ветром, и слова не состоялись. Пригибаясь под ударами воздуха, они
разомкнули шаги и шли, придерживая поля своих шляп. Ветер слепил острой,
как соль, пылью, бил в литавры кровель, кричал в органные трубы желобов,
рвал струны телеграфных цитр, возводя до предельного dis55 грозную
партитуру хаоса; казалось, еще немного - и вслед за сорванными шляпами
полетят сорванные головы, а еще сверх - и Земля, свеянная с орбиты, листом,
потерявшим ветвь, заскользит от солнц к солнцам.
Синяя машина проделала дугу Крутицкого вала по первопутку. Рубчатый
след ее шин, стлавшийся по снежному налету, остановился у подъезда как раз
в то время, как Жужелев, разнося метлу движением косца, сбрасывал с
тротуарных кирпичей первый сев зимы. Воздух был стеклисто-мертв. Флаги
распрямляли складки, точно зачем-то развешанное зачем-то красное белье.
Шофер, поманив дворника, спросил; затем, повернувшись к окошечку
автомобиля, почтительно козырнул: здесь. Дверь, машины откачнулась, и
Жужелев едва успел попятиться, пропуская спокойный упругий шаг посетителя,
подымающегося по ступенькам подъезда. Лица его, отраженного сотни раз
бумажными листами, пластающимися по киоскам, нельзя было не узнать.
Преодолевая оторопь, Жужелев метнулся распахнуть створы парадного. Но
посетитель уже вшагнул внутрь. Взбежав по ступенькам,. Жужелев увидел его
слегка сутулящуюся спину у досок Штереровой клетки. Затем доски
разомкнулись, и спина высокого посетителя исчезла внутри каморки. Жужелев
вбежал на четвертый - оповестить Стынского; но из квартиры не отвечали.
Жужелев поскреб трехпалою рукою макушку и, стараясь распутать из гордости и
страха спутанные чувства, спустился в подъезд. Два голоса за подлестничным
складнем разменивались глухими до неразличимости словами. Отойдя к выходным
дверям, он стал в позе часового, стоящего у знамени. Всех сбегавших по
лестнице или вталкивавшихся в дверь снаружи останавливал повелительный
шепот: "Тш-ш... на носках, не молотить ногами, а то обошли б с черного",- и
за этим следовало тихое, как шуршание, имя. И от звука его пятки жильцов
сами вздергивались на носки, чтобы обойти с черного крыльца.
Разговор, зажатый глухими., планками, длился, голос высокого
посетителя умолк - говорил один Штерер. Глядя сквозь стеклянные призмы
подъезда, Жужелев видел мелкую копоть сумерек, сгущающуюся вокруг
неподвижной фигуры шофера, зажавшей огонек меж зубов. Затем позади, за
досками, наступила длительная пауза. Жужелев вытянулся, ожидая выхода. Но
молчание длиннилось утоняющейся нитью. Голос посетителя, хрипо-ватый и
сниженный еще раз, рванулся на вопрошающуюся ноту. Ответа не последовало.
Внезапно складень распахнулся, и посетитель вышагнул наружу. Жужелев
проворно дернул за ручку подъездной двери, и высокий гость проследовал к
автомобилю, даже не взглянув: лицо его было неразличимо сквозь сумрак, но
плечи казались чуть сутулее, а шаг отяжелел и замедлился. В автомобиле
вспыхнул свет, и мотор, мягко зарокотав, рванул машину. Жужелев вытер с
лица пот и подошел, стараясь неслышно ступать, к снова сомкнувшимся
створкам и молчанию. Постояв с минуту в нерешительности, он ощутил, что
после того, сверху, ему, простому человеку, не след.
К полуночи стал падать снег. Мягкая бесшумь снежин стлала белые стлани
поверх чуть припудренных булыжин. Ровные просыпи снегопада торопились, пока
улицы безлюдны и сны не обернулись жизнями, приготовить зимний
фарфорово-хрупкий пейзаж. И единственную послеполуночную колею, западающую
в сугробы, заботливо затянуло льстиво-мягкой, мягкой снежью.
Стынский, вернувшийся очень поздно, проснувшись перед полуднем, с
удовольствием увидел усевшийся на оконных рамах, как на насестах, снег.
Набросив одежду, он подошел к стеклу: крыши опадали снежными горами,
деревья оделись в белую цветень, и даже фантастические контуры облаков,
остановившихся над городом, казались вылепленными из снега. "Хорошо б
послушать снежного скрипа",- подумал Стынский и, не дожидаясь следующей
мысли, надел пальто и стал спускаться привычными поворотами ступенек вниз.
Над створчатым треугольником он, как обычно же, приостановил шаг и крикнул:
- Алло, Штерер.
Никто не откликнулся.
Стынский, спустившись еще на три-четыре ступеньки, перегнулся через
перила и повысил голос:
- Алло, Штерер, не притворяйся деревом. Идем.
Ответа не последовало.
Стынский, сбежав с лестницы, стал у створ клетки и постучал: стук был
тупым и обрывистым. И ни звука в ответ. Тогда он распахнул створы: вся
подлестничная каморка от низу доверху была забита поленьями дров; их
плоские распилы, тесно вжатые друг в друга, тугим влажным кляпом торчали из
распяленного горла дверей.
Стынский отшатнулся с ширящимися зрачками: темные пятна скользили
сквозь поле зрения; казалось, это падает плоскими хлопьями черный снег.
Исчезновение Максимилиана Штерера не было одиночным. Шепоты
превратились в шелесты. Самое молчание боялось слишком громко молчать.
Впрочем, ни Стынский, ни двадцатишестиязыкий молчальник лингвист, ни
издатель, заблаговременно выселивший рукопись "Воспоминания о будущем" из
архивов Центроиздата, не удивлялись: именно это - на ближайшие сроки - и
предсказывала рукопись.
Иногда комната в Крутицком переулке собирала их всех троих над
уцелевшими листками Штерера. Стынский, которому удалось, следуя вскользь
брошенным фразам создателя времяреза, отыскать местонахождение некоторых
его старых тетрадок и записей достартного периода, не решался доверить их
глазам специалистов. Перекладывая и приводя в порядок поблекшие листы, они
радовались отыскивающимся среди иероглифически непонятных знаков,
сцепляемых в сугубые непостижимости формул, ясные - точно прогалины в лесу
- слова.
Так было и в этот вечер. Трое среди ледяных декабрьских звезд,
пластающихся на стеклах, за закрытой дверью с опущенным на замочную
скважину железным веком молча наклонялись каждый над своей бумажной
стопкой. Было уже за полночь. Вдруг лингвист приподнял голову:
- Тут вот прислонившаяся к формуле фраза: "Здесь через время
переходить опасно". И все-таки он перешел и...
- Да,- пробормотал издатель, поправляя роговые заушники очков,- а вы
читали сегодняшний вечерний листок? Точка в точку, штрих в штрих.
Стынский, недослушивая, оборвал:
- На своей биографии Максимилиана Штерера я поставлю эпиграфом...- И,
глядя в сторону, отскандировал: "Уведи меня в стан понимающих".
- "Погибающих",- поправил лингвист.
- Одно и то же.
И трое продолжали работу.
1929
44 Zum Teufel (искаженное нем.- швейц. диалект) - черт (к черту).
45 Ныне (лат.).
46 Время (лат.).
47 "Пространство и время" (нем.).
48 Здесь: мой юный друг (нем.).
49 Шутка, каламбур (нем.).
50 С глазу на глаз (фр.).
51 Время - пространство (англ.).
52 Будущего (лат.).
53 Прошлому (лат.).
54 Если и неправда... (ит.).
55 Ре диез (нем.).
Кржижановский С. Д.
Воспоминания о будущем: Избранное из неизданного/Сост., вступ. ст. и
примеч. В. Г. Перельмутера.- М.; Моск. рабочий, 1989.- 463 с.
ISBN 5-239-00304-1
Еще одно имя возвращается к нам "из небытия" - Сигизмунд Доминикович
Кржижановский (1887-1950). При жизни ему удалось опубликовать всего восемь
рассказов и одну повесть. Между тем в литературных кругах его времени его
считали писателем европейской величины. Кржижановскому свойственны
философский взгляд на мир, тяготение к фантасмагории, к тому же он
блестящий стилист - его перо находчиво, иронично, изящно.
В книгу вошли произведения, объединенные в основном "московской"
темой. Перед нами Москва 20-40-х годов с ее бытом, нравами, общественной
жизнью.
(c) Состав, оформление, вступительная статья, примечания. Издательство
"Московский рабочий", 1989.
Составитель Вадим Гершевич Перельмутер.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 03.06.2003 15:16
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг