеснула пряжка на чьих-то сандалиях в
темном сумраке у стены.
- Господин! - Грон отпрыгнул, указав рукой в сторону неизвестных.
Мужик резво развернулся и выхватил меч. У стены вполголоса помянули
Отца-луну и дочь его Суматоху, и в полосе лунного света возникло пять
фигур.
- Благородные господа, боги бросили кости, и вам сегодня не повезло, вашей
жизни ничего не грозит, но ваши вещи и кошельки пойдут с нами.
Югор подбоченился:
- Слушайте, вы, ночные крысы, если вам дорога ваша шкура, идите своей
дорогой, пока я еще не очень сердит.
Несколько мгновений обе стороны рассматривали друг друга, потом закутанные
в темные балахоны фигуры бросились вперед. Судя по всему, Югор не был
новичком в схватках, но его опыт был опытом воина: меч к мечу, копье
против щита; те же, кого он обозвал ночными крысами, исповедовали другой
стиль боя: пятеро на одного, удар - отскок. Грону предстояла серьезная
работенка: во-первых, он не собирался потерять только что приобретенного
работодателя, во-вторых, если он хотел сохранить работу, сделать это надо
было так, чтобы у мужика не возникло сомнений, что вся заслуга только его.
Югор не стал дожидаться, пока все пятеро окажутся рядом с ним, и с
громогласным кличем прыгнул навстречу крайнему слева. Остальные, как
стайка пираний, кинулись на незащищенную спину. Грон с испуганным вскриком
катанулся под ноги двум нападавшим и кинул в ноги третьему тяжелый
сверток. Все трое рухнули. Югор расправился со своим противником
достаточно быстро. Тот рассчитывал лишь отвлечь жертву, пока его товарищи
проткнут ей сзади печень кинжалом, но товарищи не успели, и меч доказал,
что он существенно длиннее кинжала. Поэтому последний оставшийся на ногах
из напавших растерянно затормозил и оглянулся на соратников. Это стоило
ему жизни. Грон между тем, перехватив руку одного из навалившихся на него
противников на болевой, перекувыркнулся через него и заслонился его телом
от другого. Югор прыгнул вперед и рубанул поднимавшегося налетчика по
плечу, меч разрубил ключицу, и "ночная крыса" рухнул на дорогу. Грон
быстро опустил свой живой щит и, возопив будто бы от боли, откатился в
сторону. Через мгновение двое оставшихся в живых противника исчезли в
ночной тьме. Югор было рванул за ними вслед, но через два десятка шагов
одумался и благоразумно оставил эту затею. В темных переулках даже одна
"ночная крыса" представляла опасность, так что он воздел меч над головой и
вновь проревел свой боевой клич вдогонку убегающим. Когда Югор вернулся к
Грону, его глаза сверкали, а лицо светилось гордостью и восхищением самим
собой.
- Ты видел, как я разогнал эту шваль? Вопрос был риторическим, но Грон
решил добавить немного пару - люди часто более благосклонно относятся к
восхищенным свидетелям их триумфа.
- О да, господин, вы зарубили троих!
- Да что троих, если бы эти крысы не струсили, я бы и остальных отправил к
предкам. - И он горделивым жестом вложил меч в ножны. - Ты тоже молодец,
не сбежал. - Югор шагнул к Грону. - Послушай, парень, если честно, мне не
нужны погонщики, но я давно ищу крепкого слугу... давай соглашайся, много
платить не смогу, но ты еще молод, побродишь со мной - многому научишься.
Счету обучен?
Грон отрицательно мотнул головой:
- Нет.
- Во, - обрадовался Югор, - я тебя счету, грамоте обучу, там, глядишь, и
по торговому делу приспособим. Я давно подумывал бросить водить чужие
караваны и снарядить свой.
Он с таким азартом выкладывал свои планы первому встречному, что Грон
твердо уверился - столь заманчивое развитие событий ему не грозит. К тому
же за один сегодняшний день Югор истратил не менее пяти золотых, и если
это были его обычные траты, а по всему было видно, что так оно и есть, то
все, что он сейчас возглашал, было не более чем голубой мечтой. Но вот
насчет счета и грамоты он, похоже, не врал, так что в такого хозяина Грону
следовало вцепиться зубами, вряд ли ему в ближайшее время выпадет второй
шанс приобрести начальное образование.
- О, господин, вы так добры!
- Гы, - Югор был доволен своим благородством, - ладно, раз старина Югор
сказал, значит, так тому и быть, кого хочешь спроси. - Он повернулся к
центру города и мотнул головой: - Пошли. Грон проворно вскочил на ноги.
- Но, господин, разве нам туда?
- Ты что думаешь, после такого переплета можно идти на боковую, не
промочив горло доброй кружкой пива?
Грон вздохнул и, подобрав свои пожитки, поплелся за Югором. Судя по всему,
его обучение будет происходить в не совсем приспособленном для этого
помещении, и время первого урока наступало немедленно.
- Мать-солнце дала людям пять священных чисел: палец, ноги, старец, конь и
рука. Отец-луна также дал пять священных чисел: бык, пахарь, упряжка,
колесница и чаша.
Югор расположился на кошме у костра в изрядном подпитии и втолковывал сии
божественные откровения сидящим напротив него погонщикам быков. Все свои
знания он исчерпал на первом же занятии с Гроном, и, когда до него
окончательно дошло, что он уже в пятый раз повторяет одно и то же, он тут
же рявкнул, подзывая попавшегося ему на глаза молоденького парнишку,
оказавшегося учеником приказчика одного из уважаемых купцов Саора, и,
ткнув пальцем в сторону Грона, проревел:
- Вот, расскажи ему все про письмо, счету он уже обучен.
Парнишка попался старательный и провозился с Гроном целый день. Приказчик,
надеясь установить более близкие отношения с водителем каравана, на
следующий день снова отправил к Югору мальчишку, но тот, едва парень
попался ему на глаза, досадливо поморщился. Мальчишка служил напоминанием
собственной несостоятельности. Однако Грон умело разрядил ситуацию,
обратив внимание Югора на то, что приказчик предпочитает обходиться без
помощника, лишь бы угодить старшему каравана. Югор от подобного объяснения
тут же пришел в прекрасное расположение духа. Мальчишка моментально
предстал перед караванщиком в ином свете, и теперь каждое утро Югор
нетерпеливо ждал, когда у его палатки появится этот дополнительный знак
его особого положения. Грон делал немалые успехи. Он понимал, что скоро
ему станет не хватать сведений, полученных от мальчишки, и потихоньку
начал прикидывать, с кем бы еще продолжить обучение. Югор не особо
утруждал его обязанностями, и самой обременительной из них было
своевременное откупоривание новых мехов с кислым молодым вином, к которому
Югор прикладывался, едва продрав глаза, а также поддакивание и цокание
языком во время рассказа о ночном происшествии, число нападавших в котором
довольно быстро выросло до упряжки, то есть восьми, а потом и до чаши. На
третий день Грон пришел к выводу, что, скорее всего, это поддакивание и
являлось его главной обязанностью. Старый караванщик никоим образом не
нуждался в слуге, он привык сам заботиться о себе. Однако педагогическая
жилка, внезапно пробившаяся в душе Югора, настоятельно требовала выхода,
и, поскольку Грон уже знал гораздо больше, чем сам Югор, тот начал учить
погонщиков, подогревая их энтузиазм молодым вином из собственных запасов.
Эти занятия мало давали обучаемой стороне, но позволяли учителю вдоволь
посмеяться над тупостью учеников, а ученикам на халяву вдоволь попить
винца, поэтому все были довольны, и на следующий день занятия
возобновлялись с не меньшим энтузиазмом.
- Слушай, Грон, я не понимаю, почему ты связался с этим типом. - Гагригд,
мальчишка-ученик, преподающий Грону книжную премудрость, презрительно
наморщил нос. - Ты вполне мог пойти в ученики приказчика или, - он
уважительно окинул взглядом бугрившиеся мышцы своего ученика, - стать
воином. - Когда он произнес это слово, его глаза сверкнули.
- Я вижу, ты тоже хотел бы стать воином?
- А что, заметно?
- Ну, - Грон пожал плечами, - не всем, просто я уже не раз замечал, что
когда ты произносишь это слово, то гордо вскидываешь голову, а твои глаза
пылают, будто ты стоишь на колеснице, врезающейся в ряды врагов.
- О да. - Глаза мальчишки мечтательно блеснули. - Мой отец был воином, он
водил в бой первую монаду систрарха Саора. - Тут он вздохнул. - Он погиб,
когда мне было всего восемь зим. Мать до сих пор не пошла в храм
Матери-солнца с другим мужем.
- А как ты попал в ученики?
- Ну, - мальчишка совсем по-взрослому пожал плечами, - надо было на что-то
жить, мать пошла к систрарху - сейчас в Саоре властвует сын того, кому
служил мой отец, - и попросила участия в судьбе сына человека, отдавшего
жизнь за отца властителя. - Его глаза сверкнули. - Этот человек повелел
выгнать мою мать и сказал, что у него нет времени для всяких нищенок. Но,
на счастье, в этот день господин Эвром привез во дворец новые ткани. Он
увидел, как все получилось, и, расспросив мать, был так добр, что взял ее
в экономки, а меня принял учеником приказчика. Я полгода учился в его
лавке и ходил в начальную школу при храме, а по весне он отправил меня с
младшим партнером в торговый караван.
- У тебя красивая мать?
- О да. - Лицо мальчишки осветила улыбка. - Ее не раз хотели привести к
подножию богини, несмотря на то что нас у нее четверо - я самый старший, -
но она осталась верна памяти отца.
Грон отвернулся, боясь взглядом выдать свое понимание причин удачи,
посетившей эту семью. В конце концов его мать держалась, сколько могла, -
видимо, они просто дошли до ручки.
- Ну что ж, я думаю, ты должен быть доволен должностью ученика у столь
известного купца.
Гагригд важно кивнул, потом собрал письменные принадлежности и свитки и
поднялся, собираясь уходить. Грон вежливо кивнул в ответ и достал тубу с
обрывками скобленой тростниковой бумаги. Гагригд стоял рядом, переминаясь
с ноги на ногу. Грон разложил листки на кошме и макнул тростниковое перо в
чернила.
- Послушай, Грон, ты не мог бы мне объяснить, чем ты занимаешься? -
Гагригд был вежливым мальчиком.
- Это? Ну, там, где я этому научился, это называется кроки.
- А для чего это нужно?
- Понимаешь, - Грон на несколько мгновений задумался, что лучше: ясно
объяснить или ограничиться вежливой отговоркой. Парень ему нравился. К
тому же стоило проверить свои педагогические способности, очень скоро они
ему понадобятся, - как передают свое умение водители караванов?
Гагригд пожал плечами:
- Ну, они берут учеников, ходят с ними, показывают колодцы, переправы,
перекрестки...
- Значит, если тебе необходимо будет отправить караван, то ты наймешь
старшего и всецело ему доверишься, так?
- Ну так.
- Так вот, на этих кроках я зарисовал весь наш путь. Вот смотри, - Грон
вытащил разрисованный лист, - это вчерашний день. Вот этот значок -
колодец Пяти лугов, от него скала Хакона остается по правую руку, вот
перекресток у отрога Бездомного пастуха, мы проходим левее, дальше мост
над Сойрой, а что это за знак - попробуй угадать сам.
Гагригд склонился над листком и наморщил лоб:
- Я думаю, это Бычий брод.
- Вот видишь, как все просто.
- Но зачем, проще же нанять проводника?
- А вдруг у меня не будет возможности этого сделать или, скажем, надо
будет тайно, не привлекая внимания, провести воинский отряд? Может быть
много причин. - Грон усмехнулся про себя и склонился над свежим листом.
Гагригд сидел рядом, размышляя над услышанным.
- Послушай, а зачем это тебе, ты же слуга... к тому же ты сам сможешь все
запомнить, пока ходишь с хозяином.
- Ну не вечно же я буду слугой.
Мальчишка повернул голову, его глаза блеснули:
- Слушай, а давай убежим. Вместе. Поступим в воины, а?
Грон рассмеялся:
- Ну нет, ты пока еще не закончил с моим обучением.
Гагригд вспыхнул, но потом не выдержал и рассмеялся сам:
- Слушай, а научи меня делать эти... кроки. Грон на мгновение задумался,
потом кивнул:
- Ладно, но это не просто. Рисовать - это не самое главное. Главное -
замечать и запоминать ориентиры. И постарайся выпросить у своего
приказчика еще бумаги.
- Не беспокойся, - Гагригд усмехнулся, - он раздувается от гордости,
оказывая услугу старшему каравана. Завтра я принесу целую тубу отличной
тростниковой бумаги.
Весь следующий день они ехали бок о бок. На каждом привале они садились
спина к спине и рисовали маршрут. Тот, кто что-то упускал, вечером должен
был отскабливать листы. Когда они остановились на ночевку и в очередной
раз сравнили нарисованное, Гагригд взорвался:
- Ты нарочно придираешься! Через час после полуденного привала была
приметная роща, а ты не нарисовал ее, а сейчас говоришь, что она не нужна!
И вообще это глупость, кому они нужны, если каждый купец может нанять
караванщика...
Грон с усмешкой слушал его тираду. Когда Гагригд выдохся, он кивнул:
- Ну что ж, ты так громко орал, что я подумал: наверно, ты прав. - И, пока
Гагригд смотрел на него, вытаращив глаза, заговорщически наклонился к нему
и спросил: - Может, ты ко мне тоже придираешься, когда говоришь, что у
меня выходят каракули вместо букв. - Гагригд икнул от удивления,
вызванного таким поворотом разговора, а Грон задумчиво покачал головой и
добавил: - Что ж, спасибо, теперь я понял, как надо вести себя, чтобы
считаться хорошим учеником.
Гагригд побагровел, в горле у него что-то булькнуло, и в следующее
мгновение он расхохотался. Когда они отсмеялись, мальчик взял изрисованные
за день листы, скребок и принялся за дело.
Всю следующую неделю они параллельно с занятиями по письму и счету
увлеченно рисовали кроки. В этом новом для него деле Гагригд делал немалые
успехи, и к концу недели их дневной маршрут практически совпал. А через
два дня они оказались у стен Саора.
Вечером, когда Грон приволок в зал кабака, в котором они остановились,
очередной бурдюк с хозяйским вином и, наверное, в сотый раз за вечер
произнес:
"О да, хозяин, их было не меньше чаши, я так испугался, что промочил левую
штанину", - входная дверь громко хлопнула, и на пороге кабака возник
Гагригд. Он был бледен, едва держался на ногах, а его щеку пересекала
кровавая ссадина. Грон быстро огляделся. Посетители сидели, сонно слушая
очередной пересказ подвигов Югора. Хозяин, увидевший, что вошедший -
молодой сосунок, равнодушно отвернулся и продолжал протирать глиняные
кружки грязной тряпкой. Грон проскользнул в кухню и выскочил через заднюю
дверь. Притаившись в переулке, он стал ждать, пока Гагригд не покинет
кабак. Тот вышел, открыв дверь собственным лбом. Дождавшись, пока
захлопнется дверь и смолкнет бурный хохот посетителей, Грон метнулся к
двери и схватил Гагригд а за шиворот. Шепнув ему: "Молчи", - он развернул
парня в сторону конюшни и приглушенно произнес:
- Жди меня там, я сейчас.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг