- Мы вернулись из нашей прогулки в открытый космос. Прошу оставить
кабины, снять скафандры. Надеюсь, все себя прекрасно чувствуют?
- Все! Все! Все! - яростно выкрикнул Вика. Они с Верой выпорхнули из
дверей "тачки" и поплыли в невесомости спортивного зала.
- Ты не догадываешься? - спросил он Веру.
- О чем?
- Как о чем? Нас надули! Провели, словно желторотых птенцов. Опять этот
эффект присутствия с помощью электронной оптики. Мы же не покидали этого
ангара! - Он увидел сестру и закричал: - Пегги, что ты думаешь обо всем
этом?
- Я в восторге!
- Но у нас испортилось управление! И зачем нам вся эта фальсификация? Я
буду жаловаться!
Дево сказал через мощный усилитель:
- Все возникшие в нашей прогулке-аттракционе претензии принимает синий
компьютер. Связь со мной имеется в каждой квартире, а также в общественных
местах. Приношу извинения пассажирам шестой гондолы, там действительно
неисправен спидометр. Что касается фальсификации, как заметил наш
талантливый астроном Вика Крубер, то на современном уровне техники этот
термин не соответствует действительности. Ваши переживания действительно
идентичны переживаниям человека в свободном космосе. Мною использовались
биозаписи космонавтов-профессионалов, так что вы сопережили происходившее в
действительности. Что касается пейзажей, то наша лаборатория получила за них
первый приз на Выставке новейшей кинотехники и голографии. Благодарю за
внимание. Рекомендую принять душ и выпить стакан тоника номер три дробь
двадцать восемь. Всегда к вашим услугам - Ян Дево! Он же синий компьютер.
ХВАСТУНИШКА ПУФФИ
- Все почему-то считают меня маленьким, хотя разве я маленький? Я очень
большой. Больше мурены-убийцы, не той, что я скормил рыбам, а той, что живет
в большой норе, вход в которую охраняет тридакна. Я больше барракуды, больше
осьминога, которого ты зовешь Крошкой; только кажется, будто одна манта
Матильда переросла меня, и потому что она тонкая, ее расплющили в детстве, а
если ее свернуть, как морскую капусту, в трубочку, то получится жалкое
существо вроде Чарли-Скрипуна, ведь он даже говорить не умеет, а только
скрипит жабрами. Я бы давно его съел, не будь он твоим другом и таким
жестким.
Я тебе все это рассказываю, чтобы ты знал, кто я, и относился ко мне
больше чем хорошо, потому что ты ко всем относишься хорошо и даже противную
мурену кормишь кусочками дохлой рыбы, а манте Матильде чешешь брюхо. Почеши
и мне животик... Вот так. Какой ты счастливый, Ив: ты можешь почесать себе
где угодно своими плавниками, они у тебя такие длинные и на концах отростки,
как на мягких кораллах, только те обжигают, а твои не обжигают. Может, и ты
был прежде кораллом? Скажешь - нет? Ведь был? Только почему-то не хочешь
сознаться. Все, Ив, прежде кем-нибудь были. Вот я долго плавал китом. Самым
большим из китов. Я уплывал далеко-далеко, затем снова возвращался на ферму,
где много красных бокоплавов. У меня были дети: Фок и Грот. Потом мне
расхотелось быть такой неповоротливой тушей, и я снова стал Пуффи. Разве кит
может так быстро плавать над рифом, проникать в расщелины, ловить
рыб-бабочек и креветок, тянуть за хвост мурену? Конечно, нет. А если бы
попробовал, то ободрал бы себе всю кожу. На что у меня крепкая кожа, и то я
содрал ее, когда хотел перелететь все рифы и очутиться в твоей Лагуне.
Почеши теперь мне возле больного места на голове и на боку. Я уже здоров.
Отпусти меня в Лагуну. Здесь так неудобно!.. Нельзя? Понимаю. Ты меня еще не
вылечил, потому что, когда я двигаю хвостом, у меня где-то болит. Прогони,
пожалуйста, боль. Боль мешает плавать и думать и даже говорить с тобой.
Пуффи замолчал, наблюдая, как я пишу. Он знает, для чего я оставляю
знаки на бумаге, и все же считает это одной из странностей, присущей людям.
У самого Пуффи абсолютная память. Он может запомнить все, что угодно. Я
пробовал прочитывать ему целые страницы непонятного для него текста на
многих языках, и он повторял его почти без ошибок.
- Знаешь, почему ты пишешь? - задает он, как всегда, неожиданный
вопрос.
- Знаю, конечно. Таким путем закрепляются мои мысли. Ты сам все это
прекрасно знаешь.
- Мысли должны закрепляться в памяти. Так говорит бабушка Гера, хотя
она почему-то считает, что записи, и особенно книги, сделали вас, людей,
первыми в океане.
- Ну, а ты как считаешь?
- Я?
- Да, ты.
- Я считаю, что пишешь ты потому, что твои плавники все время должны
двигаться. Вот ты и пишешь. Но мне не нравится, когда твои мысли
превращаются в некрасивые завитушки. Я больше люблю, когда ты рисуешь. Вот
чем бы я хотел заняться, так это изображать красками все, что вокруг. Я бы
нарисовал риф, когда он так красив и над ним носятся разноцветные рыбки,
нарисовал бы осьминога и шустрых креветок. Сейчас ты нарисуй, как Пуффи
победил барракуду. Иди, Ив, и принеси краски, кисти и полотно.
Пожалуй, лучшего нельзя было придумать, чтобы скоротать время у постели
больного. Я расположился под тентом так, чтобы Пуффи мог наблюдать за каждым
мазком. Мне захотелось написать этюд облаков. Они громоздились над вершинами
гор, многоярусные, разноцветные: внизу темно-сиреневые, затем пепельно-серые
и наконец верхние - ослепительно белые, пронизанные снопами солнечных лучей.
С правой стороны облака почти черные; время от времени их прорезывает
зеленая молния, и через минуту доносится глухой рокот грома.
Пуффи следил за моей рукой, набрасывающей контуры облаков. Он сказал:
- Скорей размазывай краски, а не то все изменится. Смотри, как
рассердилась Золотая Медуза! Почему она дерется коралловыми ветками? Кто
там, внизу?
- Видишь ли, Пуффи... - Я ищу слова, чтобы наглядно объяснить суть
происходящего.
Пуффи изнемогает от нетерпения: и взрослые дельфины испытывают
подлинные мучения, ожидая, пока наш неповоротливый ум сконструирует
очередную фразу, а для нетерпеливого Пуффи разговор еще тяжелее.
- ...Видишь ли, дорогой мой, Солнце рассердилось на Землю.
- За что?
- Ну... за то, что Земля закрывается от него облаками.
- Почему закрывается?
- Земле жарко, как нам с тобой. Мы вот тоже закрылись тентом.
- Так она и нас может ударить коралловой веткой. Нет, сейчас это уже
гарпун. Кого Золотая Медуза бьет гарпуном? Рыбу? Осьминога? Кита?
- Кита, Пуффи. Солнце выковало свой гарпун из частичек света...
- Так я угадал, Ив! Золотая Медуза охотится на китов! Какой у нее
длинный гарпун, как морской змей! Вот если я стану Золотой Медузой, тогда
смогу делать все-все, что захочу! Не правда ли, Ив?
- Ну конечно, Пуффи...
- Нет, я не хочу превращаться в Золотую Медузу. Ты только представь
себе, что всегда плаваешь один в пустынном небе, должен все время смотреть,
что делается внизу, и тебе нельзя опуститься в Лагуну. Нельзя плавать среди
кораллов, нельзя ловить рыб, нельзя играть ни с тобой, ни с Протеем - сыном
Протея. Нельзя потянуть за усы лангуста, нельзя охотиться на акул! Нет, Ив,
я ни за что не буду Золотой Медузой, или Солнцем, как ты ее называешь. Лучше
я останусь Пуффи... Ив!
- Что, Пуффи?
- Ты совсем ничего не рисуешь. И не надо рисовать облака. Они уже
теперь как куча водорослей. Надо рисовать то, что было и быстро прошло.
- Вот я и пытаюсь...
- Неинтересно. Ты лучше нарисуй, как я победил барракуду.
- Потом, Пуффи... Вот только поправлю облако.
- Нет, у тебя другое облако. Там оно похоже на асцидию.
Большую-пребольшую асцидию, а у тебя - на пузо акулье. Теперь оно стало как
Чарли...
- Нет ничего изменчивее облаков, Пуффи. Смотри, и твоя "асцидия" и
"пузо акулы" уже напоминают Великого Кальмара.
- Настоящий Великий Кальмар! - уверяет Пуффи. - Самый-самый настоящий.
- Великий Кальмар живет в океане.
- Он живет везде! Так говорит моя бабушка Гера. Гера знает все! Смотри,
какие у него щупальца общипанные. И знаешь, отчего?
- Конечно, не знаю, Пуффи.
- Однажды Великий Кальмар схватил меня своими щупальцами, да я чик-чик
и откусил их, вот почему они теперь такие короткие. Видишь, совсем
крохотули!
- Вижу, Пуффи. Только, прошу тебя, не брызгайся, а то видишь, что
получается с краской. Ведь сегодня я пишу акварелью.
- Так лучше получается: будто в воде, когда смотришь издалека. Теперь
нарисуй меня, как я схватил барракуду за хвост, как появились еще барракуды
и я их всех перекусил на маленькие кусочки и отдал рыбам...
Как ни отвлекал Пуффи, меня все время беспокоила судьба Геры и ее
семейства. Большие белые акулы - очень серьезный противник, пожалуй, самый
опасный в океане. И как они ухитрились пройти мимо автоматов-заградителей?
Наверное, нашли незащищенный проход.
До сих пор большая белая акула, или "белая смерть", как ее называют в
австралийских водах, внушает ужас. На протяжении веков за ней утвердилась
трагическая слава людоеда. Недавно я просил Центральную библиотеку в Сиднее
прислать мне все, что известно об этой акуле. Через два часа пришел ответ,
что существует около двух тысяч монографий о белой акуле, а упоминается она
в десяти тысячах работ. Спрашивали, действительно ли меня интересуют все без
исключения или только некоторые, особенно полные работы. Я пожалел
библиотекаря, Норму Стивенсон, кстати, очаровательную молодую женщину, и
сказал, что меня устроят две-три солидные работы.
- .Я так и думала, - улыбнулась Норма Стивенсон.
В диссертации некоего Казимира Полевски приводится страничка из
"Истории рыб Британских островов" Джонатана Кауча. Там есть краткая и очень
выразительная характеристика "белой смерти":
"Для моряков нет ничего страшнее большой белой акулы, потому что ни в
одном из обитателей моря желание убивать не сочетается с такой великолепной
возможностью осуществить это желание".
...Морской бой - скоротечный. Схватка уже закончилась, так почему же
никто не оповестит меня о ее результатах? Самые скверные мысли полезли в
голову. У Геры не было никакого оружия. Я принес под тент видеофон и вызвал
соседнюю ферму, где сейчас несли вахту Стюарды - Алан и его жена Бейда.
Подошла Бейда.
- Ив! Алло, сосед! Все в порядке. Мы только что вернулись с Аланом.
Гонялись за акулами на катере. Их было пять. Одна ушла. Где-то здесь
поблизости шляется. Учти и не суйся в воду в одиночку. Ты слышал, конечно, о
тигровых звездах? Так, разделавшись с акулами, твое семейство во главе с
Герой, наша шестерка, а также отряд Спенсера сейчас прочесывают рифы до
самого обрыва. Нам не хватало только еще тигровок, как ты считаешь?
У Бейды круглое лицо, все в веснушках, и коричневые насмешливые глаза.
Я спросил, не заросли ли их поля синезеленой водорослью.
- Пока только в западном углу на мелководье. Мы с Алланом применяем
против них новый коагулятор, образуется что-то вроде зеленого пирога. Затем
пускаем в дело прополочную машину, брикетируем и отправляем на берег. Но там
принимают с трудом - боятся инфекции. У тебя есть новые средства, идеи?
Пришлось признаться, что нет ни того, ни другого.
Бейда ободряюще улыбнулась:
- Выкрутимся, Ив. Звезды, по-моему, пустяк, пусть даже новый вид. А
скорей всего, океан дарит нам сюрприз, они жили всегда где-то в укромном
месте. Как мы еще мало знаем интимную жизнь старика океана! Извини за такую
пышную фразу, проще ничего не подвернулось в моей усталой голове... Нет,
нет, Ив, с тобой я отдыхаю. Все же я тебя отпущу сейчас же, как только ты
мне скажешь, кто там у тебя плещется под боком.
- Пуффи.
- Ах, малютка Пуффи! Да он же ранен. Ну-ка, дай мне на него взглянуть.
У ты мой милый! Больно? Ну, ничего, ничего. Ты скоро поправишься и тогда
приплывешь ко мне в гости, и мы с тобой будем ловить креветок. - Она послала
нам воздушный поцелуй.
- Что рассказала тебе Бейда? - спросил Пуффи. Его не удивила и не
обрадовала победа над акулами. Иначе и не могло быть. Он только заметил:
- Если бы там находился Пуффи, то акула бы не убежала.
- Безусловно. Все же тебе необходимо вести себя очень осмотрительно...
- начал было я. Пуффи перебил:
- Ты всегда говоришь мудро, как бабушка Гера. В словах Пуффи
чувствовался явный подвох, и я не ошибся. Сделав небольшую паузу, он
продолжал:
- Если бы Гера вылезла сейчас из воды, она бы спросила: "Пуффи ты очень
голоден? Тебе надо поесть, Пуффи". Тогда я бы ответил ей: "Голоден, очень
голоден, я могу съесть всех рыб в Лагуне". Тогда она взяла бы меня и отнесла
в Лагуну. Ведь так, Ив?
Пришлось объяснить ему, что плавать ему рано. Он не поймает сейчас ни
одной рыбы. Разве что старого Чарли.
- Чарли есть нельзя. Он же Чарли! Твой друг. Я догоню корифену.
- Нет, Пуффи, не догонишь.
- Тогда наемся моллюсков. Ими устлано все дно.
Мне с трудом удалось уговорить Пуффи побыть еще немного в ванне. Я
сказал, что сам опущусь в Лагуну и принесу ему все, что он пожелает.
- Плыви, Ив. Пока ты будешь там гоняться за рыбами, я стану таким, как
ты. Мои плавники станут руками, только я оставлю себе хвост, чтобы всегда
плавать быстрее тебя. Гера сказала, что хвост кормит нас. Благодаря хвосту
мы движемся быстрее птиц. Ты хотел бы иметь хвост?
- Конечно, Пуффи. Только где его взять?
- Ты прав, Ив. Никто не отдаст тебе свой хвост. Так ты плыви за едой.
Принеси мне три корифены, побольше креветок и устриц. Потом я все-таки
приделаю тебе хвост от акулы. Хочешь? - Он издал тонкий свист - смеялся,
представив себе, как я, и так далеко не красавец, стану выглядеть с хвостом.
В глубине Лагуны царили мир и покой. Казалось, что все ее бесчисленные
обитатели занимались самыми безобидными делами: порхали над цветущими
клумбами, дремали на солнцепеке или грызли кораллы. Кровавая борьба за
жизнь, что шла здесь с бесконечной дали веков, приобрела своеобразные формы,
неприметные для непосвященного на отвлекающем фоне пышных декораций.
Для охоты я поплыл подальше от подножия моего островка, где все
обитатели относились ко мне с подкупающим доверием. Я был для них пришельцем
из другого мира, существом непонятным и в то же время полезным. Меня можно
было не опасаться.
Групер Чарли плыл справа возле моего плеча, выполняя обязанности
лоцмана. Придется поделиться с ним добычей. Думаю, что, кроме выгоды, его
влекло ко мне и чувство привязанности.
Чарли внезапно изменил занимаемую позицию: спрятался в мою тень. Групер
ничего не делал зря. Что-то его обеспокоило. Его тревога мгновенно
передалась и мне. Одна из уцелевших акул могла появиться поблизости.
Встревожила Чарли манта Каролина. Чудовище приближалось, медленно махая
крыльями, размах которых достигал четырех метров. Чарли узнал Каролину и
занял прежнее положение у моего правого плеча: манта питалась улитками и
мелкой рыбешкой.
Манта плыла ко мне. У нас с ней, как и с групером Чарли, приятельские
отношения, только держится она без тени заискивания, с большим достоинством.
Наше знакомство началось еще месяц назад, когда я только осваивал коралловые
леса вокруг моего острова, бегло знакомился с его обитателями. Вначале манта
с любопытством разглядывала мою особу, настороженно держась на почтительном
расстоянии. С каждым днем дистанция сокращалась, и настала минута, когда я
смог почесать ее белесое брюхо рукояткой остроги, чем и положил начало
дружескому сближению. В последующие встречи я снимал с ее кожи паразитов, и
она, по всей видимости, зачислила меня в штат личного врача, а может быть,
как и Чарли, ей нравилось мое общество, избавлявшее ее от одиночества.
На этот раз я только погладил ее ушастую голову и занялся охотой.
Вскоре мне удалось подстрелить небольшого тунца, килограммов около
пяти. Затем я опустился в заросли водорослей, где кишели крупные
темно-зеленые креветки. Несколько движений сачком - и я почти наполнил свой
ягдташ.
Когда я направился к дому, за мною увивался пестрый хвост рифовых
рыбок, жадно глотавших сгустки крови раненого тунца. По дороге к дому, на
отмели, я прибавил к улову десяток устриц; правда, я не точно выполнил
наказ: вместо мелких корифеи загарпунил только одного крупного тунца, зато
от креветок и устриц вздулась сетка.
Я плыл к причалу, придерживаясь темневшей подо мной расщелины; она, как
тропинка в подмосковном лесу, вела к дому, обрываясь у скал, заросших
красными кораллами. Как-то я попытался заглянуть в эту расщелину и ужаснулся
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг