мгновение, и он взовьется в прыжке. Сергей согнул левую руку, защищая грудь
и горло, выхватил кинжал и приготовился к нападению. И тут вперед вышла
Стелла. Тигр сразу же перестал бить хвостом, как-то расслабился и, не
обращая никакого внимания на Сергея, медленно подошел к женщине и стал
тереться мордой о ее ноги. Стелла, запустив руку в шерсть ею загривка,
весело засмеялась. Тут только Сергей обратил внимание, что кони, нисколько
не испугавшись хищника, спокойно продолжали стоять за его спиной, не выявляя
никаких признаков страха.
- Ни один зверь не причинит вреда женщине и тем, кто находится рядом.
- А мужчинам? - спросил Сергей, приходя в себя от изумления.
- Это привилегия женщин. Мужчине, если он один, не поздоровится.
- Выходит, что женщина всегда в полной безопасности?
- Да, ни зверь, ни мужчина не может угрожать женщине. Женщина может
пройти всю планету, не подвергаясь нигде никакой опасности. Эту безопасность
и эту силу мы наследуем от своих матерей и передаем дочерям. Это наш мир, и
мы его хозяйки. Мы создали его законы, и мы управляем им. Мы, женщины!
- Так у вас матриархат?
- Что такое матриархат?
Сергей объяснил, как мог.
- Фу, какая гадость! - поморщилась Стелла. - Никогда больше мне об этом
не рассказывай! Мне просто не верится, что вы могли жить в таком разврате.
- Ты имеешь в виду групповой брак?
- Не только! При вашем матриархате женщина была просто добычей более
сильного самца. Ее желания никто не спрашивал, с ее выбором никто не
считался. Самое отвратительное насилие - это насилие над чувствами и телом
женщины. Любая элианка предпочла бы смерть, чем жизнь с нелюбимым человеком.
Как может женщина носить в своем теле ребенка от мужчины, который не
вызывает у нее ответных чувств, а еще хуже - неизвестно от кого, как это
было при вашем матриархате? Нет! Это отвратительно! Грязно! Хорошо хоть, что
это имело место сотни тысяч лет назад! За это время ваш народ успел уже
очиститься от этой грязи.
Сергей промолчал о том, что и сейчас на Земле сплошь и рядом бывают
случаи, когда не только супруг, но и сама женщина толком не знают, кто
является отцом их ребенка. Действительно, скотство, подумал он. Может быть,
женщины мстят нам, мужчинам, за то, что мы безраздельно присвоили себе право
выбора? Разве не имеет раб право обманывать своего господина? Сергей хорошо
знал историю, хотя она не была его профессией. Просто он иногда читал
исторические труды с таким же интересом и с такой же легкостью, как и
художественные произведения. Ему было известно, что даже в гаремах восточных
владык, охраняемых сонмом евнухов, женщина ухитрялась наставить рога своему
повелителю. Ее не пугала страшная казнь в мешке с негашеной известью. И чем
больше мужчина стремился властвовать, тем чаще ему приходилось носить на
голове украшения. Все революции, вместе взятые, не сменили столько династий,
сколько сменила их женщина. Династия Романовых в России, трехсотлетие
которой справлялось перед первой революцией, фактически закончилась на
третьем ее представителе. Великий преобразователь России Петр I уже не был
Романовым. Династия Бурбонов во Франции закончилась ее основателем Генрихом
IV, на смену которому пришел жалкий отпрыск итальянского проходимца Манчини.
- Вот видишь! - услышал он голос жены. - Если вы, мужчины, хотите быть
уверенными, что дети, которых мы принесем вам, - ваши дети, вы должны
предоставить нам право выбора отца ребенка. Тогда все станет на свои места.
Сергей вздрогнул. Он все не мог свыкнуться с тем, что мысли человека на
этой странной планете не являются его безраздельной собственностью. И хотя
элиане не злоупотребляли своими возможностями, в этом отношении у него
каждый раз возникало чувство раздражения.
Ему было это так же неприятно, как было бы неприятно человеку, в рот
которому любой посторонний мог засунуть палец. Это возмущало и вызывало
чувство брезгливости.
- Прости, - мягко сказала Стелла, - я больше не буду.
- Да ничего... Я все еще не могу привыкнуть...
Было и другое, что поначалу смутило его, заставило почувствовать
некоторую неполноценность. Потом он привык и старался не думать об этом,
принимая как должное или, вернее, подчиняясь неотвратимости, которой он
ничего не мог противопоставить.
Это произошло на следующий день после памятной битвы в горах. Когда он
со своим отрядом утром следующего дня спустился с гор в долину, жители
окрестных селений, зная уже о происшедших событиях, устроили Сергею и его
бойцам торжественную встречу. По дороге, усыпанной цветами, его провели к
дому Дука. Дук со слезами на, глазах встретил его на крыльце дома.
- Сын мой! Сын мой! - повторял он, не находя других слов, протягивая
руки для объятия.
Сергей с радостью обнял старика под ликующие крики толпы элиан,
заполнивших широкий двор. Не выпуская из объятий, Дук повел Сергея в дом. И
здесь он увидел Стеллу. Он без труда узнал в ней лесную незнакомку. И
вдруг... С ним случилось нечто такое, что заставило забыть обо всем на
свете. Все, кроме стоящей в двух шагах от него девушки, потеряло реальность
и значение. Куда-то в небытие ушла родная Земля, Ольга, дети, трагически
погибшая Эола... События предыдущего дня стали далекими, как будто они
произошли много лет назад с кем-то другим, не было ни свистунов, ни их
победителей... Реально существовала только она одна. Ее одну он искал всю
жизнь, и в ней одной-единственной был весь смысл его жизни. Вся остальная
жизнь была только прелюдией к этой встрече.
Потом, спустя много времени, когда Стелла уже ждала ребенка, он из
разговора с Дуком узнал, что такие же чувства испытывает каждый элианин,
когда полюбившая женщина выбирает его своим мужем.
- Вот почему сыновья нашего народа не могут противиться его дочерям, -
пояснил Дук. - Чувства женщины, усиленные во много раз ее биополем,
передаются мужчине, и он не в силах противиться выбору. Они делают с нами
что хотят, - засмеялся он, - но мы этому не противимся, да и не смогли бы...
Биополе женщины превосходит биополе мужчины во много раз. Они властвуют над
нами, но притворяются, что подчиняются нам. Если жена захочет уйти к
другому, она сделает так, что муж расстанется с ней без всякого сожаления.
Мы все это знаем, но что мы можем сделать?! Женщина позволяет себя любить до
тех пор, пока любит сама. А сколько это будет продолжаться, никто не знает,
часто всю жизнь, а иногда и быстро кончается. Зато наши жены никогда не
изменяют своим мужьям.
- Выходит, в отношениях с женщиной мужчина совсем лишен свободы выбора?
- А кому от этого плохо? У нас нет неразделенной любви, зависти,
ревности, нет связанных с этими чувствами трагедий. Тебе надо только
привыкнуть. Ты сам увидишь, что это неплохо, хотя, конечно, тебя, человека
другого мира, мораль которого отличается от нашей, это немного шокирует и
даже возмущает. Эти чувства пройдут, поверь мне.
- Трудно смириться, что с тобой обращаются, как с прибором, произвольно
крутят ручку установки громкости.
- Да не думай ты об этом! Я вот всю жизнь подчиняюсь воле и капризам
своих женщин, но счастлив тем, что еще могу выполнять их. Какими сыновьями и
дочерьми наградили они меня! Мое сердце преисполнено гордостью, когда я вижу
их, статных, красивых, полных благородства чувств и помыслов! Разве у вас
там, на Земле, женщины не покоряют так же мужчин красотою лица, тела,
мягкостью и нежностью души? Разве у вас есть возможность противиться этому?
Единственно, чем вы отличаетесь от нас, это тем, что над вашими женщинами
можно произвести насилие: физическое, моральное, духовное, принудить ее к
сожительству материальными преимуществами, т.е. купить ее, как вещь.
Согласись, при сопоставлении моралей ваша проигрывает.
- Да, но у вас узаконена полигамия! Это сводит на нет все преимущества
вашей морали. Я согласен, что во многом ваши нравы более благородны. Я бы
сказал, более рациональны, чем нравы народов моей планеты, но...
- Остановись! Не смешивай полигамию, устанавливаемую мужчинами, где
женщина становилась рабой и игрушкой сладострастия, с полигамией, которую
устанавливают сами женщины. Причем она совершенно необязательна. Женщина
просто получает то, что она хочет. Если она хочет то, что уже занято, что ей
остается делать? У вас это может заканчиваться распадом семьи, дети лишаются
одного из родителей, покинутая женщина может остаться одинокой на всю
оставшуюся жизнь, лишенная поддержки мужчины. Или же она в поиске новой
семьи переходит из одних рук в другие, легко становится добычей проходимца,
теряет чувство достоинства. Какими у нее могут быть дети, на глазах которых
происходит моральное падение их родной матери? Разве ваши женщины
останавливаются перед тем, чтобы разбить чужую семью, разве они чувствуют
жалость к сопернице? Мужчина, если он настоящий мужчина, не приведет к себе
в дом жену своего друга или даже просто знакомого, женщина же не
останавливается перед тем, чтобы соблазнить мужа родной сестры, не то что
подруги или знакомой. Такова их природа! Ее надо принимать такой, какая она
есть, ни больше, ни меньше. Любовь для женщины - та могучая сила, которой
она не может сопротивляться. Любовь сильнее принятой морали, сильнее
родственных чувств и даже сильнее материнского инстинкта. Насилуя это
чувство у женщины, общество насилует само себя, порождая разврат, трагедии и
в конечном итоге калечит будущие поколения, передавая им в наследство как
пороки своих отцов, так и новые, приобретенные в течение всей жизни. Не
пытайтесь понять женщину. Это недоступно мужчине. Предоставьте ей
возможность самой устраивать жизнь общества, как она хочет. И будьте
довольны тем, как она это сделает, ибо в любом случае результат будет лучше,
чем у мужчины. Эмансипация, как вы говорите, женщины заключается не в том,
что она работает у станка или в управлении государством. Ее эмансипация -
это свобода проявления чувств и возможность их удовлетворения. Женщина может
сохранить достоинство, благородство, верность - если она любит. Женщина,
лишенная любви, - нищая, униженная и оскорбленная. Разве может нищий
сохранить гордость и достоинство? Вы в течение всей своей истории унижаете
женщину. Мы ей поклоняемся, и мы счастливы. Женщина тоже может иметь много
мужей, если захочет. Но не одновременно. Дети должны знать своих отцов! Это
один из наших основных законов! Женщина, которая не знает отца своего
ребенка, это случается крайне редко, будет покрыта позором и изгнана из
общества. Но она может уйти от своего мужа к другому, и никому в голову не
придет осудить ее за это. У вас же есть такие женщины, которые зарабатывают
на жизнь, торгуя своим телом. И эту мораль ты можешь противопоставить
нашей?!
- У нас это запрещено и преследуется, - пытался защищаться Сергей.
- А что толку в запретах, если ваше общество создает условия для их
существования? Так вот, если ты берешься судить о морали нашего общества, то
положи на одну чашу весов право наших женщин на свободу выбора, свободу без
ограничений и отказа, приводящих часто к полигамной семье, что, повторяю, не
обязательно, а на другую чашу положи все известные пороки своего общества:
прелюбодеяния, проституцию, венерические заболевания, распад семьи,
беспризорное детство и тому подобное, и честно скажи, какая чаша тяжелее?
- И все же...
- Что?
- Мне непонятно одно.
- Говори.
- Как в такой семье жены не испытывают ревности? Это
противоестественно!
- Я тебе отвечу так, как мне ответила первая жена, когда в наш дом
вошла вторая, остановив на мне свой выбор. Она спросила меня, что бы я
предпочел: есть в одиночестве кусок сырого теста или в кругу семьи сидеть за
сладким пирогом, ожидая своей очереди, зная, что твое от тебя никуда не
уйдет и ты получишь свою долю?..
Воспользовавшись удобным случаем, Дук снова вернулся к теме, которую
Сергей старался избегать. Дук, что говорится, упорно гнул свою линию, и
Сергей, не находя обоснованных аргументов против доводов старика, вынужден
был каждый раз с ним соглашаться. Это вызывало раздражение и злость на
самого себя. Он искал поводов, чтобы оттянуть исполнение замыслов мудрого
элианина, рассчитывая, что со временем могут измениться обстоятельства и
план Дука не состоится. Иногда же становилось стыдно за свое упрямство.
Собственно говоря, если так принято здесь, то что в этом зазорного, думал
он, и, если бы не одно обстоятельство, которое в корне изменило его
положение, в споре с Дуком он, несомненно, занял бы более твердую позицию, а
сейчас...
Надо ли говорить о том, что в первые же дни после уничтожения остатков
команды звездолета Сергей попытался найти Проход. Снова и снова он повторял
и уточнял у Гора описание местности. Первый раз, когда ему представилась
возможность, Сергей направился туда прямо с космодрома. Он не думал покидать
Элию навсегда. Хотелось только удостовериться в существовании Прохода и
повидать семью. Стараясь всегда быть откровенным перед самим собой, он вдруг
понял, что жаждет и одновременно боится встречи с Ольгой и детьми. Как все,
что случилось с ним, будет воспринято Ольгой? И захочет ли она последовать
за ним на Элию? Покинуть Элию навсегда, ничего не сказав и не предупредив
своих новых друзей, ему, конечно, не приходило в голову. Не говоря уже о
том, что это было бы подло по отношению к ним, он не мог вот так просто
расстаться со Стеллой. В таком состоянии крайней неопределенности, не приняв
никакого решения, он ехал к Проходу. Ехал потому, что не мог не ехать...
Чувство долга перед Ольгой, детьми говорило ему "иди", чувство долга перед
новыми друзьями, которым надо еще помочь, перед Стеллой говорило "останься"!
Два чувства, два долга сталкивались друг с другом, и ни одно не могло
перевесить. Психологически состояние было крайне тяжелое, когда собственное
"Я" испытывает мучительное раздвоение и, какое бы ты ни принял решение,
второе "Я" тебе скажет "подлец!" Это надо хоть раз пережить, чтобы понять,
почему Сергей, не обнаружив Прохода, почувствовал даже облегчение. Он
тщательно обследовал местность, многократно возвращался сюда с Гором.
Прохода не было. Земля, Ольга и дети были навсегда для него потеряны. Тоска,
страх, растерянность, чувство невосполнимой утраты - все это обрушивалось на
него раз за разом. Но одновременно он чувствовал и облегчение от того, что
обстоятельства избавляли его от необходимости принимать решение, которое он
не мог принять, не совершив над собой морального насилия.
Однажды, рассказывает легенда, Мать у колыбели умирающих двух ее детей
взмолилась Смерти: "Смерть, оставь мне хотя бы одного!" Явилась Смерть:
"Хорошо, я оставлю тебе одного, но ты сама должна его выбрать. Я вернусь
через час". Через час Смерть пришла: "Выбрала?" Что ответила Мать - никто не
знает, легенда об этом молчит.
Некоторые считают, что на любой вопрос жизни можно найти ответ. Хорошо
им живется! Все-то им ясно, все-то им понятно. Можно было бы им
позавидовать. Но как позавидовать улитке? А ведь, пожалуй, на Земле это
самое "здравомыслящее" существо. Живет - и никаких проблем! То ли дело -
осел! Ослу иной раз приходится решать трудные задачи. И вот из двух охапок
сена осел выбирает одну. Проблема решена? Нет! Появляется второй осел и
начинает критиковать первого: не ту охапку выбрал. И становится проблема
охапки мировой ослиной проблемой, которую ослы до сих пор решить не могут.
Противоречия растут, становятся антагонистическими, и готовы эти ослы друг
друга залягать насмерть копытами. Тоже проблема.
Сергею ничего не оставалось делать, как подчиниться реальности и
превратиться окончательно в Эрика, т.е. стать элианином фактически и
формально. Это значило подчиниться законам Элии и принять ее мораль.
При контактах двух цивилизаций неизбежно возникают моральные
противоречия. Когда европейцы поселились на новом континенте, их мораль
столкнулась с моралью коренных жителей. То, что было с точки зрения
европейца аморальным, воспринималось индейцем само собой разумеющимся, и,
напротив, поведение европейцев вызывало возмущение у коренных жителей. Разве
снятие паранджи с женщин Средней Азии не продиктовано самыми лучшими и
благородными намерениями? Но какую бурю вызвало у коренных жителей? Не было
ли это равносильно тому, как если бы в Рязани или в Тамбове женщин заставили
ходить обнаженными выше пояса? Народная мудрость гласит: в чужой монастырь
со своим уставом не лезь! Даже если твой устав лучше. Дай самим разобраться
и понять. Было время, и рабство воспринималось как моральное явление.
Городской житель приезжает в глухое село и сталкивается с массой условностей
в поведении людей. Многие из них кажутся ему странными. Но если этот
приезжий не будет выполнять принятых условностей, он останется чужим и даже
будет вызывать у коренных жителей негативные чувства.
"Париж стоит мессы", - говорит Генрих VI, Александр Невский проходит
унизительную процедуру очищения дымом в стане Батыя. А как звали Тверского
князя, зарубленного монголами, когда тот, сохраняя достоинство, гордо
отказался пройти сквозь "очистительный дым"?
Идя на компромисс с обстоятельствами, человек должен совершить над
собой моральное насилие. Но где граница допустимого? Плохо, если твой разум,
человек, ошибется. Ошибешься в одну сторону - будешь смешон, в другую - имя
твое будет покрыто позором и презрением.
Итак, чтобы не быть смешным, Сергею суждено стать Эриком. Однако у него
оставался довод, который он приберег на последний случай.
- Есть ли у тебя уверенность, отец, что мой сын унаследует мои качества
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг