приросли к самому центру площади, на которой ты оказался неизвестно
как... А свет все безжалостнее, будто в кабинете у зубного врача...
Сжаться, зажмуриться, спрятаться в самого себя!.. Ух, какое счастье:
оказывается, на тебе одежда!.. Но почему куртка и брюки из нездешней
тяжелой материи с металлическим отливом?.. Значит, э т о все-таки
случилось?!
Так и есть! На краю площади возникает аппарат. Пирамида из сверкающих
колец, высотой в два этажа. Она висит в метре от плит. Она говорит.
Мысленно:
- Это ты - Нил Березкин?
- Нет! Вы ошиблись! Это не я!.. Не он...
- Ты говоришь неправду. - Сбоку, из темного окна, ударяет невидимый
щуп локатора, ползет по плечу, по рукаву, по штанине, считывая сквозь
одежду сигналы излучающего кода. - Ты Нил... Иди сюда. Тебе пора к
нам...
- Я не хочу!!
- Это не имеет значения. Есть программа.
Вороненый металлический жук размером с бочку выезжает из-под
пирамиды. У него изогнутые щупальца-захваты.
Господи, что делать-то! Подошвы с трудом отрываются от плит. По
клейким камням, сквозь вязкое сопротивление загустевшего воздуха так
трудно бежать... А жук - не приближаясь и не отставая - погромыхивает
сзади...
Вот уже опять переулок, арки, булыжники. А впереди - глухой торец
каменного здания. На нем проступает мозаика: лицо старика с печальными
внимательными глазами. Он похож на того, с улицы Тургенева...
Прямо на тебя эти глаза!
- Помоги мне! Ну, пожалуйста... - Это сквозь слезы и отчаяние. - Я
тогда не нарочно... Я больше не буду...
Сзади - новый лязг и грохот. Что такое?.. Это спустилась поперек
переулка решетка с черными коваными завитками! Перерезала путь
жуку-машине!.. Жук трогает решетку щупальцами, разворачивается и едет
назад, к сверкающей пирамиде, которая все еще видна за арками... Можно
сесть на каменное крылечко, привалиться к выпуклым узорам деревянной
двери. Жук не вернется. О н и не достанут. Пока... Но как они проникли в
Город? Потому что не с Земли? Значит, от н и х нет защиты?
- ...Они проникли случайно, - говорит неизвестно кто. Кажется, из-за
двери. - Не бойся. Теперь Город поставит еще одну отражательную грань. С
ю д а они больше не придут. Но будь осторожен в других местах...
- Да, я помню...
Дверь сзади медленно отходит. За ней - нестрашный, мерцающий добрыми
огоньками полумрак.
- Там что?
- Не бойся, заходи. Это дом, где исполняются желания.
- Всякие?!
Ответа нет. Но в молчании - доброта.
Огоньки начинают дрожать сильнее. И сон тоже дрожит, обретает
непрочность. Не растает ли он совсем оттого, что скажешь заветное:
"Хочу... чтобы были друзья..."?
Огоньки, что сперва казались мерцающими в темной комнате светлячками,
разбежались далеко-далеко. И тесная тьма раздвинулась до бесконечного
ночного пространства. И стало ясно, что это переливается огнями Город,
видимый с горы. Здесь, наверху, белели в сумраке, как березы, античные
колонны - остатки древнего строения. А вниз по крутому склону убегала
среди травы рельсовая колея.
Снизу, из пахнувшей ромашками темноты, подкатил дребезжащий вагончик.
У него светились окошки, и горел под козырьком крыши яркий фонарик.
- Поехали...
Степка боязливо заупрямился: очень уж крутой спуск.
- Поехали, не бойся...
Они сели у окошка, и трамвайчик помчался. С потряхиваниями и
перезвонами. Скорость нарастала, напоминая жутковатое падение. Но в
падении не бывает поворотов, а этот свистящий сквозь ночь вагон
закладывал виражи, от которых стремительно замирала душа. Федя прижимал
Степку к себе, чтобы тот не треснулся о твердое... Но вот скорость
уменьшилась, трамвайчик прокатился по горбатому мосту и выехал на улицу,
где горели фонари и цепи разноцветных лампочек. Мелькало множество
народа, но никто не входил в вагон (да он и не останавливался, только
ехал уже медленно). Люди были в пестрых костюмах и масках.
- Пойдем! - жарко дохнул в Федино ухо Степка. - Здесь карнавал. Это
ведь не толпа, а праздник...
- Но не вздумай опять исчезнуть... Стоп!
Трамвайчик послушно затормозил. Они вышли в праздничную круговерть, и
Федя стал оглядываться, стараясь понять: был ли он уже на этой улице?
Видел ли эту башню, у которой на шпиле большой белый шар с часовым
циферблатом? Старинные дома казались полузнакомыми. В нижнем этаже
одного из них - это помнилось точно - кафе-мороженое "Квадрат".
Правильно! Вон в освещенной витрине пляшущие лягушата держат квадратный
щит - на нем девчоночья рожица с красным языком, лижущим вафельный
стаканчик... А справа, над крышами, знакомая кирпичная колокольня.
Значит, недалеко берег Ковжи, где теперь конечно же построена новая
пристань, к которой подходят украшенные иллюминацией пароходы с
участниками праздника... Наконец-то река стала полноводной!..
- Степ, а вон там, за углом, есть магазин "Клоун"... - Федя прочно
держит Степку за руку. Иначе не успеешь оглянуться, как нет его. Знаем
мы это дело... - Если хочешь, пойдем купим какие-нибудь маски.
- У меня есть! - странным голосом говорит Степка. Оказывается, он уже
в пышном девчоночьем платьице и в маске хулиганского одноглазого кота!
- Когда ты успел?
Свободной рукой Федя сдергивает с него маску. Это... и не Степка
вовсе! Незнакомая хохочущая девчонка!
- А Степка где?
Она радостно вырывается. Танцует.
Степка где?
Степка где?
Степка плавает в воде!
Этого еще не хватало! Он же не умеет плавать! Скорее...
А вот и фонтан! Водная карусель. Цветные струи бьют из центра
большущего, как цирковая арена, бассейна, колокольчики играют
переливчатый мотив, а по кругу плавают надувные крокодилы и динозавры.
Их оседлали мальчишки и девчонки - хохочут, бултыхают ногами... Но
Степки здесь нет.
Федя не чувствует большого страха. Беспокойство его - с оттенком
приключения. Степка в конце концов найдется. Но хорошо бы отыскать его
до утра, чтобы успеть еще ухватить кое-каких радостей от праздника.
Например, вот так покататься среди струй на резиновом драконе. Никто не
будет смеяться - здесь не важно, маленький ты или большой...
Куда же он девался-то?
Ощущение, что Степка недалеко, не покидает Федю везде. И в пустом
вестибюле метро, где Федя очутился неведомо как. И в плохо освещенном
переулке, где из высокой, по плечи, травы встают бревенчатые
многоэтажные терема (а людей уже совсем нет). И на выщербленной
лестнице, которая ведет на маленькую квадратную площадь...
И наконец-то!..
Здесь, на площади, нет ни фонарика, но маленький месяц светит между
черными треугольными крышами. Свет его мягко расстилается по квадратным
плитам. Степка - маленький, очень одинокий - прыгает по этим плитам,
будто играет в классы.
- Ты зачем здесь один? - шепотом спрашивает Федя, и шепот этот
крыльями щекочет окружающую тишину.
- Не мешай... - Степкины подошвы щелк-щелк по камню.
- Ты же сам хотел на праздник.
- Здесь интереснее... Я хочу разгадать...
На плитах - головоломка, смысл которой Федя улавливает смутно (а
потом забудет совсем). Если ее разгадать, можно решить множество загадок
Города. Но разгадать не удастся, не успеть. Да и надо ли? Так ли уж
важно, почему Ковжа, недавно еще узкая и мелкая, теперь разлилась и
впадает в морскую бухту Сун-Караса? Бухта эта совсем рядом, морской
воздух приходит сюда, оседает влажным туманом на мраморе. А в просветах
между домами движутся темные корпуса океанских судов - сами громадные,
как дома с рядами желтых круглых окошек...
Пароход прошел среди гранитных набережных канала и едва не зацепил
мачтой с огоньками светящийся стеклянный мост. Точнее, не мост, а
перекинутую с берега на берег, от дома к дому застекленную галерею. В
этой галерее - музей. Вчера там была выставка глобусов. Разных!
Маленьких и больших, новеньких и старинных, земных и звездных. А были
еще глобусы незнакомых планет! Самый лучший - это хрустальный шар
метрового диаметра, в опояске сверкающих колец. Он был наполнен
удивительно прозрачной водой, в которой змеились водоросли, и резвились
пестрые, как бабочки, рыбки.
- Это что же, вся планета состоит из воды?
- Совершенно верно. Планета-океан...
- А где такая? В каком созведии?
- Тс-с, девочка. Об этом нельзя, глобус разобьется.
- Ой... А разумная жизнь там есть?
- Смотри сама...
Глобус вырастает, делается совсем великанским. Из глубины подплывает
к прозрачной оболочке мальчишка с забинтованной ногой. Вопросительно и
печально смотрит синими глазами сквозь воду и стекло. Потом хватает за
кружевной хвост крупную серебряную рыбу, и та уносит его в заросли...
Вот такие дела... Это было вчера. А что будет сегодня?
Пароход швартуется у ступеней с чугунными львами.
- Девочка, ты поможешь унести в музей вазу?
- Конечно!
С борта ей подают легкую фарфоровую вазу, и при свете фонаря Оля
узнает ее: синие дома, башни, мачты... Значит, сегодня будет выставка
ваз! И на каждой - свой Город...
Так и есть. Молчаливые матросы несут за Олей большие хрупкие, как
яичная скорлупа, сосуды с разными картинами на них.
- Девочка, осторожнее, не оглядывайся!
Поздно! Камень скользит под ногой... Ох, как болит локоть от удара о
мостовую. И какой звон!.. Неужели конец?
Нет, не конец! Фарфоровые осколки сыплются с неба, как снегопад. И на
лету складывают Город. Он вырастает вокруг - настоящий, обступающий со
всех сторон. И теперь уже не поздний вечер, а день - синий от блеска
неба и подступившего к Городу моря. Ветер реет вдоль улиц и треплет
матросские ленты на соломенных шляпах мальчишек. Мальчишки гоняют по
набережной синие мячи. Перемигиваются, поглядывают на девчонку. И среди
них тот толстогубый, с бинтом под коленкой. Сейчас он смеется... Где же
кинокамера? Ох, но почему в видоискателе все так расплывается,
становится нерезким?..
Головоломки, распластанные на городских площадях, решить можно только
одним способом: заранее признав, что их законы действуют лишь в
двухмерном пространстве.
В пространстве этом - стопроцентная тьма. И не глазами, а каким-то
локаторным ощущением сознание воспринимает плоский беспросветный мир.
Поэтому только можно понять, что в нем происходит.
Происходит вот что. Кто-то громадными ножницами вырезает из плоской
тьмы разлапистые, с острыми макушками, ели. В плоскости остаются дыры -
по форме этих елей. В них можно проходить. Ели образуют лес. В этом
частом лесу тоже можно идти. Ели чиркают по лицу плоскими, словно
картонными лапами и на миг проворачиваются ребром, как подвешенные на
ниточках... Сам по себе этот лес не страшен, хотя приятного мало.
Страшно другое. Где-то сзади, среди тьмы, едет, подминая ненастоящие
деревья, громадный черный обруч. Он склеен тоже из полосы плоского
пространства. И ладно, если бы склеен был по-честному, а то ведь как
кольцо Мёбиуса - когда у обруча вместо двух сторон одна. И если это
хитрое математическое колесо догонит и проедется по тебе, ты
превращаешься в черный силуэт, причем тоже с одной, а не с двумя
сторонами, что совершенно противно человеческому пониманию. Чтобы не
случилось беды, надо спешить. Одна лишь надежда - на огонек, что должен
забрезжить впереди. Не вечно же тянуться этой мгле, плоской, как будто
ты попал в черный пакет для фотобумаги...
И вот он дрожит, спасительный маячок. Очень далеко и очень близко
одновременно... И не один уже... Черные картонные деревья расступаются
наконец. Тьма за спиной скатывается в рулон, и пропадает - она упустила
жертву. Теперь вокруг мир ночного поля, теплой щекочущей травы, ярких
звезд. Таких ярких, что свет от них почти как от луны...
А среди травы - тоже звездочки. Желтые. Это огоньки свечек. Свечки
горят у гранитных, в рост человека, шаров. Но если приглядеться, это не
шары, а головы в глубоких круглых шлемах. Головы вросли в землю по губы.
Глаз не видно во впадинах под прямыми строгими бровями. Линия бровей и
носа у каждой гранитной головы как бы образует букву "т". Это суровые,
грубо вырубленные лица под кромками шлемов.
Каменные головы - памятники тем, кто в давние времена полег здесь,
защищая Город от нашествия.
А Город - вон, впереди. Густую ночь над полем приподняла малиновая
полоса рассвета, и на этой заре четко рисуются дома, ажурные дуги
мостов, средневековые контуры крепостей и решетчатые чаши локаторов
космодрома. Черная плоскость этих контуров обманчива. На самом деле
Город обширен, разноцветен. Веселая путаница улиц полна загадок и
приключений. А главное, что отличает Город от других городов, увиденных
на долгом пути, - там Федька. Он ждет...
...Этот сон снился Борьке Штурману, когда громадный теплоход уютно
урчал двигателями, а за окном каюты в разрывах облаков медленно
проплывали холодные зеленые звезды.
Федя и Борис узнали друг друга в незапамятные времена. Когда им было
по пять лет. Кроевы переехали тогда в кооперативную квартиру, а Федю
перевели (путем какого-то хитрого обмена) в другой детсад, поближе к
новому дому. Садик оказался совсем не такой, как прежний. Тот был в
деревянном доме, уютный, с закутками, где можно было в случае чего
приткнуться одному. А здесь - громадные стекла вместо стен, блестящие
желтые полы и множество всяких "нельзя". И громкоголосая Римма
Эдуардовна вместо прежней Нины Петровны... Федя и в своем-то прежнем
садике не был бойким, а тут совсем съежился. Тем более, что и ребята
оказались чересчур шумные и приставучие. Обступили, загалдели,
задергали. И конечно: "Дядя Федя съел медведя..."
Ох, как не хотелось Феде идти сюда на следующий день. До горьких
слез. Но такая у нас в этом неласковом мире судьба: дают что не надо,
ведут куда не хочешь... И быть бы этому Фединому дню горше первого, если
бы не новый вопль толпы:
- Борька вернулся! Штурман болеть кончил! - И заплясали вокруг
щуплого, с колючей стрижкой, мальчика в рубашке с якорями (может, потому
и "Штурман"?). Кто-то просто орал и радовался, кто-то дал Борису щелчка.
И конечно:
Ты иди все прямо, прямо,
Будет там помойна яма...
Борькины коричневые глаза беспомощно метались и наконец встретились
со взглядом Феди. И что-то сдвинулось тогда в Фединой душе. Он поднял с
пола за хвост надувного увесистого крокодила и, как палицей, прошелся по
вопящей толпе. Пробился к Борису, рядом с ним прижался лопатками к
стене. И они с Борькой молча, без слез, кулаками, ногтями и пятками
отбивались от дружного коллектива средней группы, который был,
естественно, возмущен таким поворотом дела... Пока не ворвалась в центр
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг