Людмила Жукова.
Прошу тебя, припомни...
-----------------------------------------------------------------------
Сб. "Фантастика-82". М., "Молодая гвардия", 1982.
OCR & spellcheck by HarryFan, 1 June 2001
-----------------------------------------------------------------------
Он не узнал ее! Пожал руку, назвался: "Олег Дмитриевич Оршев" - и
повернулся к декану, вряд ли услышав ответное бормотанье: "Катерина
Сергеевна Свешникова". Он не узнал... А она-то столько представляла эту
встречу! Его радость, удивление: "Катя, Свечка! Ты! Сколько лет..."
Да, сколько лет, действительно... Все пятнадцать. Неужто она так уж
изменилась, что невозможно узнать? Друзья и подруги уверяют: "Какая ты
молодая, Катька! Ничуть не изменилась. Только прическу сменила зря".
Может, и вправду, дело в прическе? Была русая коса до пояса, а теперь -
незаметный пучок потемневших волос. Или дело в очках? Она могла обходиться
без них, но, начав водружать их на вздернутый носик для солидности - в
первый год преподавания в университете, - привыкла. Или в одежде? Она
стала носить темные строгие костюмы (классический английский фасон,
светлая блуза с глухим воротом). На ее взгляд, именно так должна одеваться
женщина-ученый, желающая сразу показать, что не нуждается в ухаживаниях,
комплиментах, цветах. Только туфли - темно-синие, на высоких шпильках,
провалявшиеся в шкафу с юности, сегодня оказались на гребне моды. "А в
общем-то вы, Екатерина Сергеевна, смотритесь ординарным синим чулком,
божьим одуванчиком, старой перечницей и как там еще называют суровых
мужененавистниц остряки?"
Не попрощавшись ни с кем, она незаметно выскользнула из деканата,
проскочила в фойе мимо огромного зеркала, по привычке не взглянув в его
гладь, и замедлила шаг лишь в безлюдном институтском парке.
Шуршали под ногами сдунутые октябрем с ветвей листья - оранжевые,
багряные, даже фиолетовые. Тайна природы - с зеленой листвы - и такая
разномастная печаль, как у людей: таких похожих - голова, две руки, две
ноги, а у каждого своя судьба, свой конец дороги.
"Я прошу тебя, припомни все, что было между нами..." - вспомнились
стихи.
...Кате было девятнадцать в лето встречи с Олегом. Она работала в
городской библиотеке, в читальном зале, не зная, что делать дальше -
работать, учиться, и если учиться, то на кого? На юриста, как думалось в
школе, врача, как хотела мать, или... Ведь тысячи профессий в мире. За год
до того она похоронила мать - 30 июня, после выпускных экзаменов.
- Однолюбка она, Алена-то Петровна! - говаривала соседка Марья Карпова
о Катиной матери, то ли осуждая, то ли оправдывая. - Всю жизнь для мужа
жила, а как помер он от фронтовых-то ран, так и зачала чахнуть. Оставила
доню сиротой. Эх, все эта война проклятущая!
На Марью война тоже свалила беду - муж ее, Мефодий Ильич, после ранения
и контузии в боях за Днепр потерял память. Можно было б держать его на
государственном обеспечении в госпитале, да Марья воспротивилась: "Нехай
дети отца видят! Какой ни на есть, все ж таки лучше, чем у других, у кого
зовсим нема" (она говорила на "суржике" - смеси русского с украинским, как
многие в их городе, пограничном с Украиной). "Ты, Катюшка, смолоду честь
держи, ищи чоловика самостоятельного. За мужней спиной как за каменной
стеной! А ты сирота, тебе одна защита - муж. В читальне-то поглядывай, кто
сурьезный, самостоятельный".
Богатейшая библиотека была в Катином городе. Собранная на народные
пятаки и тысячные пожертвования меценатов, она хранила множество старинных
книг и среди них - печатные труды местного археологического общества в
сорока томах. Они-то более всего и заинтересовали новою читателя,
двадцатитрехлетнего аспиранта Олега Оршева, прибывшего в этот край с
археологической экспедицией на раскопки скифских курганов - их немало было
в окрестностях города. Ксероксом же в те времена библиотеки еще не
обзавелись. Олег конспектировал труды, и, сдавая очередной том Кате,
жаловался, что не успеет за лето просмотреть даже треть облюбованнных
материалов: рабочий день археологов кончался в шесть, пока доедешь до
города - уже семь, а читальня до десяти. Благо по выходным открыта, но все
равно времени в обрез. И Катя, посочувствовав, предложила свою помощь.
Олег скупо поблагодарил: "Спасибо, Катя", а глаза его удивительного цвета
- синеватой сирени были его глаза, и быстрые такие, живые, - словно
погладили, обласкали ее. Вначале она корпела над конспектами в читальном
зале, за стойкой библиотекаря, а потом приноровилась брать тяжелые
фолианты домой, переписывая помеченные Олегом статьи.
И был день, когда, засидевшись в ее доме, он не пошел в гостиницу,
остался у нее, а потом уж приезжал сразу к ней - пропыленный, прожаренный
солнцем до бронзы. Она стирала его темные от пота рубахи, варила пахучий
украинский борщ. Вечерами он расхаживал крупными шагами по комнате и читал
ей целые лекции по истории скифов: "Я уверен, что скифы одно из названий
славян. И не я один так считаю. Но как это доказать? Установилось мнение,
что они говорили на иранском наречии. Но тогда законный вопрос: где в
языках славян иранские слова? Их мизер! А ведь в третьем веке нашей эры,
после уничтожения скифского царства готами, в трудах историков появляются
славяне! И живут они там же, где до того историки селили скифов, - по
Днестру, Дунаю, Дону, Двине, Десне... Так что второй законный вопрос - где
же при скифах, если они были ираноязычны, жили славяне-анты? И такие
многочисленные?"
Расхаживая по низенькой комнате (Катя жила на окраине, в частном доме,
половину которого занимала семья Карповых), широкоплечий Олег заслонял то
одно окошко, то другое. А окошки узенькие. И Катино лицо то заливает
теплотой вечерних лучей, то закрывает неприятная темь, но она не
шевелится, боясь помешать Олегу. А тот вряд ли замечает ее сейчас, не
говорит, а ораторствует, машет руками, а заканчивая мысль, рубит дланью
воздух, будто меч опускает на головы врагов.
- Чуешь общий корень в названиях рек - Дунай, Днепр, Дон?.. Есть
мнение, что это от осетинского "дан" - вода! Но ведь сохранилось в русском
языке более верное слово - "дно"! К тому же известно, что древние жители
Поднепровья поклонялись богине воды Дане. Позже, когда скифы пережили, так
сказать, религиозную революцию - после выделения земледелия - и стали
поклоняться другим богам, Дану под именем Артемиды взяли себе греки. Анней
Лукан сообщает, что жрицей скифской Даны в Таврике, так называли тогда
Крым, была Ифигения, дочь Агамемнона, героя гомеровской Илиады,
предводителя войска данайцев, осадивших Трою. А быстроногий Ахилл,
бросившийся догонять Ифигению, по многим сведениям, вождь тавроскифов! А
неуязвим он оттого, что носил, не в пример бронзоволатым грекам, стальную
броню, которую ковали уже тогда в Крыму, в Керчи. "Кърч" - кузница
по-славянски. Неоспорим факт, что сталь открыли действительно скифы, а
кроме того, гончарный круг, кресало для выбивания огня...
- А Таврия - это от "тавро"? - радуясь своей догадке и возможности хоть
слово вставить в запальчивую речь Олега, спросила Катя.
- Именно! Скифы-скотоводы ставили на лошадей и коров свои тавро. А
скифы-пахари - поднепровцы - снабжали всю Скифию хлебом.
- Но почему они называли себя скифами? - более уверенно задает
следующий вопрос Катя и прикусывает губу от стыда за невежество, услышав:
"Глупый вопрос! Они не называли себя так. Отец истории Геродот сообщает,
что скифы-днепровцы назывались сколотами". - А может быть, так в передаче
грека звучит другое, известное нам имя - склавины, славяне? И запомни -
практически ни один народ не называют соседи так, как он называет себя.
Немцы называют себя дейч, а итальянцы их - алеманами, мы - немцами, кто-то
- швабами. Китайцы зовут себя хань, но их каждый народ называет по-своему.
Самоназвание армян - хай!
- Как много ты знаешь, Олег, - вырвалось у Кати.
- Как мало я знаю! - помолчав, непривычно тихо и печально произнес он.
- Все, что я рассказываю тебе, можно узнать, прочитав всего лишь несколько
книг в твоей библиотеке - "Историю" Геродота, 4-й том, "Географию"
Страбона, другие переводы греческих и латинских авторов. Но они пишут о
скифах! А мы должны доказать, что под этим именем уже тогда жили славяне.
А для того нужно найти веские свидетельства... Если бы письменные... Нашел
же Арциховский сотни берестяных грамот в Новгороде, а до того считалось,
что северная Русь была почти что безграмотной.
- Потому ты и раскапываешь курганы?
- Потому.
- А какими были скифы? Черными, белыми?
- Такими же, как мы, - русыми и светлоглазыми. А дети их, как пишет
Геродот, рождались седыми - белоголовыми. Меня так и звали в детстве -
седой! - тряхнул рыжеватой шевелюрой Олег.
- Значит, ты скиф! - улыбнулась Катя.
- Именно! У меня и фамилия скифская! - Оршев! Считается, что город Орша
- он в верховьях Днепра, в Белоруссии, заложен еще в скифское время. На
гербе его пять стрел. Знаешь, почему?
И он рассказал ей историю о походе персидского царя Дария на скифов, о
том, как скифы заманили огромное войско врагов в глубь своих земель,
далеко на север, изнурили его голодом, оставляя за собой пустые края, а
потом отправили к Дарию послов с загадочными дарами - лягушкой, мышью,
птицей и пятью стрелами, что означало: если не забьешься как мышь в нору,
если не проскачешь болота как лягушка и не улетишь как птица, то наши
стрелы настигнут тебя. И Дарий спасся позорным бегством.
Огромной была земля скифов-сколотов - от Дуная и Карпат до реки
Ворсклы. Но они и сами ходили походами в дальние страны и основывали там
государства - на Кавказе, в Малой Азии, где основали Лидию и Мидию. В
Палестину и другие земли. И не всегда возвращались назад, оседали в
далеких странах. Но те, кто тосковал по родине, - возвращались.
Катя представила себе мчащихся всадников с длинными светлыми волосами
под островерхими шапочками-скифками, с загорелыми лицами и глазами
синеватой сирени, как у Олега. Много Олегов в кожаной одежде, любовно
расшитой женскими руками крестиками и черточками, что должны уберечь
любимого от несчастья. И Катя пожалела, что не в моде сейчас вышитые
мужские сорочки, а то бы вышила Олегу такую. Правда, мода возвращается...
...Соседям Карповым она сказала, что выходит замуж за Олега. Марья,
всплакнув, сказала на то: "Дай-то бог, дай-то бог, ох и радая я за тебя,
Катюшка!"
Мысль о том, что они поженятся, внушил ей сам Олег, часто повторял:
"Никуда отсюда не уеду. Пойду преподавать историю в здешнюю школу.
Каникулы у педагогов длинные - хватит времени для археологии. Купим
мотоцикл с коляской и объедем с тобой, Свечка, всю Скифию - до самого
Меотийского болота - то бишь Азовского моря, по которому плавали скифы".
А один разговор с Олегом решил ее судьбу, хотя он того и не заметил.
Олег как-то, по привычке расхаживая по низенькой комнатке, задумчиво
размышлял вслух:
- Наверное, есть и другие пути знать далекое прошлое. Был такой случай.
Совершенно невероятно - но факт. Одна женщина после тяжелой болезни забыла
свой язык и заговорила на каком-то неизвестном доселе. Врачи пригласили
языковедов. Оказалось, она говорила на хеттском! Давно умершем языке!
Незадолго до того письменные памятники хеттов расшифровал чешский лингвист
Грозный и доказал, что принадлежит он к индоевропейским, близок
древнеславянскому. И это понятно: хетты жили по Дунаю, а потом - в Малой
Азии. Дунай упоминается более семидесяти раз в известных славянских
памятниках. Эх, если бы мне две жизни. Свечка, одну бы я отдал археологии,
а вторую - психологии.
- Почему психологии?
- Потому что человек использует только десять процентов мозга.
Остальные девяносто в бездействии! Не они ли хранят память предков? Нельзя
ли заставить мозг пробудиться ото сна, вспомнить дела давно минувших дней?
Кате захотелось сказать, что раз не может быть у Олега второй жизни, то
психологом станет она. И заикнулась было:
- Может, мне на отделение психологии поступить?
- Зачем? - удивился Олег. - Оставайся в библиотеке. Прекрасное занятие
для женщины. Будешь мне помогать работать с книгами.
Не видел он в вас, Екатерина, Сергеевна, соратника! И вы ничего не
сделали для того, чтобы увидел.
...Подкрадывался август, и Катя должна была решать - поступать ли ей в
институт в этом году или в следующем или оставаться в библиотеке. Как-то
она заговорила об этом с Олегом:
- Скоро август. Не знаю, как быть...
- И я не знаю, - помолчав, произнес Олег. И Катя не поняла, к чему
относится его "не знаю". - Что-то борщ сегодня невкусный, - вдруг
раздраженно бросил он. - Опять перекипятила! Говорил же, что ем только
слегка подогретый!
И он шумно отодвинул тарелку. Потом в установившейся тишине долго катал
хлебный мякиш, глядя в окно, избегая часто моргающих от набегающих слез
глаз Кати. И вдруг сказал:
- У меня на квартиру первая очередь. А профком что-то затягивает,
видно, поняли, что могу не вернуться. Надо ехать! - И стукнул ладонью по
столу, расплющив мякиш.
- Ты откуда знаешь, что профком затягивает? - задержав дыхание,
спросила она.
- Жена написала. Я не говорил тебе, что состою в законном браке,
прости. Это не имело никакого значения. У меня с ней давно нет контакта,
она к другому уходила, пока я на практике преддипломной был, а дочку - два
года ей было - матери моей отвезла. Для нее-то я и хочу квартиру получить,
для дочери. А сейчас жена с дочкой живут в коммуналке, там сосед вечно
пьяный. Вот такие дела.
Она молчала, убитая известием. А сказать ей хотелось многое: "А ты
подумал, что будет со мной? Что мне-то теперь делать? Ты уедешь. Как я
буду без тебя? И что скажу людям?"
Но ком стоял в горле, и, только когда она нашла другие слова - жесткие
и потому освобождающие ее от недавнего обожания, ком ужался, пропустил их:
- Уйди от меня, пожалуйста. И не приходи прощаться. Ты мне больше не
нужен.
- Ты не права! - воскликнул он, удивленно глянув сиреневыми, впервые
беспомощными глазами. - Я же должен им оставить квартиру. Это мой долг
мужчины. А потом я приеду...
Она выбежала из дома, чтобы закончить этот тяжелый разговор, и
пряталась у подруг, пока не узнала, что он ушел. Проплакав на плече у
Марьи Карповой два дня, она в непонятной решимости подала на вечернее
отделение философского факультета, где была кафедра психологии, ходила на
экзамены упрямая, злая, отчаянная. Сдала, поступила и устроилась при
кафедре психологии лаборанткой.
Темой первой же курсовой выбрала - память. Сокурсникам, а позже и
коллегам, объяснила, что натолкнула ее на выбор темы история с Мефодием
Ильичом Карповым.
Солдат Мефодий Карпов потерял память после контузии - в боях за Днепр.
Не мог вспомнить, откуда он родом, как звали родителей, жену, детей. Когда
еще он лежал в госпитале, Марья с детьми приходили к нему, плакали, а его
взгляд равнодушно скользил по их мокрым лицам и безучастно обращался к
окну, к небу. Таким он остался и дома - живой будто человек, а словно
мертвый. Даже когда его нашел с опозданием орден и вручивший награду
военком произнес прочувственную речь, старый солдат равнодушно смотрел в
окно, на облака. Только одно слово заставило его насторожиться - Днепр.
- Днепр? - переспросил он. - Днепр...
Но искорка угасла, не разгоревшись, и он вновь обратился к окну.
Катя, присутствующая при этом, заплакала так же горько, как и Марья,
жена его.
- Ох, батюшки, живу я и не знаю, чи мужняя жена, чи вдова, - горевала
Марья. - А ночью-то он бормотать стал. Все Савву какого-то поминает:
"Савва, доплыви!" - кричит. А днем спрошу, кто такой Савва, он и не
помнит!
- Разреши, Марья, я у постели Мефодия Ильича посижу с магнитофоном? -
озаренная внезапной мыслью, попросила Катя.
...Старый солдат спал беспокойно, метался и действительно что-то
бормотал, вскрикивал и вдруг, привскочив, заговорил горячечно: "Стреляй,
Савва, стреляй! Бей гадину! Плыви, Савва, плыви". И потом - натужно,
моляще: "Прости меня, Савва! Не могу я иначе. Надо тебе плыть. Только
доплыви уж, Савва!"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг