вертись, все сразу увидеть не представляется возможным. Одно было ясно -
он очень далеко от своих. И судьба его находится сейчас, как это не
печально, только в его руках. Нет у него никаких потусторонних защитников,
нет и сверхъестественных возможностей, которые позволяют чувствовать себя
королем мира и не ведать страха. Да, к таким мыслям было очень трудно
привыкнуть. Антон чувствовал себя сейчас тем самым голым королем,
оставшимся без бронированной одежды и своей армии, загнанным в долину
смерти враждебными полководцами, жаждавшими только одного - его крови.
Меж деревьями мелькнула золотая полоска. Антон остановился. Если это река,
то там можно будет промыть рану. Но если это река - там могут быть и люди.
А людей Антон хотел сейчас видеть меньше всего. Он поколебался несколько
минут, но все же осторожно двинулся вперед, стискивая зубы от резких
болевых уколов в плече, пронизывавших его словно длинными тонкими спицами,
и отводя ветки здоровой рукой. Надо было как-то определяться в
пространстве, а иначе как с опасностью для последней жизни, это было
сейчас не сделать. Золотая мерцающая полоска становилась все ближе и сияла
все ярче, играя солнечными бликами. Это было вода, теперь у Антона не
оставалось никаких сомнений. Но когда он наконец подобрался к самому краю
леса и подполз поближе, у него перехватило дух. Перед ним раскинулась
широкая водная гладь, переливавшаяся всеми цветами радуги. Антон даже
зажмурился от ударившего в глаза яркого света, словно неожиданно
выскочивший из чащи дикий зверь, привыкший к постоянному полумраку. Когда
глаза, наконец, привыкли к свету, Антон обнаружил, что это не река.
Сколько ни вглядывался он в обширную водную поверхность, другого берега
было не видно. Все большие реки, по его прикидкам, остались где-то в
стороне. В лучшем случае истребитель могли сбить неподалеку от Эльбы, но
даже широкая в среднем течении Эльба имеет второй берег. А здесь
наблюдалось его полное отсутствие. "Черт побери, - выругался вслух Антон,
позабыв об осторожности, - Это куда же меня занесло. Может еще лет на
сорок назад? Или вперед? В конце концов пора внести ясность". Он
приподнялся, скорчив гримасу от боли, и побрел шатаясь к самому берегу. Но
приблизившись к открытому месту, снова остановился, спрятавшись за большой
сосной. В двадцати метрах желтела полоска песочного пляжа. Слева Антон
заметил длинный мыс, далеко выдававшийся в море. На мысу не было заметно
никаких признаков жизни. Никаких строений или пристаней. Полнейшая дикость
природы. Справа его постепенно обретавшие былую зоркость глаза сразу
наткнулись на произведение человеческих рук. Метрах в пятистах по берегу,
почти у самой воды, стоял крепкий деревянный дом явно не славянского
происхождения с аккуратной крышей и белыми ставнями. Приткнувшись у камней
мирно дремали две большие, по всей видимости рыбачьи лодки. Еще в двадцати
метрах за домом стоял сарай, у которого были натянуты сети на просушку. Во
дворе не было видно ни одной живой души. Даже собак, которым сам Бог велел
присутствовать в такой картине пейзанской жизни, не наблюдалось абсолютно
нигде. Это было на руку. От собак, которые завидев чужака, наверняка редко
появлявшегося в этой пустынной местности, моментально подняли бы лай, в
состоянии пилота-подранка ему было не уйти. А окажись собаки посерьезнее -
запросто могли и растерзать. Постояв минут десять за деревом и убедившись,
что людей в округе не было, Антон решился зайти в избушку. Хорониться в
лесу неизвестно от кого он не хотел. Лучше уж сразу узнать где и что.
Можно конечно получить пулю в лоб или лопатой по голове, но война она и в
Африке война. Другого пути нет. Да и рана давала о себе знать. Первая
волна болевых шоков прошла, тело начинало бороться за жизнь и Антона уже
иногда явственно знобило. Хуже все равно не будет. Но прежде чем
отдаваться на волю случая, Антон решил промыть рану сам. Он медленно вышел
на пустынный берег и, приблизившись к воде, встал на четвереньки. В лицо
пахнуло приятным холодком. Глубина здесь была небольшая и сквозь воду
виднелось песчаное, с редкими вкраплениями мелких камней, дно. Антон
зачерпнул воду ладонью и плеснул ее на запекшуюся рану, для того чтобы
смочить присохшую к телу гимнастерку. Заскорузлая грубая ткань намокала
медленно. Антон подождал некоторое время, пока она пропитается насквозь, и
сильно рванул, пытаясь оторвать окровавленную ткань от раны. Дикая боль
обрушилась на него так неожиданно, что в глазах снова потух свет.
Когда Антон пришел в себя, то с удивлением осознал, что лежит посреди
широкой деревенской избы на мягкой подстилке и укрытый одеялом. В комнате,
как Антон, привыкший в прошлой жизни к городским квартирам, для себя
называл эту не то горницу, не то светлицу, никого больше не было. Стояла
тишина. За окном мерно шумел прибой, убаюкивая сознание и вдыхая покой.
Антон, приподняв голову с подушки, осмотрелся. Он лежал на широкой
кровати, видимо хозяйской, поскольку в комнате больше никаких лежанок не
было. Справа, у самого довольно широкого окна, стоял длинный дубовый стол,
на котором виднелся кувшин и несколько кусков хлеба на плошке. Там же
лежало нечто, отдаленно напоминавшее брынзу ли деревенский сыр
собственного приготовления. Слева у дверного косяка стояло две
крепкосбитые табуретки, которые могли выдержать довольно грузных людей. По
всему было видно, что хозяин, кто бы он ни был, - мужик запасливый и
делает все с расчетом на вырост. "Скорее всего, я в той самой избе, -
резонно предположил Антон, вспомнив кто он и что он, - Только где же сам
здешний хозяин? Неужели я так похож на покойника, что меня спокойно
бросили в избе без присмотра. Готов поспорить, что сюда не каждый день
захаживают сбитые русские летчики. Впрочем, оружия у меня нет, а дед
наверняка не знает как выглядят русские. Может еще сойду за простого
бродягу".
В этот момент тяжелая дверь скрипнула и отворилась, впуская в дверь
хозяина. Антон невольно вздрогнул, ожидая появления немцев. Но человек
оказался всего один и без оружия. Правда, судя по мозолистым ручищам, силы
у деда еще оставалось достаточно. При желании мог приласкать по голове
одним из табуретов. Мало не покажется. Но пока никаких агрессивных
движений старик не делал. Он мирно вошел в горницу и остановился у порога,
выдохнув в усы, когда увидел, что нежданный гость пришел в себя. Дед был
явно не русского происхождения. Он был одет в дубленую кожаную безрукавку,
из-под которой виднелся длинный серый свитер, какой одевают моряки,
отправляясь в плавание на холодном ветру. Ноги были обуты в хорошо сшитые
сапоги, а не лапти. На голове находилась шерстяная черная шляпа с
короткими загнутыми вниз полями. В общем, на русского деда, даже обитателя
крайнего севера, он никак не походил. Скорее какой-то скандинав. Не то
швед, не то датчанин, а может и обитатель норвежских берегов.
Эту догадку дед почти сразу подтвердил, пробормотав в слух что-то
непонятное, по интонации похожее на "Очнулся, сокол, наконец-то. Мы-то уж
думали, что помер". Язык, как успел уловить Антон, был не визгливый
немецкий, а скорее напоминал по звучанию речь человека, который подавился
огурцом и, булькая и пуская пузыри, пытается что-то сказать. Это немного
успокоило, но только немного. Почти вся Скандинавия была сейчас под
немцами, и кто его знает, не служит ли гостеприимный дед осведомителем в
местной полиции, отрабатывая право на жизнь и ловлю рыбы. В ответ на
непонятные слова деда, Антон вымученно улыбнулся, но промолчал. Дверь за
спиной хозяина избы снова скрипнула, и в горницу вошла женщина преклонных
лет, видимо его жена, с кувшином в руках. Антон даже улыбнулся
идиллической картинке, подумав: "Сейчас мне, видимо, дадут испить воды.
Прямо как в сказке, черт побери". Старуха в самом деле, вопросительно
взглянув на деда и получив в ответ молчаливый кивок, приблизилась к
Антону, протягивая кувшин. Потом, решив что он еще слаб, сама налила воды
в стакан и поднесла Антону. Он взял стакан правой рукой, заметив при этом,
что его раненое плечо перевязано довольно искусно, и выпил до дна. Вода
была свежая и приятная, чуть солоноватая на вкус, словно из минерального
источника. Затем, пошептавшись между собой, хозяева молча вышли, оставив
Антона в одиночестве. Так он пролежал на кровати до самого вечера. За
окном мерно шумел прибой. В обширной горнице стояла тишина. Хозяева не
беспокоили. Плечо, смазанное видимо каким-то целебным раствором, почти не
болело и общее сознание грозившей опасности постепенно притупилось. Для
русского летчика в немецком тылу, положение Антона было пока весьма
неплохое. Спустя еще некоторое время Антон задремал, а потом и крепко
заснул - усталость и нервное напряжение дали о себе знать.
Утром он проснулся и почувствовал себя вдвое здоровее. Плечо почти не
болело, лишь слегка ныло. Откинув какое-то теплое одеяние, служившее ему
покрывалом, Антон встал и, отворив дверь, вышел на свет. Легкий ветерок
пахнул ему в лицо свежестью моря, которое лизало берег в двадцати метрах.
Антон огляделся в поисках тактичных хозяев дома. Обе лодки стояли на
месте, значит в море дед не уходил. Сети все также были расставлены и
слегка колыхались на ветру. Антон доковылял до сарая, но и там никого не
оказалось. Неожиданно его чуткое ухо радиоразведчика различило в шуме
прибоя какой-то посторонний звук. Это звук явно не принадлежал природе и
был не естественного происхождения. Где-то неподалеку шумел мощный мотор,
который мог принадлежать либо катеру, либо большой машине, а это было не к
добру. У Антона засосало под ложечкой. Звук приближался, и теперь было
явственно слышно, что идет он со стороны берега. Антон осторожно выглянул
из-за сарая и увидел приземистую бронемашину с большим черно-белым крестом
на борту, выползавшую из леса на песок. В пятнистом кузове, прикрытом со
всех сторон броней, виднелось человек пятнадцать в нацистских касках и с
автоматами. Никого не боясь, немцы попрыгали вниз и взяв "Шмайсеры"
наперевес, мгновенно окружили домик. Кольцо окружения стало сжиматься.
Антон, спрятавшись за поленницей дров в угол сарая, лихорадочно искал
выход из ситуации. Осмотревшись по сторонам, он обнаружил аккуратно
прислоненный к стене металлический багор с крюком на конце и мысленно
поблагодарил деда за нерусскую аккуратность - что ни говори, а хозяйство
дед содержал в исправности. Что, однако, не помешало Антону пожелать этой
скотине-деду, сдавшему его, несмотря на свою елейную улыбочку и притворную
заботу, немцам, гореть как смола в аду. А если удастся уйти живым, Антон
не отказался бы всадить багор деду в задницу и повернуть пару раз, чтоб
жизнь медом не казалась. Немцы, тем временем, уже подошли к дому со всех
сторон. Дед видимо сообщил им, что раненый лежит не вставая и очень слаб,
поэтому сарай особого внимания к себе не привлек. Двое фашистов, толкнув
дверь, ворвались в горницу. Остальные взяли под прицел все двери и окна.
Один фриц видимо от скуки все же решил проверить сарай на предмет
чем-нибудь поживиться. В свободное время мародерство было любимым занятием
доблестных солдат Вермахта. Фриц прошел мимо поленницы в самый угол сарая
и остановился напротив сложенных в штабель коробок спиной к Антону. Он
пнул ногой одну из коробок, которая глухо звякнула. Немец, решив, что
обнаружил склад бутылок с самогоном, нагнулся и стал разгребать насыпанную
сверху стружку руками, закинув автомат за спину. Такой случай Антон
упустить просто не мог. Он медленно, затаив дыхание, вышел из-за поленницы
с багром в руке. В этот момент в доме раздалась автоматная очередь. Фриц
на секунду отвлекся от своего занятия и повернул голову к выходу из сарая.
Антон сделал еще шаг и наступил на щепку, которая громко треснула,
надломившись. Немец мгновенно обернулся и в страхе отпрянул к стене,
пытаясь нащупать автомат, но было поздно. Антон всадил багор ему прямо в
грудь с такой силой, что почувствовал, как металлическое острие уткнулось
в дерево стены. Немец громко вскрикнул и обмяк. Не теряя времени Антон
сорвал с него "Шмайсер" здоровой рукой и, накинув ремень себе на шею,
передернул затвор. Быстро, но осторожно, снял притороченную к поясу фрица
легкую гранату. Двое дежуривших у входа в дом немцев, привлеченные криком,
медленно двинулись к сараю, поигрывая автоматами. За их спиной из дома
показались еще двое, оживленно болтавшие и размахивавшие руками, показывая
в разные стороны. Они явно были озадачены отсутствием раненого, который,
как предполагалось, лежит без движения. У Антона не было никакого плана
спасения, он просто боролся за свою жизнь, успев даже мельком сообразить,
что только что убитый немец был первым убитым собственноручно, а не из
пулемета истребителя. Но размышлять было некогда. Он вышел на открытое
пространство, держа руку на спусковом крючке автомата. Двигавшиеся ему
навстречу немцы от удивления на секунду замерли на месте, словно увидели
Лохнесское чудовище, и этого оказалось достаточно. Антон открыл огонь на
поражение первым. Немцы затряслись, словно в нелепом танце, и рухнули на
землю почти одновременно. Антон слабо улыбнулся, подумав: "Если сдохну,
так хоть уже не впустую". И, повернувшись направо, выпустил очередь по
группе из пяти солдат, флегматично покуривавших напротив входа в дом. Еще
двое рухнули как подкошенные, остальные бросились на землю с остервенением
передергивая затворы автоматов. Антон лупил длинными очередями, не давая
им подняться. В ответ немцы открыли беспорядочную стрельбу. Но Антон не
обольщался. С первого взгляда было видно, что это слегка расслабившиеся на
скандинавских хлебах, но все же опытные и обстрелянные солдаты. Еще минута
и они придут в себя от такой наглости и тогда ему конец. В этот момент
из-за дома выскочило еще двое солдат, поливая огнем направо и налево.
Антон отступил в сарай и, спрятавшись за поленницу, продолжал стрелять из
укрытия. Ему повезло. Один из нападавших повалился замертво, второй,
получив пулю в живот, с диким воплем отполз за угол избы, уронив автомат.
Не теряя времени, Антон бросился в открывшуюся брешь между сараем и домом,
пытаясь достичь леса, начинавшегося метрах в пятидесяти от берега. Со
стороны бронемашины по нему открыл огонь спрятавшийся в кузове автоматчик,
видимо шофер. Очередь просвистела над самой головой. Антон пригнулся и
продолжал бежать к лесу, петляя насколько позволяла дико болевшее плечо и
болтавшийся на шее автомат. С берега вдогон застучало сразу несколько
"Шмайсеров". Пули ложились совсем рядом, взрывая прибрежный песок. На ходу
Антон зубами выдернул чеку и не глядя швырнул гранату назад в
преследователей. Раздался взрыв, перекрывший несколько истошных воплей.
Автоматный стрекот на секунду стих, но потом возобновился с еще большим
ожесточением. Уже почти достигнув леса, Антон вдруг ощутил что-то больно
ужалившее его в голень и упал как подкошенный, уронив автомат. Бегло
взглянув на ногу, убедился, что пуля к счастью всего лишь царапнула, не
задев кость. Спустя несколько мгновений со всех сторон к нему подбежали
пятеро немцев, держа наготове "Шмайсеры". Один из них направил дуло
автомата Антону в голову и палец его начал медленно нажимать на курок, но
другой, в фуражке и с погонами лейтенанта на кителе, схватив рукой
автомата, отвел дуло в сторону.
- Нет, Вольф, - сказал он, - Капитан приказал взять его живым.
Еле совладав с собой, откормленный Вольф нехотя подчинился. Он опустил
автомат, но размахнувшись из всех сил врезал каблуком сапога по голове
русского. Антон снова провалился в забытье.
Когда сознание вернулось Антон, еще не открывая глаз, ощутил под собой
дрожание металлической поверхности. Наверное, он лежал на полу
бронемашины, которая везла его в неизвестном направлении. Но спустя пять
минут, в течение которых Антон притворялся не пришедшим в сознание, он
вдруг подумал, что находится не в бронемашине. Судя по окружавшему
прибрежную полосу лесу, который рос на холмах, Антона должно было нещадно
трясти на ухабах, а дрожание было довольно мерным и спокойным. Никаких
рывков и смены передач, что не походило на работу двигателя бронемашины
или тяжелого грузовика. Тем не менее дрожание было, а это означало, что он
куда-то двигался. Только вот зачем? Не легче ли было просто пристрелить
его на берегу? Антон еле заметно пошевелился, чем вызвал сильную боль в
голове и плече, которая вырвалась наружу через сдавленный стон. Этого,
однако, оказалось достаточно, чтобы его подхватили и поставили на колени,
не отпустив. Антон медленно открыл глаза и увидел, что находится в большой
комнате, обставленной дорогой мебелью. Напротив него, в кресле,
расположился немецкий офицер, который курил длинную и тонкую сигару. Рядом
стояло двое автоматчиков, направив дула "Шмайсеров" на Антона. В ногах у
офицера лежала здоровенная овчарка. Антон перевел туманный взгляд на стену
и обнаружил то, что объяснило ему дрожание устланного ковром пола - два
круглых иллюминатора. Он находился на немецком корабле.
- Ну, как вы себя чувствуете(- спросил его офицер на неплохом русском
языке.
Антон не знал, что ему делать и что говорить. Никогда прежде ему не
доводилось попадать в плен к фашистам, а тем более на допрос к немецкому
офицеру, которому стоило только моргнуть глазом, и мирно дремавшая у ног
овчарка вцепилась бы в горло пленному русскому. Антон ни на минуту не
усомнился в ее предназначении, не допуская и мысли о том, что этот офицер
просто любитель домашних животных и держит у ног такую псину только ради
удовольствия облагодетельствовать братьев наших меньших. Сглотнув слюну,
Антон все же выдавил из себя:
- Не дождетесь.
Немец слабо улыбнулся. Откуда-то слева, из за спины, мелькнула сжатая в
кулак рука, и у Антона на секунду прервалось дыхание. Откашлявшись и едва
успев глотнуть воздуха, он снова ощутил резкий удар под дых. Его отпустили
и он упал лицом на ковер.
- Скверно, дорогой мой. - душевно проговорил офицер, - Я к вам так тепло
отнесся. Можно сказать, приютил в собственной каюте, а вы сразу хамить
начинаете. Нехорошо.
Антон попытался увернуться от летевшей ему в бок ноги, но не успел, и
скорчился от боли. Подняв голову, он увидел почти рядом со своим лицом
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг