беседовали. Есть только факт. И есть другой факт. Пока неопровержимый. Шах
- спекулянт запрещенным наркотиком. И есть третий факт, Вилли. Шах угощал
"Приветом из рая" одну из ваших девушек. Не надо обладать выдающейся
фантазией, чтобы связать эти три факта и соответствующим образом
прокомментировать.
В глазах Вилли появилась тревога. Он хоть и не отличался острым умом,
но был достаточно сообразителен, чтобы уяснить: в словах Коуна есть резон.
Если начнется следствие, то нетрудно угодить под арест. И в то же время
все это выглядело так чудовищно, что мозг Вилли отказывался что-нибудь
понять.
Коун будто угадал его мысли.
- Обстоятельства складываются не в вашу пользу, Вилли, - сказал он. -
Пока полиция не разыщет шаха, вы единственный свидетель. Вы последний, с
кем он встречался, перед тем как исчезнуть. Вы и Лилиан.
- Не трогайте Лилиан.
- Это не ваша забота, Вилли. Думайте о себе. Постарайтесь припомнить
все, что вам известно о шахе. Ведь не только о лошадях вы с ним говорили.
- Честное слово, о лошадях. Шах - знаток. О своем прошлом он мне ничего
не рассказывал.
- А о любовницах?
Вилли покачал головой.
- Нет. И знаете что, инспектор? Я могу поклясться, что Бен Аюз не давал
наркотик этой Магде из кордебалета. Она или все выдумала, или...
- Что?
- Лилиан говорила, что ей эта женщина не нравится. Что она
когда-нибудь... - Вилли задумался. Ему не хотелось говорить Коуну о
подозрениях Лилиан. И он, выдержав паузу, сказал уклончиво: - Она не наша,
эта Магда.
- Как это понимать? - спросил Коун.
- Она пришла к нам из Лиги. Из этой, как ее, Ассоциации борцов. Там
ведь сейчас не только старые девы. Магда сказала, что в Лиге у нее
произошел крупный скандал. Что уход ее к нам - месть. Мы не допытывались,
в чем там дело. А Лилиан сказала мне: "Вилли, это шпионка. Можешь мне
поверить". Я посмеялся. Теперь же не знаю, что и думать.
Коун встал. Сообщение Вилли показалось ему любопытным. Но он зевнул и
сказал, что у Кноуде просто больное воображение. Насчет Магды инспектор
выразился более определенно и заметил, что суда ей не миновать. Да и
самому Вилли надо призадуматься.
Из клуба инспектор ушел не сразу. С полчаса он опрашивал служащих. Но
ничего существенного не узнал. Кроме того разве, что шах, выйдя из клуба,
свернул направо. Направо - значит, к "Ориону".
Впрочем, подумал Кноуде, это ровным счетом ничего не означало.
Алиса Кэрри, проводив Коуна, вернулась в комнату и распахнула окно.
Потом недолго постояла, положив руку на спинку стула, на котором сидел
полицейский инспектор, отошла к зеркалу, поправила волосы. В зеркале Алисе
была видна часть улицы и угол дома Броуди. Из-за угла показался старик. Он
прошелся возле дома, затем решительно пересек улицу. Алиса поняла, что
Броуди собрался идти к ней. И тут же услышала звонок.
- Нам надо поговорить, - сказал Броуди, входя в комнату. Алиса молча
указала ему на стул.
Резко запахло спиртным. Женщина поморщилась. Визит этот удивил ее. Она
догадывалась, что приход старика связан с посещением полицейского.
Последнее было понятно. Инспектор выполнял свой долг. Он искал убийцу. Ему
нужны были свидетели. Все это было просто, как апельсин, и Алиса отнеслась
к расспросам Коуна, как к важному и необходимому делу. Но зачем явился
этот красноглазый старый пьяница?
Алиса привыкла уважать старых людей. Этот не вызывал иных чувств, кроме
отвращения. Она была уверена, что жизнь Броуди была соткана из мелкой лжи
и пакостных поступков по отношению к своим ближним. Коун мог бы поколебать
эту уверенность. Но он умолчал о прошлом Броуди. Поэтому старик ни на что,
кроме молчаливого презрения, не мог рассчитывать. С этого он и начал
разговор.
- Вы можете презирать меня, - сказал он, пьяно ухмыляясь. - Это ваше
личное дело. Мне наплевать. Считайте меня дерьмом. Полицейский тоже решил,
что я - дерьмо. Даже выпить со мной не захотел. Подумаешь, цаца. А вы
знаете, кем был Броуди до войны?
Алиса пожала плечами. С нее было достаточно того, что она сейчас знала.
- Что вы на меня уставились? - спросил Броуди. - Я еще не настолько
пьян, чтобы ничего не соображать. Кстати, есть у вас виски? Нет? Ну,
конечно. В добропорядочных семействах этот напиток не пользуется спросом.
Мы живем в эпоху процветания. А много вы получаете в своем магазине?
Почему вы не выходите замуж?
- Идите вон, - негромко сказала Алиса.
- Уйду, - буркнул старик. - Но сначала мы с вами побеседуем. Когда я
был моложе, то умел говорить с красивыми женщинами. Теперь я не сплю по
ночам по другим причинам.
- Идите вон, - повторила Алиса.
- Но-но, - сказал старик, пристально разглядывая Алису. - Выгнать меня
вы еще успеете. А инспектор сидел у вас долго. И у него приятное лицо.
Умные глаза. Такие глаза не смогут предать, скажете вы. Сколько вам лет?
Двадцать пять? Тридцать? В этом возрасте пора уже кое-чему научиться.
Осторожности хотя бы.
- Я не хочу с вами говорить.
- Захотите. Я сделал глупость, что не пришел раньше. Но кто мог знать,
что он появится? Я понимаю: вы глупы и наивны. Вы мыслите прямолинейными
категориями и за деревьями не видите леса. А в лесу прячутся чудовища. И
они сожрут глупую Красную Шапочку. Разве вы не видите, что живете в мире
ряженых? Разве не понимаете, что на маскараде лучше не открывать лица?
Кому нужна ваша правда? Вы - анахронизм. Полицейский заходил только к вам
и ко мне. Наши дома расположены близко к перекрестку. Наши окна глядят на
то место, где был убит полицейский. Мы с вами возможные свидетели. И нам
надо договориться об идентичности наших показаний. Может быть, еще не
поздно...
Он замолчал, опустил голову. Алиса вдруг увидела его сухие, исчерченные
вспухшими венами руки. И что-то похожее на жалость шевельнулось в сердце.
На мгновение она забыла, что перед ней сидит человек, заслуживающий только
презрения. Она отругала себя за те неосторожные слова, которые сказала
инспектору. Может, следовало помолчать. Но что, в сущности, она сказала?
То, что известно всем. То, что сам Броуди не только не скрывал, но даже
афишировал.
- Я не понимаю вас, - сказала она.
- Достаточно, что я понимаю, - откликнулся Броуди. - Я сказал
инспектору, что в ночь убийства спал, как сурок. Старый мерзавец привык
лгать, думаете вы. И еще вы думаете, что лгу я с корыстными целями. Да, я
дрожу за свою шкуру. Но меня волнует и целость вашей. Может, вам это
неприятно слушать, но это так. Вы наивны. Я уже в который раз повторяю
это. Вы даже представить не можете, что инспектору моя ложь в данной
ситуации нужнее вашей правды.
Алиса изумленно подняла брови. Броуди выдержал паузу и заговорил вновь:
- Да. Я еще не все свое виски выпил. Мне не хочется доживать свои дни в
комнатах, окна которых закрыты железными решетками. Мне кажется, что и вы
- молодая женщина - не стремитесь в тюрьму. Поэтому вы должны прислушаться
к моим словам. Нам надо договориться.
- О чем?
- Дьявол! Да об этом я вам толкую целый час. Когда вас позовут в
полицию, - а вы можете быть уверены, что они позовут, - вы скажете там,
что ничего не видели. Спали.
- Но я и так ничего не видела.
- Что же вы сообщили инспектору?
- Сказала, что слышала ночью, как у дома остановилась машина.
- И не подходили к окну?
- Нет.
Броуди потер лоб, тряхнул головой и пробормотал:
- Старый дурак. Вообразил, что и другие любят, как ты, выть по ночам на
луну.
И пошел к двери. На пороге остановился. Поморгал и спросил:
- Это вы и сказали инспектору?
- Да, - ответила Алиса, удивляясь внезапной перемене настроения
старика. - И еще сказала, что вы лжец и пьяница.
Броуди крякнул и захохотал. Так, хохоча, он вышел на улицу. Алиса
видела, как тряслись плечи старика, когда он переходил дорогу.
Зачем он приходил? Чего боялся? Почему успокоился, выведав у нее то
немногое, что знала она сама? Конечно, Броуди видел что-то ночью. Он
опасался, что и Алиса видела это и рассказала инспектору. Что же он видел?
"Моя ложь ему нужнее вашей правды". Какие странные и страшные слова. Но
долго раздумывать Алисе не пришлось. С улицы донесся крик Броуди.
- К дьяволу! - орал он. - Вонючая дрянь!
Затем послышался звон стекла. Алиса подскочила к окну и увидела высокую
женщину в темном платье. У ног ее валялись осколки бутылки. Птичье лицо
женщины было испуганным. Она нелепо взмахнула руками и, спотыкаясь,
побежала через улицу к дому Алисы. Алиса решительно вышла ей навстречу.
Она подхватила запыхавшуюся незнакомку под руку и ввела ее в дом.
- Ужасный человек, - сказала незнакомка, отдышавшись. - Спасибо вам,
милочка. Скажите мне, как вас зовут? Ибо, когда мы окажемся пред ликом
Предержащего, я должна буду произнести ваше имя.
Последняя фраза неожиданной гостьи дала понять Алисе, с кем она имеет
дело. Ругательства Броуди тоже получили объяснение. Она была наслышана об
Ассоциации борцов за сохранение устоев нравственности, или блюстителях,
как они называли себя. Возникшая из многочисленных союзов и обществ, столь
разношерстных, что, казалось, не найдется идеи, их объединяющей, Лига эта
год от года крепла, процветала и росла, как тесто на дрожжах. Она впитала
и растворила в себе и Общество покровителей певчих птиц, и Клуб ревнителей
старых добрых обычаев, и Ассоциацию ищущих бога в ближнем своем. Членами
Лиги были миллионеры и бедняки, адвокаты и полицейские, священники и
клерки, прачки и коммивояжеры. У Лиги был свой печатный орган - газета
"Кодекс", финансируемая папашей Филом, тоже членом Ассоциации. Блюстители
не только пропагандировали свои взгляды. Они недаром называли себя
борцами. Ассоциация имела своих представителей как в государственных
учреждениях, так и в самых различных заведениях типа кабака Вилли Кноуде,
где они претворяли в жизнь директивы Лиги. Понятие устоев нравственности
включало в себя целый комплекс идей. На первый план выдвигалась проблема
очищения души человека от скверны цивилизации и приобщения его к Богу
посредством этого очищения.
Алиса, конечно, никогда не пыталась постичь всю глубину философских
доктрин Лиги. Она знала, что блюстители часто скандалят в ночных клубах и
ресторанах. Слышала, что они забредают и в квартиры. Поэтому приход
высокой женщины к Броуди не вызвал у нее удивления. Результаты этого
посещения в виде разбитой у ног представительницы Лиги бутылки тоже, по
мнению Алисы, не могли быть иными. Она и сказала об этом женщине.
- Увы, милочка, - фальцетом пропела та. - Мы не властны в своих
поступках. Воля Предержащего привела меня к этому человеку. Он указал мне
на этот дом. Он наполнил меня желанием помочь погрязшему в грехе и укрепил
мои помыслы приказом спасти еще одну душу. Я шла сюда исполненной великого
очистительного назначения. Я шла сюда, чтобы рассказать нечестивцу о том,
что его ждет, просветить его беседой и указать тропинку к тому пути,
который один ведет к стопам Предержащего.
Алиса вздохнула, из вежливости сделав это незаметно. Откровения
Блюстительницы оставили ее равнодушной. Туманные фразы были непонятны.
Алиса любила жизнь. Припадать к стопам Предержащего она не собиралась. Она
могла посочувствовать Броуди, который выразил свое отношение к этой
скучной материи резко и недвусмысленно. Конечно, сама Алиса так не
поступила бы. Такт и бутылка из-под виски - слишком разные вещи. Но она с
удовольствием закрыла бы двери за этой женщиной, похожей на черную ворону.
А та уходить не собиралась. Начав говорить, она уже не могла
остановиться. Великое очистительное назначение неудержимо рвалось из нее
наружу. И Блюстительнице было безразлично, на какой объект оно изливалось.
- И упадет оно, - бормотала женщина, сверля Алису взглядом. - И не
упадет оно. И расколется смрадом и копотью. И вырастет из него поганый
гриб на потеху сатане. И обнимет мир сатана и захохочет. И распахнет
ворота адовы. И уйдут к нему все, кто не очистился, и примет их сатана и
будет мучить вечно. И пойдут туда все отступники, нарушающие устои.
Таково, милочка, предначертание Предержащего. И случится все скоро.
Недалек час. Готовы ли вы?
- Я не понимаю, - сказала Алиса, вторично зевнув украдкой. Она думала о
том, как выпроводить гостью, сделав это возможно деликатнее, и плохо ее
слушала. - Я не понимаю, - повторила она, - к чему мне надо готовиться?
- Я открою вам, милочка, - понизила голос Блюстительница. - Я скажу:
оно близко. Каждый его ощущает, но безотчетно. Только мы понимаем до
конца. Ибо мы ближе всех к престолу. Разве вы не видите, как люди мечутся
в страхе? Слабые погрязают в грехе, убегают в вертепы, тонут в разврате. К
ним в первую очередь направляет нас Предержащий, их надо быстрее вызволить
из бездны. Но есть еще качающиеся. Они клонятся то сюда, то туда. Внешне
они выглядят благополучно. Но и их терзает страх. Он приходит по ночам, во
сне...
Блюстительница перевела дыхание. Воспользовавшись паузой, Алиса мягко
заметила, что ее ночные страхи не терзают, и намекнула на необходимость,
по ее мнению, сократить этот затянувшийся разговор. Женщина, казалось, не
обратила никакого внимания на слова Алисы. Она стала уверять Алису, что
той крайне нужно сейчас, сию минуту, переоценить всю свою жизнь,
исповедаться перед Блюстительницей во всех грехах - тайных, явных и
мысленных, а затем она, Блюстительница, приведет ее в лоно хранителей
устоев. После этого акта душа Алисы обретет покой, а видения, которые
мешают ей спать, отойдут в сторону.
И кроткая, деликатная Алиса не вынесла этого натиска. Бутылки под
руками у нее не было. Поэтому она ответила на лестное предложение словами,
произнеся их возможно убедительнее.
- Моя душа, - сказала она, - обретет покой, когда вы уйдете отсюда.
Сообщив это, Алиса тут же застеснялась. Ей показалось, что она слишком
резко высказала свою мысль. И решила было извиниться. Но она плохо знала
блюстителей. Гостья только скорбно поджала губы.
- Вы сердитесь, милочка, - пропела она. И зашептала: - Это он в вас.
Страх точит душу. Страх томит тело. Душа не ведает, что говорят уста,
потому что вы - качающаяся. А сатана близко. Он тут, не ушел еще. Он
всегда там, где убивают. Ждет...
Алиса насторожилась.
- Ждет... - повторила Блюстительница. - И я жду. Я пришла, чтобы
отвратить его происк. Я тоже всегда там, где убивают. Как сатана. Но я -
посланница. Я иду, чтобы уничтожить страх, который приносит сатана. Он
принес его сюда ночью.
Это было уже слишком. Сначала инспектор, потом Броуди, а теперь эта
фанатичка, похожая на ворону, задавали хоть и в разных формах, один и тот
же вопрос. "Моя ложь нужнее вашей правды", - сказал Броуди. "Признайтесь,
милочка, что он разбудил вас", - говорит эта дура. Да полно, дура ли она?
Напустила туману. Выпытывает. И Алисе стало по-настоящему страшно. Она
почувствовала себя беспомощной девчонкой, упавшей в глубокую яму. Она
пытается выбраться, хватается за стенки, но срывается и падает на дно. А
сверху на нее смотрят инспектор, Броуди и Блюстительница, смотрят и
говорят в один голос: "Признайтесь, милочка". В чем она должна признаться?
Откуда это на нее свалилось? Что делать? Прежде всего надо прогнать эту
ворону. Но как? Закричать? Глупо. Уйти? Алиса вскакивает и из прихожей
говорит решительно:
- Я ухожу.
Блюстительница кротко вздыхает, поднимается и идет вслед за Алисой к
двери.
- Напрасно, милочка, - говорит она. - От страха не бегут! У сатаны
быстрые ноги.
Она еще что-то говорит, но Алиса уже далеко.
"...и была Изабель. Полусогнутые тростинки над округлостью сфер. Замок
за границами смысла. Восходы и заходы. Утомительные орбиты, упирающиеся в
бесконечность.
- Мне страшно, - сказал Карл.
- Уйди! - прорычал Лрак.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг