сама, потому что характер у нее спокойный и твердый, хотя сперва это
незаметно. Кажется наоборот - нерешительная. Стоит такая серенькая, с
неприметным лицом, трогает губы костяшками пальцев...
И сейчас тоже - рассеянно водит по губам кулачком, как губной
гармошкой. Думает: что же делать-то?
- Давай еще раз попробуем, - вздохнул Федя. И опять ощутил тоскливое
замирание. - Ох, нет... Слушай, Ольга, тут кого-то другого надо. Ну, как
это говорится... "раскованного". И чтобы лицо у него было выразительное.
- У тебя вполне выразительное лицо, - деликатно сказала Оля.
- Да брось ты... Я внутри себя понимаю, как что надо делать, а вот
изобразить это... Не такой человек нужен!
- Где его взять, "не такого"-то? - вырвалось у Оли.
В самом деле, где? Может, Степку попробовать? Нет, маленький. Тут
нужен такой, который бы понимал суть фильма. Ведь это же не просто "Наш
город летом", а намек, что живет в городе сказка...
Может, Бориса дождаться? Не-е-е... Борька при всех своих талантах уж
точно не артист. Его даже в детском саду ни разу не могли заставить на
утреннике стихи прочитать...
В общем, скверное дело... "С'скверное дело", - словно кто-то
усмехнулся рядом.
- Ой... Оль! А помнишь Березкина? Ну, того мальчишку в лифте!
Она вроде бы и не удивилась:
- Конечно помню.
- Вот уж у кого лицо выразительное! И вообще он... - Федя хотел
сказать, что Березкин, по его мнению, человек, на все отзывающийся
живыми нервами. Но выразиться столь изящно не решился. - Пригодный для
нашего дела.
- А что, пожалуй... - отозвалась Оля. Но без особого оживления.
Может, боялась обидеть Федю заменой. - Только согласится ли? Да и где
его найдешь?
- Так и найдем, где встретили?
- Может, он там и не живет, а просто приходил к кому-нибудь... Я его
там больше ни разу не встречала.
- А... разве ты там еще бывала?
Оля слегка смутилась:
- Я два раза к Анне Ивановне заходила... Ну, она же совсем одна,
дочка в Ленинграде. Вот я и думаю: может, помочь что... - И зацарапала
костяшками по губам.
Удивительно, как люди стесняются добрых дел.
- Когда ты успела-то?
- А с утра пораньше...
Федя сказал с неловким упреком:
- Могла бы и меня позвать. Глядишь, и пригодился бы...
- Да там и делать-то нечего. Посуду помыла да пол подмела... А
Березкина я ни разу не видела. Мальчишек утром полно во дворе, а его
нет. Наверно, он не там живет...
- А откуда тогда диспетчерша лифта его знает?.. Да чего гадать-то!
Сходить надо да спросить у людей! - Федя был теперь уверен, что нынешняя
"спираль жизни" - веселая, озорная даже - опять приведет их к этому
мальчишке.
"Без всякого с'сомнения".
Федя оказался прав. И удачлив! На подходе к дому, где жила Анна
Ивановна, они встретили Березкина.
Правда, узнали не сразу. Был он в другой рубашке - оранжевой - и в
пыльных школьных штанах с пузырями на коленях. Издали казалось -
незнакомый мальчишка. Шагает, похлопывает по штанинам сеткой-авоськой...
Он узнал их первый. Сбил шаг, двинул приподнятыми бровями. На рубашке у
него Федя разглядел знакомый значок. И тогда сказал издалека:
- Березкин, привет! А мы тебя ищем!
Они сошлись. Березкин глянул на Олю, на Федю, потом в землю. Спросил
боязливо:
- С какой с'стати... ищете?
- Дело есть, - объяснила Оля.
Он опять глянул на нее быстро и опасливо.
Оля вдруг торопливо попросила:
- Федя, расскажи ему, ладно? А я пока к Анне Ивановне сбегаю, на две
минутки! Узнаю, как она там... - И ускакала с неожиданной резвостью.
Федя слегка опешил от такого поворота. Но надо было как-то начинать
разговор.
- Помнишь, ты про аппарат спрашивал? Мы кино снимаем...
Березкин выжидательно молчал. Федя спросил прямо:
- Хочешь сниматься?
- А почему... я?
- Ну, так... Мы про тебя вспомнили. Как сидели вместе в лифте. И
решили: давай позовем. Нам человек нужен...
- С'странно... Меня раньше никто никуда не звал.
- Ну... тем более! Согласен?
- Странно, - опять сказал Березкин. Уже без запинки.
- Да что тебе странно-то? - Федю царапнула досада.
Березкин глянул синими неулыбчивыми глазами, помахал авоськой и вдруг
признался:
- А я вас тоже вспоминал.
- Ну вот видишь! Значит, не случайно, - настойчиво сказал Федя.
Березкин вдруг посмотрел в сторону, куда убежала Оля. И опять опустил
голову. Прошептал:
- А как ты думаешь, она догадалась... про тот с'случай? Ну, в
лифте...
- Да ты что! - шумно возмутился Федя. - У нее же глаза-уши были
заткнуты! А потом она без памяти от радости сделалась, когда я ей пленку
отдал! Я эту пленку в тот день чудом раздобыл, дефицит такой... - Он,
пожалуй, чересчур бурно доказывал. Потому что в глубине души был уверен:
Оля догадалась. Тем более, что, когда Березкин убегал к мусорным
контейнерам, из пакета капало... И теперь Оля, скорее всего, покинула
мальчишек не случайно: решила, что Федя с Березкиным без нее лучше
объяснятся.
Березкин опять смотрел ему в лицо - стыдливо и недоверчиво. И тогда
Федя сказал со всевозможной небрежностью и беспечностью:
- Ну а если бы и догадалась? Подумаешь! Дело житейское.
Оба они глянули на значок с Карлсоном. И Березкин чуть улыбнулся
наконец. И спросил:
- А почему ты мне его подарил?
- Да просто так! Чего ты удивляешься?
- Я удивляюсь, - тихо признался Березкин, - как ты угадал. Я люблю
всякое такое... что летает...
"Это с'случайно", - чуть не сорвалось у Феди. Он прикусил язык. В
этот миг подскочила запыхавшаяся Оля:
- Ну? Вы договорились?
Березкин потупился и чуть заметно кивнул.
Феде стало весело.
- Это - Оля, - сказал он, слегка дурачась. - Очень хороший человек. А
я - Федя... А ты? Как звать-то?
И вдруг понял наконец, кого ему напоминает Березкин. Года два назад в
вечерней передаче для младших школьников появилась большая кукла -
забавный такой пацан Кирюша. Совсем как живой. И Березкин лицом был
похож на этого Кирюшу. И показалось Феде, что имя у Березкина должно
быть таким же - ласковым и не совсем обычным. И кажется, не ошибся.
- Данилка? - обрадовано переспросила Оля, когда Березкин ответил
смущенно и неразборчиво.
- Да нет же! - сказал тот с неожиданной звонкой досадой. - Просто
Нилка! - И объяснил доверчиво и сокрушенно: - Каждый раз, когда
знакомлюсь, сплошное с'страдание. Папа с мамой придумали такое имя
старорежимное - Нил! В честь прадедушки, он был знаменитый фотограф Нил
Березкин!.. Он-то знаменитый, а я мучиться должен... Паспорт буду
получать - переделаюсь в Данилу...
Федя и Оля переглянулись. Федя осторожно сказал:
- А какое тут мучение? Имя как имя. Ну и что же, что старинное?
Данилы, Игнаты, Филиппы еще тоже недавно старинными были, а теперь
сплошь да рядом...
- А Нил - это вообще здорово, - вставила Оля. - Великая река...
Нилка Березкин повеселел, но буркнул еще для порядка:
- Великая... Назвали бы уж тогда Миссисипи...
Оля смешно фыркнула, засмеялся и Федя. Нилка посопел и тоже
заулыбался.
Вот так и появился в их компании Нилка, личность девяти с половиной
лет, единственный сын родителей Березкиных, правнук Нила Евграфовича
Березкина, который до революции был в Устальске самым известным
фотомастером и репортером...
Они сходили с Нилкой в булочную, куда он был отправлен матерью за
батонами. Потом проводили домой. Жил Нилка все-таки в т о м с а м о м
доме. А то, что Оля не встречала его на дворе, объяснил природной
"домос'седливостью"... Нилка отнес батоны к себе на десятый этаж,
вернулся и сообщил, что теперь отпущен "на все четыре стороны" до ужина.
Отправились к Оле - знакомить новичка с киношным хозяйством. По
дороге объяснили, какая у него актерская задача. Нилка сперва испугался:
- Я же человек без малейших с'способностей.
- Все мы без способностей. - Оля покосилась на Федю. - Научишься,
лето впереди... Ой, а ты никуда не уезжаешь?
- Никуда! Папа хотел достать детскую путевку в санаторий, но я как
завыл! Это чтобы здорового человека врачи мучили? С'страх такой... Да и
толпа там, а я неконтактный...
- Завоешь тут, - посочувствовал Федя.
- Конечно?.. А папа с тех пор всем рассказывает: "Хотите послушать,
как Нил волком воет? Спросите: "Хочешь в санаторий?" - "У-у-у-у!"
Оля засмеялась, а Федя сказал:
- Это старый анекдот. Про одного пенсионера... - Он покосился на Олю.
- В общем, бородатая история. А при Ольге ни одного анекдота не
расскажешь, беда прямо...
- Ну почему? Если приличные, то можно, - с пониманием заметил Нилка.
- Или детские. Про Вовочку, - разрешила Оля.
- Про Вовочку-то? - изумился Федя. - Много ты знаешь! Хочешь, как
Вовочка алгебру изучал?.. Ну, вот то-то же...
Они вышли на Садовую. Тенистую, прохладную. Может быть, чуточку
волшебную. Здесь не хотелось болтать и дурачиться.
- Вот она, ваза, - сказал Федя Нилке. Они задержали шаг.
- Ага... - выдохнул Нилка. - Красивая... А давайте прямо сейчас и
снимем!
- Не получится, окно в тени, - объяснила Оля.
- А если дифирамбу пошире открыть? - профессионально предложил
правнук знаменитого фотографа.
- Че-во? - Федя ахнул. - Какую дифирамбу? Диафрагму!.. Ох, диво ты
заморское, Нил!
Нилка слегка набычился:
- Подумаешь... Я знал, да забыл.
Никто не стал смеяться, и он тут же оттаял.
- И вообще, снимать лучше, когда окно открыто, - сказала Оля. -
Стекло-то бликует...
Нилка робко предложил:
- Можно ведь попросить у тех, кто там живет, чтоб открыли. Объяснить
им... Не хочется, да?
- Да. Не хочется... - признался Федя.
Оля сказала:
- Вдруг окажется, что там какая-нибудь вредная тетка живет. Заорет:
"Ходят тут всякие!.." А так - пока тайна. И Город - он вроде наш...
Нилка шел посредине. Посмотрел на Олю, на Федю. Опустил голову. И
вдруг тихонько спросил на ходу:
- А он вам часто снится... такой Город?
Слон Буби и другие
Город снился...
Чаще всего он снился при луне. То есть на самом деле она могла и не
светить, но во сне возникала над крышами многоэтажек - пятнисто-белый
шар, окутанный искрящейся дымкой. Он испускал не только свет, но и
пушисто-ласковое тепло...
Поток лучей входит в комнату через распахнутое окно, в этом потоке
можно плыть, как в струях теплой речки.
Для начала нужно, отдавшись сладковатому замиранию, встать на
согретый необыкновенной луной подоконник. Дождаться, когда эта светлая
ночь пропитает тебя до последней клеточки. И тогда можно в полет... Надо
только сбросить с себя все-все, потому что даже миллиграмм посторонней
тяжести неумолимо потянет к земле. Даже пушинка от подушки, застрявшая в
волосах... Ох, чуть не забыл размотать на ноге бинт!..
Теперь луна окатывает неслышными струями тепла и света все тело.
Сматывает и растворяет накопленные телом за день ощущения: застоявшуюся
в мышцах усталость, впитанный кожей солнечный жар, саднящую боль на
сбитом локте, легкий зуд щиколотки - память о крапивном ожоге... И вот
ты уже частичка ночного серебристо искрящегося воздуха. Невесомый, как
паутинка. Можешь оттолкнуться ступнями и плыть...
Не бойся, никто тебя не видит. Снящийся тебе мир отгорожен от всех
сотнями тончайших прозрачных граней. Днем они незаметны и проницаемы для
каждого, но сейчас повернуты под таким углом, что чужие взгляды, чужие
мысли и желания, как скользящие лучи, уходят в сторону рикошетом. И
никому из жителей Земли нет входа в этот мир...
Лететь можно по-разному. Хочешь - скользи над мерцающими крышами,
темными грудами деревьев и пустыми улицами в горизонтальном полете.
Хочешь - вытяни руки вниз - и стремительной рыбкой помчишься к земле. А
можно остановиться, повиснуть среди лунно-воздушного пространства, и
тогда начнешь потихоньку всплывать к облакам, как всплываешь от
песчаного дна к поверхности воды, если не выдохнул воздух.
Лучше всего так и сделать. Чтобы с высоты увидеть башни и сверкающую
мостовую т о г о Г о р о д а. К нему не надо лететь долго, его надо
просто разглядеть среди мерцания... А теперь - вниз! Ух, эта жутковатая
прелесть стремительного приземления!.. У самой земли - руки и ноги в
стороны, торможение. И вот уже подошвы касаются скользкого стекла,
которым вымощена площадь. Теперь - постоять, оглянуться...
В окнах - ни огонька. Так и должно быть: люди еще не пришли в Город.
Темные башни рисуются в лунной высоте - зубцы, конусы крыш, железные
кружевные флаги. Лишь одна башня - с бесформенным, словно обглоданным
верхом. Развалина... Не надо туда смотреть...
А почему не надо? Смотри! Это урок... Скажи спасибо, что Город
простил и снова принял тебя. Счастье, что он опять твой. Теперь можешь
идти по любой улице, заходить в любой дом, гулять по таинственным
лестницам и переходам замка.
Замирает душа. Но не от страха. Страха здесь нет. В Городе не может
быть зла. Оно могло бы прийти лишь со стороны, однако тысяча невидимых
зеркал надежно охраняют это безмолвие и безлюдье...
Надо пройти по мостам и площадям. Надо посмотреть, если ли уже в
сводчатых библиотечных залах тяжелые старинные книги. Течет ли из труб
вода, если покрутить узорчатые медные краны. Подвешены ли среди черных
узловатых дубов лодки-качели... Когда придут в Город жители, все должно
быть готово...
Лучше всего свернуть вот в этот переулок с арками. Здесь ты еще не
бывал... Так приятно ступать на теплые булыжники мостовой... Потом
булыжники сменяются плитами, переулок распахивается, открывая круглую
площадь... Какой резкий свет у луны! Да он не только от нее! Еще две
луны - не круглые, а половинка и тонкий, будто сабля, месяц повисли над
домами... Но они же не настоящие! От них идет искусственное
электрическое излучение! Зачем?..
И откуда это чувство беззащитности? Словно со всех сторон направлены
на тебя изучающие взгляды. Неизвестно чьи. А ты - беспомощный, голый,
как лягушонок на громадной сковородке, - не можешь двинуться. Ноги
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг