Тину здесь. Не надо бы ей этого видеть...
- Правильно. Тина...
- Не утруждай себя, я слышала уже, я пойду все равно. Слабонервную нашли...
- Ну, как знаешь.
Всего восемь метров отделяло кают-компанию от каюты Дональда, но
разведчикам казалось, что они страшно долго шли: им почему-то немалым
трудом дались эти восемь метров.
У каюты врача они стали. Сергей, оказавшийся первым, помедлил несколько
секунд, держась за ручку двери, потом единым махом решительно распахнул
ее. Все трое вошли.
Дональд сидел на кровати и брился.
- Доброе утро,- сказал он.
ДОНАЛЬД ДЕККЕР
Дональд в расстегнутой наполовину куртке с широко открытыми пустыми
глазами сидел в секторе обозрения, расположенном прямо перед рубкой
управления кораблем (если считать от носа "Голубой Амадины"), и в руках у
него комфортно обосновалась игрушка - плюшевый ласковый слоник... Этот
сектор, сектор обозрения, представлял из себя прозрачный колпак, сквозь
который удавалось охватить взглядом по крайней мере половину звездного
неба. Здесь было спокойно, правда, не совсем тихо: отсюда слышно было, как
горит топливо во вспомогательных дюзах. Ему хорошо думалось здесь, а
сейчас был вечер - после ужина. Он вообще давно заметил, что хорошие мысли
приходят к нему вечером, ближе к ночи, а если не спать ночь, то можно
совсем уйти в край раздумий, напичкаться мыслями и разными умными идеями
до отказа, потому что, как учат нас мудрые древние греки, сова Минервы
вечером начинает свой полет. Ему казалось, что "Голубая Амадина" стоит на
месте, хотя он точно знал: звездолет в каждую секунду пожирает тысячи
километров пространства. Происходило это потому, что звезды, видимые за
"колпаком'', оставались неподвижны (то есть двигались, безусловно! - но
очень медленно, неуловимо для глаза). Это как всегда напоминало о
немыслимых размерах "малой вселенной", и Дональд снова (в который раз!)
подумал о неуютности космоса и опять, опять с еще большей тоской вспомнил
о маленькой родимой Земле.
Дональд больше всего на свете любил созерцать мироздание звезд. Здесь, в
секторе обозрения, за ажурной занавеской сверхпрочного стекла, звезды
смотрели с неба холодно - неприязненно и холодно, как смотрят друг на
друга на улице посторонние люди. На Земле они выглядели иначе. На Земле
они смотрели приветливо, смешно и подмигивали, словно старые друзья.
Наверное, поэтому люди издревле с рождения брали их себе в покровители.
Счастливой звездой обладал каждый человек. Она благожелала ему, светила в
добрых делах, защищала в трудностях, указывала верный путь; когда же
умирал человек - с неба тонкой нитью, белой черточкой в черной книге мира
печально падала звезда... И каждый человек мог узнать свою судьбу и свой
характер по расположению светил в день его рождения. Руководствуясь
данными небесного тома, человек жил, совершал дела в бренном мире и ясно
видел свой конец. Удивляло Дональда всегда и постоянство звезд. Казалось
они прикреплены намертво к слегка вращающейся сфере, как кусочки стекла в
витраже, составляют панно. Здесь, за потолком и стенами сектора обозрения,
он не видел звездного неба, - здесь заварилась какая-то каша из звезд. Он
не мог понять, куда подевались Цефей, Андромеда, Большой Пес? Где Пегас,
Лебедь. Персей, Киль?.. Где дома Зодиака? Где Овен, Лев, Дева, Скорпион?
Все перемешалось: лопнула арматура, рассыпалось панно... И страшнее всех,
ужаснее, фантасмагоричнее изменился Водолей!
Его с самого начала полета, с первых шагов к неприютной звезде, никак не
покидало гнетущее чувство страха, словно он совершал что-то невозможное,
недопустимое, дерзкое, оскорблял святыню. Из четырех космонавтов
межзвездного пилигрима двое - Тина и Поль - были рождены весною, Сергей -
летом, а Дональд (именно Дональд!) родился зимой, в январе, под знаком
Водолея. Не он один имел в детстве болезненное пристрастие к старинным
гороскопам, не он один самозабвенно погружался средь бела дня в чарующую
глубину астральных знаков, а ночью - жадно искал в темноте неба родное
созвездье, но кому еще кроме него, выпала на долю нелегкая кощунственная
участь (или кто получил право?) подлететь вплотную к своей звезде и на
расстоянии протянутой руки увидеть с ужасом ее ослепительный разгневанный
лик?
Он был дитя. И смотрел на жизнь как дитя - сквозь зеркальные очки
неприятия существующей реальности. На своем веку он прошел сквозь столько
всяких передряг и столько всяческих жизненных гадостей испытал на
собственной шкуре, что, в общем, знал о жизни немножко больше, чем нужно
знать о ней нормальному человеку. Ему исполнилось двадцать, когда он
заканчивал школу космонавтов, но он не отличался решительностью и силой
воли; полет к звездам ему не светил. Он бросился в науку, провел ряд
головокружительных экспериментов, стал даже знаменит в медицинских кругах,
но то была слава крошки Цахеса: не прошло и полгода, как его коллега
опроверг его открытие, и теперь над ним уже смеялись те, кто раньше
восхищался... Тогда он вернулся в Школу с желанием настойчиво работать -
не для того, чтобы стать выносливым, решительным, здоровым, а чтобы
обрести спокойствие и твердость духа и перестать быть аникой-воином. А
добился непреднамеренного - ему предложили звездный рейс... и он не
отказался, успел только по глупому сентиментальному обычаю всех
космонавтов поклониться и попрощаться с Землей, дружески похлопав по ней
ладонью, - не грусти, мол, старуха, не навеки... Короче говоря он стал
взрослым, но ухитрился остаться ребенком, наивным и чистым. И окружающий
его мир казался ему сказочным.
Он любил, например, сидеть также в исследовательской лаборатории, но не
работать, нет, - а наблюдать за приборами. "Голубая Амадина"
представлялась ему скорее волшебным домом, нежели космическим кораблем. Он
здесь на каждом шагу сталкивался с феями, колдунами и гномами. И хотя
поначалу казалось, что они застылы и неподвижны, он знал, что они живут
своей тихой сказочной жизнью. Вот, например, удивительный аппарат
эрстедметр, занимающий почетное место в приборной доске измерения
магнитного поля. Он весь из себя как маленький человечек, забавный пузан с
поднятыми вверх руками (одна из них - зрительная труба, вторая - трубка с
оптической системой для освещения шкалы). Рядом с ним - инклинатор и
деклинатор, веберметр, градиентометр, мю-метр, каппа-метр, тесламет -
целый парад гномиков. И так все приборы: от мелких до крупных и очень
крупных. А самый главный среди них, само собой разумеется, второй пульт
управления в исследовательской лаборатории - мощный великан, почти
упиращийся в потолок. Одно лицо у него стоит многого! Вот два громадных
синих циферблата, как драгоценные бериллы - это глаза. Вот окулярный конец
астрографа - он служит носом, а ниже - как широкая распахнутая пасть,
экран траектометра. Все вместе это составляет грозное выражение лица
полубога... Однако нельзя и зазорно долго предаваться детству, и он уходил
оттуда, вздохнув, проводив взглядом вереницу приборов, нелепую, словно
шествие альраунов. Впрочем, эти свои представления Дональд переносил не
только на аппаратуру "Голубой Амадины". В его воображении магические
метаморфозы происходили с образцами биосферы далеких планет, со
скафандрами людей, порой с самими людьми. Что же касается садальмеликов,
то они и подавно были для него сказочными существами, причем не
загадочными, а именно сказочными.
Тапа была для него воплощением дьявола, чем-то потусторонним, каким-то
символом, гением, злым духом! Потому что она для всех была незначительная
и глупая, но он-то раскусил, что она ехидна, он-то, Дональд, чувствовал,
что она все знает о нем, и все видит, и чего-то хочет; потому что никто
вокруг не имел понятия, что она из себя представляет и как очутилась тут;
потому что он, даже он, не ведал, как она здесь оказалась!.. Позавчера,
когда Сергей играл с кошкой, а потом, смеясь, назвал ее "разумным
существом", а Поль обозвал ее "Felis Sapiens", у Дональда внутри как будто
что-то оборвалось. Черт ее знает, кто она такая, эта Тапа! И еще один
случай. Он произошел вечером, накануне философского диспута.
Звездолетчики, как водится, сидели в креслах в кают-компании, в полумраке
ночников, пили чай, вечеряли, а Тапе понадобилось выйти из кают-компании,
но дверь была закрыта, не то чтобы прихлопнута совсем, а так, слегка
прикрыта. Тапа долго мяукала и скреблась когтями в упругий пластик. Но
людям было некогда, или, скорее всего, им было просто лень вставать и идти
открывать кошке. Тогда Тапа привстала на задних лапах, а передними
надавила на краешек двери. Как ни парадоксально, ее силенок хватило на то,
чтобы сдвинуть махину двери. Образовалась такая небольшая щель -
сантиметров пятнадцать, - в которую и вылезла Тапа. "Ого! Она научилась
открывать двери. Настоящее становится опасным!"- возгласил Поль. Он,
известно, пошутил. Но для Дональда-то это были не шутки, Дональду-то,
наверное, не хотелось веселиться при таких раскладах: что если Тапа узнает
про сломанный дверной замок в его каюте?
И она действительно узнала. Узнала и пришла. Пришла, когда Дональд спал,
его мучили кошмары. С тех пор, как Тапа появилась на корабле, кошмары
каждую ночь его мучили. И засыпал он мучительно. Сначала появлялись первые
признаки сна (мысль, которая раньше текла ровно и логично, неожиданно
начинала путаться, причудливо переплетаться, возникали фантастические
видения), а те клетки мозга, которые еще продолжали работать реально,
подсказывали ему, что вот он - приходит сон; но он старался не слушать их
и сладостно погружался в сновидения: ему казалось, что он плывет по
какому-то великолепному земному водоему, а, может быть даже, не плывет, а
летит над ним. Он видел прекрасные вечнозеленые деревья и заросли
кустарников и их отражения в изумительно чистой воде; временами он
заплывал в гущу зарослей, как в темный тоннель, потом выплывал из них под
яркое солнце и тогда видел перед собой одну лишь голубую воду до самого
горизонта... И вдруг голову начинала сверлить пронзительная боль,
кошмарные дикие крики рвали мозг!.. Он просыпался в судорогах,
переворачивался на другой бок. Безумно сильное желание спать заставляло
его вновь закрывать глаза. Обычно мучения повторялись, но в ту-то ночь ему
повезло: они не повторились, он довольно основательно и крепко заснул.
Часа два он лежал как труп - отсутствие сознания полная слепота и глухота.
Потом явились кошмары.
На этот раз была большая Стена, которую надо было взять приступом. Он был
не один - с ним было еще много людей. Вооруженные тяжелыми прямоугольными
щитами и короткими мечами, они на конях с чудовищным топотом неслись к
Стене. Дональд как бы не участвовал в сражении а следил за ним со стороны,
хотя прекрасно знал, что вот он - один из тех, кто карабкается наверх под
градом камней и стрел. Он видел, как его единомышленники, сообщники,
друзья (или как их там еще назвать?) лезли вверх по вертикали без всяких
даже лестниц. Вот первый долез уже до зубцов, но был уничтожен защитниками
Стены, другой почти одновременно с ним добрался до самого конца и уже
перевалился на ту сторону, но тоже был заколот... Потом там был еще один
парень, который все время, пока лез, как-то громко заразительно смеялся, и
затем, когда забрался, со страшным лязгом вонзил в одного из защитников
Стены свой меч. И все смеялся, как полоумный, как будто на него напала
истерика; противник взял его за голову обеими руками и притянул к себе, а
второй со всего размаха, как топором, чем-то железным ударил его по
ребрам. Смех оборвался. Теперь слышались только глухие удары и стоны...
У Дональда было такое тревожное чувство, словно его уже взяли или еще не
взяли, но обязательно возьмут в плен. У него перед глазами вихрились белые
песчинки на иссиня-черном фоне (он отчетливо видел цвет), будто это были
не песчинки, а мириады далеких звезд. И небо...
Он лежал ничком на дне колодца, даже не колодца, а котлована, потому что
он был достаточно широкий во всех направлениях. У него были бетонные
стены, исписанные красной краской какими-то цифрами и знаками латинского
алфавита. Вверху было чистое синее небо... И еще одна деталь - одна из
бетонных стен, та, возле которой он лежал, почти до самого низа была
освещена сочным солнечным светом, так что казалась колоритно желтой. Но он
не видел Солнца, хотя очень хотел посмотреть на него. Он лежал в тени, и
от него до границы тени и света было метра три, не больше, притом он лежал
не на прямой горизонтальной плоскости, а на какой-то наклонной,
приблизительно под сто тридцать пять градусов к поверхности бетонной
стены. Это была черная пластмассовая плоскость... Он попытался полезть
наверх, чтобы увидеть Солнце, но вместо этого вдруг сорвался и покатился
вниз. Он катился по гладкой наклонной плоскости и хватался за нее с
отчаянным желанием остановиться. Вокруг становилось все темнее и темнее -
он летел вниз с колоссальной скоростью. Вверху, над его головой,
квадратный проем с голубым небом стремительно уменьшался в размерах и
скоро вообще исчез. Он падал в абсолютной темноте... Скорее бы, что ли,
упасть на дно и разбиться! Он каждую секунду ожидал жестокого удара снизу.
Но вдруг с трепетом понял, что удара не будет. Он так никогда и не
достигнет дна... Он падал в Бесконечность Пространства. В отчаянии он стал
цепляться руками за все, что в темноте попадалось ему на пути. А те клетки
в его мозгу, которые еще (или уже) работали реально, упорно твердили ему,
что он ни в каком не в колодце, и никуда не падает, а лежит на кровати у
себя в каюте...
Мимо промелькнула тесная освещенная комната. Люди в белых одеждах что-то
делали там. И опять темнота... Вдруг он почувствовал, что останавливается.
Правда, очень медленно, но останавливается. И абсолютной темноты уже не
было. Снизу шел скудный свет. Он посмотрел туда и увидел свою каюту.
Пластиковый пол, кровать, кресло, столик, книжная полка - это была точно
его каюта. Только раньше он никогда не видел ее из этого положения: он
смотрел на нее сверху, с того места, где должен был находиться потолок,
или даже выше, а потолка вообще не было. Дональд как будто плавал в
невесомости над своей каютой, неспеша, впрочем, опускаясь вниз. И вот он
уже коснулся своей кровати, сначала ногами, потом руками и спиной.
Он почувствовал, что просыпается. Открыл глаза. Теперь он видел свою каюту
так, как привык ее видеть, лежа на кровати. Он проснулся, но ощущение
тревоги осталось. Кто-то стучал в дверь. По всей видимости, это Сергей или
Поль. Дональд нехотя поднялся, включил свет и начал искать халат. Стук в
дверь не прекращался. "Иду! Иду!"- крикнул Дональд. Там, за дверью, не
унимались, напротив - стали стучать еще громче... Что за идиоты? - подумал
Дональд. Наконец, он нашел свой халат, торопясь, накинул его на себя.
Очевидно, случилось что-нибудь исключительно важное, раз они так ломятся к
нему. Ощущение тревоги не покидало Дональда. Он подошел к двери и
отодвинул задвижку. Открыл ее - и остолбенел от ужаса. Прямо перед ним в
черном проеме двери неподвижно стояла в ниспадающих ослепительно белых
одеждах высокая женщина с кошачьей головой.
Дональд затрясся, по его телу побежали судороги, словно волны. И каждая
волна приносила ему новые силы, новые капли сознания, здравого смысла.
"Вот, вот, я просыпаюсь,- подумал он.- Скорей бы! Страшно. Страшно."
Наконец, он очнулся.
Тапа была здесь.
Странно, как это дошло до него сквозь сон, но Тапа, без сомненья была
здесь, у него в каюте. Он сразу заметил невысоко, метрах в двух над собой
и на расстоянии четырех, два малюсеньких изумрудных огонька. Это была
Тапа, она шпионила за ним. Из-под полуприкрытых век он стал наблюдать за
ней. В каюте были потемки - он, как обычно выключил даже ночной свет,
когда ложился спать. Зря он это сделал сегодня.
Несколько минут они смотрели друг на друга: Дональд видел только глаза
Тапы и по ним делал вывод о ее местоположении, Тапа, поди, видела всего
Дональда целиком, но не сомневалась, что он спит, потому что он ничем не
выдал своего пробуждения. За эти несколько минут изумрудные огоньки
оставались недвижимы. Но потом они вдруг начали расти. Тапа направилась к
нему. Он похолодел.
Когда Тапа подошла совсем близко и запрыгнула на кровать, Дональд с силой
зажмурил оба глаза. И застыл, съежившись под одеялом. Скорее всего ему
надо было закричать и таким образом привлечь внимание друзей, или, хотя
бы, резко включить свет, но Дональда хватило лишь на то, чтобы
притвориться спящим. И вот он уже почувствовал сквозь одеяло легкое
давление на свою левую голень. Нога Дональда конвульсивно дернулась. Тапа
соскользнула, но тут же заскочила вновь, постояла некоторое время,
понюхала воздух и, осторожная, продолжила свое путешествие по
парализованному от ужаса Дональду. Вот он уже почувствовал ее лапы на
своем туловище, здесь Тапа продвигалась увереннее. Вот она остановилась,
дойдя почти до головы Дональда. Двумя задними лапами она упиралась в его
ребра, одной передней, кажется, левой, - в его плечо, а правую переднюю,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг