загораживая остальных:
-- А что такого? Мы же играем!
-- Ничего себе игра! Вон как налетели на беднягу, отбивается из
последних сил...
Мальчик-командир пожал плечами:
-- Все сперва отбиваются. Такое правило... Чтобы веселее.
Смуглый мальчишка с черными глазами-шариками (один из тех, что везли
тележку) слегка испуганно объяснил:
-- Он же сам пришел...
-- Я не пришел, а просто шел! По делу! -- крикнул от бревенчатой
стены пленник. -- А вы как пираты!.. Рукава отрывать!
-- У всех отрывают. Раз праздник... -- пискнул кто-то позади
остальных.
-- Ничего себе праздник, -- сказал я.
-- А что! -- улыбнулся старший. -- Каждый год так. Когда каникулы
начинаются, мы тут дневники жжем и школьные рукава и штаны обрываем,
потому что лето.
-- Потому что форма во как надоела, -- сиплым баском разъяснил
стриженный "под огурчик" лопоухий толстячок. Одна штанина была у него
обрезана выше колена, вторая над щиколоткой. Старший мальчик опять
сказал:
-- Это обычай такой. А вы, наверно, не здешний...
-- Я тоже не здешний, -- ощетиненно откликнулся взъерошенный пленник.
-- А вы как коршуны...
-- Ну и ты не цыпленочек, -- примирительно улыбнулся старший. -- Вон
сколько времени отбивался героически. За такое дело орден полагается...
Эй, у кого ордена?
Ему дали звезду из фольги и канцелярскую скрепку. Расступились.
Пленник подозрительно следил, как предводитель мальчишек прицепляет ему
звезду к оттопыренному клапану нагрудного кармана. Все почему-то
смущенно замолчали.
-- Ну вот... а теперь иди, если хочешь, -- вздохнул командир.
Среди мальчишек была девочка. Длинноногая, в цветастом платье и
черном школьном переднике, из которого был дерзко вырезан кривой
треугольник. Она сказала чуть нараспев:
-- Мы ведь не знали, что ты здесь случайно. Извини нас, пожалуйста.
Мальчишка оттолкнулся спиной от бревен, однако не ушел. Потоптался,
оглядел ребят -- исподлобья, но уже не сердито.
-- А обычай этот... он только для здешних или кто хочет?
Ребята радостно завопили, что праздник -- для всякого. Потому что в
школе мучились все одинаково! И замолчали опять. Бывший пленник коротко
посопел, заулыбался, рывком расстегнул и скинул куртку.
-- Ёшкин свет! Ладно, рвите!
Тут же опять случилась веселая свалка. Под вопли "ура" и треск
материи вмиг отлетели оба рукава. Лопоухий толстячок и смуглый мальчик
торжественно отнесли их к костру и бросили в огонь. Новичок, весело
дыша, натянул опять куртку, ставшую жилеткой. Старательно прицепил к
карману оторвавшуюся звезду.
Девочка выжидательно защелкала сверкающими портновскими ножницами.
-- А штаны тоже?
-- Валяйте! Все равно они старые, вон даже клок вырван.
Я вспомнил сундучок и мальчика в вагоне.
Девочка села на корточки и в два счета отхватила обе штанины пониже
колен. Потом спросила благожелательно:
-- Может, зубчики сделать? По-американски...
-- Ага, сделай...
Ножницы опять защелкали, синие матерчатые треугольнички посыпались
мальчику на кроссовки.
-- А дома тебе не влетит? -- озабоченно спросил толстячок.
-- Ёшкин свет! Раньше надо было спрашивать!.. Ладно, скажу: зато
орден получил.
Все засмеялись, а старший поинтересовался:
-- Тебя как зовут?
-- Сашка...
Про меня забыли. Я отошел, сел на валявшийся в траве пластиковый
ящик. Сашка в обстриженных зубчиками штанах весело крутанулся на пятке.
Теперь он, в расстегнутой жилетке и клетчатой рубашке, с разлохмаченной
светло-желтой головой, был похож то ли на маленького юнгу со старой
норвежской шхуны, то ли на фермерского мальчика из Оклахомы.
-- Давайте через костер скакать! -- закричал кто-то из ребят. -- Кто
дальше прыгнет, тому тоже звезда!
-- Да огонь-то низкий! Чего тут прыгать!
-- А мы привезли горючее! -- Смуглый мальчик с приятелем лихо
подкатили тележку и вывалили макулатуру в двух метрах от костра. Большую
кучу. Среди вороха конторских бумаг, папок и газетных пачек мелькнули
черные корешки с позолотой.
5. Старые книги
Я быстро встал. Подошел.
-- Ребята, можно взглянуть?
-- Пожалуйста! -- щедро сказал старший мальчик.
Первое, что я выудил, был толстенный том "Семейного университета"
Комаровского, лекции историко-филологического цикла. Издание Вольфа,
конца прошлого века. Затем -- четыре книжки в бумажных обложках --
собрание сочинений Куприна, 1912 год. Обалдеть... А еще пятый том
сочинений Головнина с очерками о деятельности Русско-Американской
компании и, наконец, увесистое издание "Апокрифы христиан" с
примечаниями и комментариями, напечатанное в 1913 году почему-то в
провинциальной Калуге. Сроду не слыхал о таком.
А в довершение всего -- несколько подшивок старинного
"Военно-исторического вестника" и "Отечественных записок".
-- Люди, вы варвары, -- жалобно сказал я. -- Но вы -- варвары по
незнанию. А кто дал вам все это для сожжения?
-- Наша библиотекарша в школе, -- заявил смуглый хозяин коляски. -- А
чего? Говорит, они давно списаны, никому не нужны, место занимают...
-- Скажите вашему директору, пусть переведет ее из библиотекарей в
уборщицы... Хотя нет, уборщице тоже необходим какой-то интеллект.
-- Значит, вам их надо, эти книжки? -- догадался старший мальчик. И
даже обрадовался: -- Тогда забирайте! А то и правда жалко, они же книги
все-таки...
-- Да уж заберу с вашего позволения. На костер вам и без того
хватит...
Я уложил свои находки в стопу. Получилось -- ого сколько!
Мальчишки оставили меня. Подбросили бумагу в огонь и один за другим с
хохотом и воплями -- марш, марш через костер. Потанцуют на траве, потрут
ужаленные искрами ноги и снова... Новичок Саша тоже ловко скаканул
туда-сюда. Но потом остановился, стал смотреть, как я вожусь со своим
грузом.
-- А вам далеко это нести?
-- Порядочно. В тот конец Пустырной.
-- Да?! -- почему-то обрадовался он. -- Мне туда же. Давайте помогу!
-- Буду весьма благодарен. А то и не знал, как быть... Давай мне под
мышки эти журналы, а книги бери себе...
-- Уже уходишь? -- сказала Сашке девочка.
-- Пора...
-- Приходи еще, мы тут всегда играем, -- предложил юркий, похожий на
мышонка мальчишка.
-- Ага...
И мы пошли. Сашка шагал чуть сбоку и впереди. Тащил пачку книг перед
собой, как охапку дров. Походка у него была с чуть заметным
пританцовыванием. На незагорелой ноге темнела подсохшая царапина.
-- Мне тебя сама судьба послала, -- сказал я. -- Мы с тобой даже в
одном вагоне ехали сюда.
Он оглянулся:
-- В пилигримском?
-- Да...
-- Ну, тогда это не судьба, а контора "Пилигрима". Это они меня сюда
направили. На дежурство... -- Разговорчивый оказался мальчонка.
-- Что за дежурство? -- спросил я, чтобы поддержать беседу. Да и в
самом деле любопытно: какие дела у такого пацаненка с кооперативом? Было
моему спутнику лет одиннадцать. Та пора, когда мальчик делает первый
шажок к состоянию, которое называется неуклюжим и казенным словом
"подросток".
-- Это работа такая, -- отозвался Сашка. -- Школа ее за летнюю
практику считает... И деньги платят.
-- Ишь ты!.. Наверно, что-то купить задумал?
-- Ага. Велосипед "Стриж". С аккумулятором и моторчиком. Сперва
крутишь, накапливаешь энергию, а потом на электричестве едешь... У него
спицы так здорово блестят, и он стрекочет, будто стрекоза крыльями...
Мне понравилось такое сравнение. И вообще нравился Сашка. И как он
храбро отбивался, и как потом без всякой обиды по-приятельски сошелся с
ребячьей компанией. И как мы сейчас дружно, в одном ритме шагали с
увесистыми книгами.
-- Не тяжело?
-- Не-е...
-- Выручил ты меня...
Он не оглянулся, но я почувствовал -- улыбается.
-- Вы ведь меня тоже выручили. А то чуть до драки не дошло... Я сам
виноват, перепугался...
-- Оно и понятно, раз не здешний... А что ты делаешь на своем
дежурстве?
-- Вызова жду. Я проводник.
-- Какой проводник? В поезде?
-- Да нет, -- засмеялся он. -- Ну, с туристами. Вроде гида.
-- И получается?
-- Ага. Я уже прошлым летом водил студентов. И зимой...
У меня хрустнуло в ноге, отдалось в затылке. Сразу затуманило голову.
Ох как не вовремя! Неужели начинается?..
-- Эй, проводничок! Давай-ка посидим...
Мы сели на лавочку у приземистых ворот. Я затылком сильно надавил на
забор. Чтобы боль от твердого дерева прогнала ту, внутреннюю. Сашка
сбоку беспокойно глянул на меня.
-- У вас голова кружится, да?
-- Пустяки. Это бывает... Не страшно...
"Ох, если бы "не страшно"..."
Сашка смотрел очень внимательно. В глазах -- смесь пепельного цвета с
лимонным соком. И дрожащая капелька испуга. Светлые брови сошлись над
коротенькой прямой переносицей. Мягкая, в дольках, как у мандарина,
нижняя губа жалобно оттопырилась и шевелилась.
-- Ничего, -- выдохнул я и улыбнулся. -- Сейчас пройдет...
И правда прошло. Боль угасла, тяжесть в темени растаяла, тошнота
пропала. И я снова понял, какая хорошая улица Пустырная, какой славный
город Овражки. Фиг вам, Артур Яковлевич, неделю я как-нибудь продержусь.
-- Просто устал немного. Посидим еще минуты две...
-- Ладно, -- согласился Сашка. Провел пальцем по книжному корешку и
спросил: -- А что такое "Апокрифы"?
-- Это... Видишь ли, в древности написано довольно много книг о жизни
Иисуса Христа. Называются "Евангелия". Но церковь признает лишь четыре
из них...
-- Знаю! От Луки, от Иоанна... От этого... от Марка! И еще от
Матвея...
-- От Матфея...
-- Ну да! У бабушки были... Я к ней ездил, когда она жива была, и
читал... Правда, не все... Мне еще девять лет было... А кое-что она мне
своими словами рассказывала. А вот эти... "Апокрифы", они, что ли,
незаконные считаются?
-- Ученые богословы говорят, что в них очень много фантазии и мало
реальных фактов... Ну и в самом деле! Скажем, Евангелие от Фомы о
детстве Иисуса... В нем вроде бы и детали интересные, игры описаны,
всякие житейские случаи, но непонятно делается: разве мог такой жестокий
мальчишка, о котором там рассказывается, стать Учителем всеобщего добра?
-- А почему он жестокий... там?
-- Такие случаи приводятся... Толкнул его соседский мальчик -- и
умер. Пожаловались на него люди родителям -- и ослепли. Ну и многое
другое... Не вяжется это с тем, что было дальше...
-- А кто этот Фома?
-- Трудно сказать. Некоторые считают, что один из учеников Иисуса.
Помнишь, был такой Фома Неверующий...
Сашка шевельнул бровями. Подумал.
-- Выходит, он тоже предатель? Как Иуда? Раз написал такое... -- И
глянул требовательно, не по-детски даже.
-- Нет, что ты! Во-первых, скорее всего, автор -- не он. Просто
приписали ему это сочинение. А во-вторых... у автора своя задача стояла:
показать, что Иисус с детства был грозным и всемогущим божеством...
Конечно, здесь ничего общего с христианством. Но тем не менее "Фому"
этого верующие читали. Потому что в официальных Евангелиях о детстве
Иисуса очень мало. Из мальчишеских лет -- один только эпизод: как в
Иерусалиме отстал от родителей, увлекся беседой с мудрецами в храме...
-- Ага, я помню.
-- Ну вот... А людям-то все интересно было знать про Христа. И про
то, как он маленький был, тоже...
Сашка опять быстро глянул на меня.
-- А вам... тоже интересно, да?
Мне хорошо было с Сашкой. Спокойно так, ласково и -- никакой
неловкости. И не казалось в тот момент странным, что говорю со случайно
встреченным мальчишкой о таком вопросе.
-- Признаться, да, -- сказал я. -- Интересно. Очень... Как у мальчика
в захолустном, выжженном солнцем городке просыпается мысль о
необходимости Великого Служения людям. Желание спасти всех. И понимание,
что сделать это можно ценой своей жизни... Знал ли он уже тогда, что его
ждет?.. Была у меня даже нахальная мысль написать повесть "Мальчик из
Назарета".
Сашка выпрямился, вытянул шею, глянул на меня так, будто я в
марсианина превратился.
-- А вы умеете?!
-- Что?
-- Ну, это... писать повести...
-- Приходилось, -- признался я. Не хотелось выкручиваться, раз уж
дернуло за язык.
-- Ёшкин свет, вот это да... -- сказал он шепотом. -- А вас... как
зовут?
-- Игорь Петрович.
-- Ну... на книжках ведь так не пишут.
-- На книжках, -- вздохнул я, -- пишут "И. Решилов"...
Сашка округлил пухлые губы, выпустил сквозь них воздух и даже малость
обмяк. Спросил недоверчиво:
-- Это, значит, "Стеклянные паруса", да?
-- "Значит". Куда деваться...
-- Ёшкин свет! И "Клипер "Колдун"?
-- Читал, что ли?
-- А что ли, нет!.. А это правда вы?
-- Чтоб мне провалиться!
Я клятвенно прижал к груди ладонь. И в этот миг хлипкая подгнившая
лавочка крякнула и осела в траву. Книги посыпались, мы с Сашкой
вскочили. Я почему-то перепугался, как дитя. Завопил жалобно и всерьез:
-- Но это правда я! Честное слово!
Сашка от смеха взялся за живот, сел в подорожники. Потом свалился
набок, перекатился на спину и хохотал, взлягивая торчащими из зубчатых
штанин ногами. Стонал и взвизгивал. Меня тоже одолел смех. Как зараза.
Мы хохотали, пока не ослабели. Тогда Сашка, охая, поднялся, а я сказал,
вытирая глаза:
-- И все-таки это в самом деле я...
Мы собрали книги. И пошли дальше, все еще подрагивая от остатков
смеха и переглядываясь. Но вот наконец Сашка взглянул на меня без
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг