землю, а пока ни с места! Знаешь, что сказал Мокимото? "Какая гениальная
небрежность! Только старайтесь не повторять ее слишком часто. Подобные
казусы случаются раз в сто лет".
Костя выстрелил и промахнулся.
Протей приплыл с дротиком во рту. Отдав дротик Косте, он сказал:
- Ты начинаешь стрелять, как Иван, Петя и Ки. Это был явный укор. Костя
протер глаза:
- Брызги... Сейчас, Протейчик, ты увидишь, как надо стрелять!
И снова промах.
Костя стал вертеть в руках ружье, недовольно поморщился, потом
улыбнулся:
- Отвлекли мимозозавры...
По старой привычке, я стал объяснять причины неудачных выстрелов.
Костя, всадив дротик в акулу, с улыбкой смотрел на меня. Когда я
закончил анализ его душевного состояния, он махнул рукой:
- Все это ерунда, милый мой, - и твои проприорецепторы, и идеальная
согласованность нервных импульсов, и их временный разлад. Я никогда не
увлекался стрельбой, и никакие навыки во мне не закреплялись и не
разлаживались. Просто меня отвлекли ходячие кустики... Видишь, опять попал.
Если хочешь знать, у меня врожденный талант к этому атавистическому занятию.
Один из моих отдаленных предков, дед, был охотником и участником
многочисленных войн. Ты видел его изображение. Он чем-то напоминает нашего
старика, несмотря на бороду. Какая-то особая уверенность и ожидание чего-то
во взгляде. Ты заметил, что Мефодьич все время чего-то ждет?
- Он очень стар... И вообще человек ли он в полном смысле?
- Возможно, что-то у него не так, какие-то детали заменяют органы, но
мозг у него человека или дельфина - никакая электронная схема не обладает
такой гибкостью мышления. И знаешь, что в нем самое странное?
- В нем все странно. Непонятно.
- Да, но самое главное - что он в чем-то моложе нас с тобой, только
поумней и помудрей. Они с моим дедом смотрят вперед, через века, и ждут... Я
тоже чего-то жду. Иногда тревожно, иногда радостно. А ты?
- Естественно. Мы всегда чего-нибудь добиваемся в жизни и ждем конечных
результатов. Сейчас весь мир ждет, когда вспыхнет Сверхновая. Что она
принесет нам? Биата боится, что все человечество вымрет, как гигантские
рептилии в каменноугольный период.
- Все это временные явления, эпизоды, - поморщился Костя. - Видишь ли,
я думаю несколько иначе, в философском аспекте. Вообще о жизни как о большом
ожидании чего-то.
Я не понимал его. Костя опять раскрывался для меня вдруг как-то
по-новому. Я никогда не считал его способным к отвлеченному мышлению, не
связанному с повседневными интересами.
- Да, да, - проронил я неопределенно.
Но Костя уже стал прежним, как всегда, внезапно перескочил на новую
тему:
- Сегодня утром я встретился с Герой, женой Нильсена. Она гуманитарий.
Прилетела на неделю. На нас смотрит как на древних героев и боготворит
своего Карла. Мы с ней купались. Протей сразу проникся к Гере нежностью, а
она смотрела на него со страхом, но держалась с достоинством. Все-таки,
когда Протей назвал ее по имени, ей чуть не сделалось дурно. На суше она
призналась, что никак не может убедить себя, что эти рыбообразные существа -
разумные и чем-то совершеннее нас. Знаешь, она египтолог и перевела папирус,
кусок летописи о небесных явлениях, и представь, в нем упоминается о вспышке
Сверхновой...
В гидрофоне раздались бульканье, характерные щелчки. Затем раздался
голос:
- Говорит Тави. В западном секторе нет больше акул без флажков.
- Ищите лучше, - сказал Костя. - У меня еще десять дротиков.
Направляйтесь к востоку. Мы ждем на отмели.
- Приказание принял.
Под нами на глубине десяти метров раскинулась коралловая отмель. Смутно
обозначалось дно в пятнах солнечного света.
Костя разделся, достал маску, взял гарпун и объявил:
- Что-то я высох под палящими лучами, надо изменить среду обитания.
Помимо восстановления нервного тонуса и нормальной влажности, меня влекут
здешние глубины. Однажды мы тут прогуливались с Протеем и Хохом. Какой
коралловый лес и водоросли! Жаль, что не захватили тогда съемочную камеру. А
ты? - Не дожидаясь ответа, он прыгнул за борт.
Я отказался. Как хорошо думалось здесь, в удобном кресле! Ракета
ритмично покачивалась на пологой зыби. Когда ее поднимало на гребень волны,
я видел белый корабль-рефрижератор, один из флотилии, обслуживающей наш
остров. Рефрижераторы ежедневно увозили продукты моря, вырабатываемые нашими
заводами. Где-то в небесной голубизне просвистел воздушный лайнер. Все это
немного отвлекло меня от мыслей о моем друге. Мне вначале казалось, что я
думаю исключительно о нем, но наши интересы так тесно переплелись, что все
касающееся его жизни, привязанностей относилось и ко мне в такой же степени.
Вот сейчас он рассказывал о Верином мимозозавре. Открытие, которое на
какое-то время затмит Сверхновую. Им, наверное, уже заполнены все каналы
телеинформации. Но Костя придал этому событию какой-то интимный характер. И
как будто огорчился, не заметив во мне сверхинтереса к событию и Вере.
Почему он хочет, чтобы я относился к ней иначе? Ах, да! Ведь он уверен,
что с Биатой у нас все кончено и он причина нашего разрыва. Теперь он хочет
компенсировать утрату. Милый мой дружище!
Пассат проснулся. Вздохнул, сморщил глянцевитую поверхность валов и
начал прерванный бег. У меня было такое чувство, будто в мире неожиданно
что-то изменилось. Действительно, поблекло небо, набежали облака и задернули
солнце. Отовсюду раздавались унылые свисты и всплески: море и ветер начали
перебранку.
В такую пору у меня родятся грустные мысли. Я стал обвинять Биату в
недостатке внимания к себе. При всей занятости каналов связи там у них, в
обсерватории, она могла бы добиться хотя бы минутного разговора со мной или
послать коротенькую фотограмму. Нет, здесь что-то не то! При первой же
встрече я объяснюсь с ней. Пусть лучше плохая правда, чем такая
неопределенность! Тут мне показалось, что я и впрямь измучен ею. Но я
несправедлив: ведь она сказала мне зимой: "Я знаю. Не надо об этом больше. Я
еще не знаю. Когда узнаю, скажу сама. Хорошо?"
В этом "хорошо" для меня содержалось обещание, почти "да". Я стал
думать о сложности жизни, о счастье, которое немыслимо без Биаты, и нагнал
на себя такую тоску, что впору было бросаться в море вслед за Костей.
Нет лучшего средства вернуть утраченное равновесие чувств, чем
свободное парение в морской глубине. Земные горести отступают перед потоком
новых впечатлений и кажутся такими незначительными в подводном
зелено-голубом мире...
Над самой поверхностью взбаламученного моря скользил буревестник,
распластав свои неподвижные узкие крылья. Он олицетворял собой одиночество.
Он и океан и больше никого в целом свете! Аллегория понравилась мне потому,
что я почувствовал себя не менее одиноким скитальцем.
У меня стали складываться белые стихи о вечном поиске счастья, да
помешали Тави и Протей. Они внезапно выскочили из воды, и, обдавая брызгами,
перелетели через катер. Еще издали заметив мою понурую фигуру, они подумали,
что я задремал, и решили разбудить меня таким оригинальным способом.
Разведчики приплыли с сообщением, что в двух милях отсюда обнаружено пять
акул, еще не получивших прививок.
Я послал дельфинов за Костей. Через несколько минут вернулся один
Протей и торопливо передал Костин ответ:
"К дьяволу акул: Здесь есть вещи поинтереснее этих разжиревших
созданий. Пусть Иван немедленно плывет ко мне. Если, конечно, удастся
разбудить этого бродягу и лодыря. Но думаю, ты найдешь способ сбросить его
за борт".
Все это Протей передал, не скрывая своего удовольствия: он хлопал по
воде плавниками, а в глазах его поблескивали лукавые искорки.
- Во-первых, это он бродяга, так и передай ему. "Передам! Что еще
передать?"
- Пока все. Скажи лучше, что там случилось? Вместо ответа посланец со
свистом втянул в легкие воздух и, показав хвост, скрылся под водой.
Уже в воде ко мне подплыл Тави и остановился, дав обнять себя и взяться
за плавник. Он вел меня над застывшим коралловым лесом, распугивая
черно-желтых сержант-майоров, тангфишей, похожих на синие тарелки,
рыб-бабочек и стайки мальков. Они при нашем приближении, как разноцветные
брызги, разлетались по сторонам. Я стал расспрашивать Тави о случившемся.
Ничего особенного он не заметил, кроме громадного скопления рыб-попугаев, их
здесь всегда много, да еще одной несъедобной рыбы, которая, по мнению Тави,
не заслуживала особого внимания.
Костя висел среди кружевных водорослей, держась рукой за коралловую
ветку.
- Ну, скорей! - сказал он нетерпеливо. - Я четверть часа пытаюсь тебя
докричаться. Опять выключил гидрофон?
- Не я, а ты выключил.
- Проклятая рассеянность! Совершенно верно! Так хотелось побыть в
тишине и не слышать твоего назидательного брюзжанья. Пожалуйста, не возражай
хоть сейчас. Или мы упустим это милое создание. Тави! Протей! Пожалуйста,
отплывите метров на пятьдесят, а то рыбы не поверят в ваше миролюбие.
- Будем в пятидесяти метрах, - заверил Тави и предупредил: - У этой
рыбы ядовитый шип, мясо ее никто не ест, даже акулы.
- Откуда это вам известно?
- Всем известно, - ответил Протей, отплывая. За ним пустился и Тави.
Оба были явно обижены.
- Тебе понятно хоть что-нибудь из их объяснений? - спросил Костя.
- Ничего.
- Еще обижаются! Я случайно заметил это чудовище. Постарайся не дрыгать
ногами и помолчи хоть минуту или говори только с выключенным микрофоном.
Пойми, что эту жертву приносишь на алтарь науки.
Из всех нор, щелей и расселин вдруг появились трехгранные кузовки и
рыбы-попугаи. Особенно много было "попугаев".
Своими белыми зубами они принялись деловито обгрызать водоросли с
кораллов. У рыб-попугаев забавно-тупое выражение морд, они напоминают
травоядных с фантастической планеты, где понятия целесообразности формы и
содержания совсем иные.
- Куда ты смотришь? - почему-то шепнул Костя. - Здесь вполне нормальная
живность'. Поверни голову направо. Направо, а не налево!
Наконец я увидел существо, которое потом долго стояло у меня в глазах.
В океане трудно удивить необычностью формы и цвета, но то, что я
увидел, превосходило самое смелое воображение. Рыбы-попугаи и кузовки по
сравнению с увиденным чудищем казались вполне нормальными созданиями.
Представьте себе существо, в котором бы сочетались рыба, птица, рептилия и
млекопитающее. На его толстом, поросячьем туловище рос роговой гребень,
четыре брюшных плавника напоминали ноги баклана, вместо нормального рыбьего
хвоста торчал шип - продолжение спинного гребня.
Особенно сильное впечатление оставалось при взгляде на морду этого
животного! Вытянутая, похожая на рыло кабана, с выступающими вперед зубами,
тупая и злобная. Глаза выпуклые, чудесного золотисто-топазового оттенка.
Если форма животного была отталкивающей, то окраска - самой изысканной.
Ультрамарин, пурпур, золото - вот основные материалы, которые пошли на
отделку его поверхностей.
- Ну, что ты теперь скажешь? - спросил Костя. - Уму непостижимо! Хороша
малютка! - Костя бросил на меня критический взгляд: - Конечно, ты не
догадался захватить арбалет? Придется использовать гарпун.
Не раздумывая и не обращая внимания на мои протесты, он проткнул
странную рыбу своим гарпуном. Почти мгновенно появились Тави и Протей. Они
проносились мимо, подавая советы:
- Нельзя выпускать древко - уйдет в коралловые щели. - Бойся шипа! -
Это предостережение относилось ко мне; забыв об осторожности, я чуть было не
схватился руками за шип, унизанный тончайшими ядовитыми иголками.
Костя вертелся, как акробат, не выпуская из рук древка гарпуна. Наконец
и я пришел к нему на помощь. Вдвоем мы с трудом потянули добычу к
поверхности, а дельфины, ловко увертываясь от шипа, подталкивали ее носами
снизу.
На воздухе, когда мы ее втащили на бак, рыба поблекла, краски сразу
потеряли недавнюю яркость, только глаза долго сохраняли чистоту и блеск
золотистого топаза.
Отдышавшись, Костя сказал:
- Ты не находишь, что и "мимозозавр", и "португальский военный
корабль", и этот "свиноптицеящер" очень похожи друг на друга?
ПОД СВИСТ ПАССАТА
- У нее твердеют ложноножки, и она теперь очень похожа на радиолярию, -
сказал Костя. - Интересно, как она выкрутится.
На экране сменялись кадры. Амебы окончательно теряли свой облик. После
очередного деления у них становилось все больше твердых ресничек.
Новые кадры: один из потомков амебы стал похож на морского ежа.
Диктор пояснил:
- Приобретение новых свойств, не обоснованных условиями существования,
ставят животное в критическое положение.
- Неужели выкрутится? - спросил Костя. - Вряд ли! Реснички погубят
красавицу... Так и есть!
На экране застыли теперь уже совсем неотличимые от ежей существа.
- Трагедия окончилась, - печально проговорил диктор. - Амебам не
хватило жизненных сил, чтобы противостоять радиации. Они не смогли
регенерировать потери молекул в цепях нуклеиновых кислот. Их сородичи
оказались в более выгодном положении.
На светло-сером фоне экрана среди ежей появились совсем нормальные
корненожки. Они медленно изменяли форму, вытягивали и втягивали отростки,
обволакивая своим телом бактерий, делились, воспроизводя точные копии себе
подобных.
- Выключи, - сказал Костя, - все ясно. Одни утеряли первичный иммунитет
против радиации, другие сохранили его еще с тех времен, когда для
возникновения жизни радиация была просто необходима как источник энергии.
Старая история. Выключай со спокойной совестью. Сейчас все это покажут на
молекулярном уровне. Ты выключишь или... - Он протянул руку к экрану, потом
слегка приподнялся и снова сел.
Мне хотелось досмотреть фильм. Костя был неправ, говоря, что ему все
ясно. Начало записи работы действительно было знакомо и не блистало
оригинальностью, зато продолжение обещало нечто новое. Об этом прямо
говорилось в программе: "Новые данные о влиянии радиации на наследственный
механизм клетки".
Костя не унимался:
- Ну пересиль свою природную лень! В крайнем случае прикажи Пенелопе.
- Пенелопа подзаряжается, и ты великолепно знаешь, что ей запрещено
производить такие тонкие операции.
В дверях появилась Пенелопа. Глаз ее вопросительно мигал. За ней
тащился провод с вилкой.
- Вот видишь! - обрадовался Костя. - Пенелопочка, выключи эту машину,
наполненную шумом и одноклеточными организмами.
Глаз у Пенелопы замигал еще чаще.
Мне пришлось вмешаться, чтобы не мучить бедную Пенелопу. Я послал ее
принести чаю. Она это сделала со своей всегдашней поспешностью, но на этот
раз ничего не разбила и не расплескала.
Костя повернулся спиной к экрану и, поблагодарив робота, взял чашку.
Прихлебывая чай, он говорил:
- Тебе хорошо было сегодня в рубке дежурного, а у нас выдался трудный
денек. С раннего утра мы вместе с Павлом Мефодьевичем и целым отрядом
дельфинов ходили к "атомным атоллам" в поисках новых мутантов и не нашли
ничего стоящего внимания. Старик этому чрезвычайно обрадовался. Он сказал,
что наши дела не так уж плохи, как кажется некоторым. У матушки-Земли
неистребимый запас сил, что же касается отклонения от норм, то он в данном
случае рассматривает их как эксперименты того все еще необъяснимого чуда,
что мы зовем жизнью. Расфилософствовался и находился все время в очень
хорошем приподнято-мечтательном настроении. Что это, натренированная воля
или он подчиняется программе? И какая работоспособность! Нет, я не мог бы
так здорово играть роль выдающегося ученого и счастливого человека, зная,
что начинен транзисторами.
Между тем на экране раскрывалась интимная жизнь клетки. Из хаоса
молекул возникали гигантские шары. Раздуваясь, они трепетали от скрытых в
них сил. Неожиданно оболочки шаров разлетались множеством брызг и опять
зарождались из блестящих крохотных зернышек. Шел синтез белка...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг