Турпили чавкали, выплевывая из-под гусениц комки грязи. Чтобы не запачкать
белоснежные скафандры, шедшие впереди гвардейцы замедлили шаг. Нам
пришлось сделать то же самое, колонна растянулась. Вскоре турпили выехали
на дорогу и двинулись по ней, вдребезги разбивая блестящее зеленоватое
покрытие. Город подступал все ближе. Он выглядел странно неподвижным,
почти мертвым. Нельзя было заметить ни единого движения, если не считать
таковым причудливую архитектуру, казалось, застывшую в стремительном
прыжке.
Это заметил не только я. Из переговорного устройства донесся голос
Уртуса.
- Капитан, похоже, жители оставили город.
- Не думаю, - ответил я. - Скорей всего они затаились.
- Капитан прав, - не утерпев, вмешался в разговор старший офицер Ге. -
Эти твари попрятались.
Связавшись с истребителями, я велел им пройти над городом. Воздушные
разведчики тут же рванулись вперед и растаяли вдали. Мы одолели две трети
отделявшего нас от города расстояния, прежде чем истребители вернулись.
Они подтвердили правоту моего предположения. Население не оставило город.
Просто оно переместилось с окраины в центр, собравшись на большой площади.
- Может быть, бросить туда парочку плазменных бомб? - смеясь, предложил
Уртус. Я не ответил.
Сопровождаемые грохотом и лязгом металла, мы вошли в город. Нас
встретило холодное молчание. Тумаиты, чьи скафандры препятствовали
проникновению внешних звуков, отнеслись к происходящему спокойно, а вот
доктору было не по себе.
Он не переставая вертел головой, пытаясь понять, что происходит.
Эхо гулко металось меж витиеватых изгибов строений. Вблизи город не
производил прежнего чарующего впечатления. Теперь, когда можно было
рассмотреть все до мельчайших деталей, вылезли наружу прорехи, тщательно
скрывавшиеся за фоном мишурного великолепия. Обнаружилось, что многие
строения обветшали, причем некоторые настолько сильно, что были готовы
развалиться. Другие находились на полпути к этому состоянию, улыбаясь
разводами облетевшей краски.
Действительность, спрятавшаяся за яркой оберткой, оказалась не столь
радужной.
Город походил на перезрелое яблоко, столь лакомое на вид, но уже
основательно подпорченное прожорливым червем. Время поработало над ним.
Он был стар, очень стар. Я попытался определить число пережитых им
эпох, основываясь на своеобразии стилей строений. Мне удалось насчитать
тринадцать различных ордеров, но я не был уверен, что видел все.
Тринадцать эпох, ни одна из которых не нанесла городу ощутимого урона.
Марагас был на редкость мирной планетой.
Едва я успел подумать об этом, как прозвучал выстрел и огненная вспышка
поглотила одно из окон. Гвардейцы немедленно вскинули ружья, взяв на
прицел близлежащие строения. Один из офицеров поспешил узнать, в чем дело.
Выяснилось, что воину, не в меру впечатлительному, почудилось, что
некто целится в него из окна. Не тратя время на раздумия, воин выстрелил.
Некто оказался маленьким существом, ребенком по здешним понятиям.
Неизвестно, что он делал у окна, но покушаться на жизни пришельцев он явно
не собирался. Я наказал воина, понизив его в чине., и велел ему сесть в
один из замыкающих турпилей. Олем был возмущен.
- И это все? - прошипел он.
Я не собирался разбрасываться своими воинами и потому ответил:
- А ничего не произошло. Мы имеем дело с несчастным случаем.
Олем задохнулся от негодования.
Спереди донесся негромкий гул. По приказу старшего офицера Ге несколько
гвардейцев отделились от общей колонны и исчезли за поворотом. Вскоре от
них появилось донесение, что все нормально, и колонна продолжала путь. По
мере того, как мы продвигались вперед, шум усиливался, а затем резко,
словно его обрубило, исчез. Мы вышли на площадь, запруженную толпою. Здесь
были многие тысячи марагасцев, что-то горячо обсуждавших. При появлении
турпилей гул затих, поглощенный гробовой тишиной. Толпа всколыхнулась и
начала распадаться на две части, образуя проход к возвышению, на котором
виднелись несколько фигур. Я осмелился предположить, что это представители
Консилиума народов Марагаса.
Подозвав Ге, я велел ему разместить турпили и гвардейцев таким образом,
чтобы они образовали коридор. Заревели моторы, заставив толпу испуганно
попятиться назад, воины рассыпались в цепь и навели на безоружных
марагасцев свои плазмометы. Все выглядело чрезвычайно эффектно, хотя и
отдавало наигранным фарсом. Про последнее подумал доктор. Мне не было дела
до его мнения.
Доктор был такой же ничего не значащей марионеткой, как и собравшиеся
здесь существа.
Парад побежденных. Последний парад!
Небрежно помахивая кауром, я двинулся вперед. За мной последовали лишь
доктор и два офицера, настороженные и готовые в любой миг схватиться за
рукоять плазменного пистолета. Было до жути тихо. Тишина была тяжелой и
жесткой, ее не могли разорвать даже моторы турпилей. Тишина исходила от
толпы. Тишина и еще что-то... Через мгновение я понял, что. Это была
привычная смесь ненависти и страха, ощущение столь родное, что я едва
различил его, запутавшись в клейстере тишины.
Тишина густела, мои ноги начали завязать в ней. В мозгу возникали
неприятные ассоциации. Тогда я принялся разрывать тишину, смачно
впечатывая подкованные металлом ступни в зеленоватую мостовую. Подражая
своему капитану, затопали и офицеры. Лишь Олем шагал едва слышно. Я
ощущал, как в нем растет несогласие с тем, что я делаю. Он не принадлежал
к числу привыкших побеждать.
Марагасцы любили яркие цвета, предпочитая их крикливые созвучия.
Трибуну, на которой стояли хозяева города, покрывало ярко-красное. Впитав
в себя полуденные лучи, покрытие нагрелось и сверкало так, что было больно
глазам. Я увеличил затемнение маски до максимальной величины. То же
сделали и офицеры.
Снявший шлем Олем был лишен подобной возможности. Он недовольно
кривился и в конце концов, не выдержав, защитил глаза ладонью.
Как выяснилось, этот жест означал многое. Толпа охнула и дружно
зашумела.
По площади прокатился гул, подобный грохоту стартующей ракеты. Систему
связи заполнили встревоженные выкрики тумаитов, заставившие меня
обернуться. В толпе происходило неясное движение. Гвардейцы, подавленные
необъятностью этого разбуженного монстра, занервничали и были готовы
пустить в ход оружие.
- Спокойно! - крикнул я. - Оставайтесь спокойными! Они желают нам мира!
Гвардейцы послушались, стволы огнеметов медленно опустились вниз.
Убедившись, что мои слова возымели воздействие, я обернулся к трибуне.
Стоявшие на ней марагасцы дружно держали поднятой правую руку, прислоня ее
ладонью ко лбу.
Доктор Олем, невольный виновник происходящего, никак не мог понять, что
так возбудило обитателей города.
- Что случилось? - спросил он, и я к своему удивлению заметил, что щеки
доктора розовеют от смущения, вызванного тем восторженным вниманием,
которое вдруг стали проявлять марагасцы к его особе.
- Ничего особенного. Ты случайно продемонстрировал жест, означающий у
этих существ миролюбие. Они восприняли его как подтверждение того, что мы
пришли с миром.
Доктор просиял.
- Выходит, я положил конец войне?
- Выходит, - согласился я и стал взбираться на трибуну. Здесь меня
ждали шесть Отцов Консилиума, как именовали марагасцы своих лидеров. Я
внушал им ужас, зато Олем, всем своим видом выражавший удовольствие от
встречи с планетой и ее обитателями, вселял в их сердца надежду. Отцы
приветствовали нас, приложив ладонь ко лбу. Доктор, улыбаясь, ответил тем
же жестом, я сухо кивнул в ответ, чем вызвал легкое замешательство.
Марагасцы не знали, как общаться со мной. Они рассеянно переглядывались,
потом один из них, Старший Отец, волосы на голове которого были выкрашены
черным цветом старости, ткнул рукой в свою грудь и произнес слово или
фразу, состоявшую из нескольких тягучих слогов. Она означала нечто вроде -
мы рады приветствовать гостей на нашей планете.
Говоривший не испытывал даже крохотной доли той радости, которую
пытался выразить словами. Просто у него не осталось нн флота, ни ракетных
баз. Он сознавал это, а я имел возможность прочесть его скользкую мысль.
Пришельцы не вызывали у марагасца ничего, напоминающего симпатию. Но он
улыбался.
Повторив миролюбивый жест, он произнес еще одну фразу, мало чем
отличающуюся от первой.
Он выговаривал слова без особого энтузиазма еще и потому, что не был
уверен в том, что непрошеные гости понимают его. Тогда я положил конец его
потугам.
- Думай о том, что хочешь сказать, - велел я, пристально глядя ему в
глаза.
Желтоватые миндалевидные зрачки марагасца испуганно дрогнули, затем рот
растянулся в глупой улыбке, которая рассердила меня. - И перестань
скалиться! - прибавил я грубо, ибо победитель может позволить себе быть
грубым.
Старший Отец занервничал, но, надо отдать ему должное, быстро собрался
с духом.
В отличие от своих собратьев, которые были глупы и трусливы, этот
оказался довольно сильным экземпляром. Такие смеют говорить на равных.
- Мне нравится твой способ общения, - заискивающе улыбаясь, сказал
марагасец.
- Мне тоже. Особенно потому, что я могу знать то, о чем ты не собирался
мне сказать.
Отец побледнел, но продолжал улыбаться.
- Это плохо.
- Напротив, это хорошо.
- Как угодно. Тогда предлагаю перейти к делу. Чего вы добиваетесь?
- Я не готов ответить на этот вопрос. - И это было правдой. - Все
зависит от того, что ты сможешь мне предложить.
Марагасец обрадовался столь деловому подходу. Завоеватели, по его
мнению, не требовали ничего неисполнимого. Выкуп был здесь вполне обычным
делом. Набор предлагаемого для выкупа был также традиционен.
- Сапфиры, серебро, лепсал, ртуть, ковениловую пудру, имэнсапил, любое
количество продовольствия... - Марагасец продолжал перечислять дары своей
планеты, когда я почувствовал легкое прикосновение. Это был доктор Олем,
пожелавший знать, что происходит.
- Русий, вы разговариваете?
- Да.
- О чем?
Навязчивость доктора слегка раздражала, но я ответил:
- Он пытается откупиться.
Доктор удивился.
- Но ради чего эти люди должны платить нам?
- Они вовсе не люди, - поправил я. - И они проиграли.
- Ну и что? А если бы проиграли мы? - От доктора припахивало дешевым
морализмом.
Не выдержав, я усмехнулся.
- Я не могу проиграть. А если вдруг это случится, платить придется мне.
Горе побежденным - так сказали бы на Земле.
Ответ обескуражил доктора, и он заткнулся. И вовремя. Марагасец кончил
перечислять свои сокровища и вопрошающе смотрел на меня. Мне стало скучно.
Я не нуждался ни в серебре, ни в алмазах, пусть даже они были б
размером с мифическую гору Брэддока Вашингтона ни в рауссе, который по
уверению марагасца был лучшим наркотиком на свете. К тому же стоило лишь
захотеть, и я мог получить все это без каких-либо условий.
Нет, это было не совсем то, что я желал. Выкуп не интересовал меня. Эта
планета не могла дать того, в чем я нуждался. Здесь не было Кемта, Эллады
или Персиды, а землю не сотрясала мерная поступь когорт. Здесь не было
вина и женщин, приятных сердцу человека. Здесь была власть, но я ощущал
пресыщение властью.
Пресыщение, за которым следует скука. Здесь не было тех, с кем я мог бы
померяться силой.
Эта планета не родила ни Юльма, ни Кеельсее, ни безвестного скифа, чьим
потомкам предречено навести ужас на Ойкумену. Все, что здесь было,
находилось передо мной. И, право, это было не слишком много.
- Меня не интересует подобный выкуп.
- Тогда скажите, что вам нужно.
Я вновь задумался. Высаживаясь на планету, я предусматривал два
варианта развития событий. Пятьдесят на пятьдесят, чет-нечет,
красное-черное. Все зависело от того, на что поставит марагасец. Чет и
красное означали жизнь.
Черное и нечет были заряжены в дула дезинтеграторов.
- Я хочу... - И я пояснил, что хочу.
Марагасец подозвал к себе стоящего у подножия трибуны слугу в зеленой
одежде.
Тот порылся в расклешенном рукаве и, извлекши нечто, передал его мне.
Это была пластина величиной с ладонь, которую покрывали два изображения.
На одной стороне сияло густо-желтое солнце, на другой синел кружочек,
окаймленный пунктиром звезд - планета Марагас.
Осмотрев пластину, я протянул ее марагасцу. До Старшего Отца еще не
дошло, чего я добиваюсь, он даже заподозрил, что имеет дело с сумасшедшим.
Он вдруг подумал, что я назначил и получил выкуп. Я развеял его мечты.
Улыбаясь, я сказал марагасцу:
- Сейчас ты бросишь эту штуку себе под ноги.
- Зачем?
- Таким образом я смогу определить размер выкупа. Если наверху окажется
синий кружочек, мы немедленно уйдем...
- А если солнце? - нетерпеливо спросил марагасец, нарушая нарочно
затянутую мной паузу.
- В этом случае я превращу твою планету в солнце.
Марагасец вздрогнул, от него дохнуло ужасом. Он лишь сейчас осознал, с
кем имеет дело. Он понял, что флот и военные базы были лишь разминкой
перед большой игрой, очень большой игрой. Это существо даже не могло
вообразить, что в игре могут существовать подобные ставки. Руки Отца
затряслись столь сильно, что он едва не выронил заветную пластинку.
- Держи крепче, - посоветовал я. - Если она выпадет из твоих рук, я
сочту это за бросок. И, возможно, ты будешь раскаиваться. Недолго...
Недолго означало двадцать семь мгновений, именуемых секундами. Именно
за это время включенные на полную мощь дезинтеграторы растворяют планету.
Старшего Отца посетила навязчивая мысль, что он имеет дело с
сумасшедшим. Я решил поспорить.
- Не беспокойся, я нормален. Даже более чем нормален. Порой меня даже
пугает, насколько я нормален.
Над площадью, как и прежде, висела тишина, нарушаемая лишь стуком
бешено сокращающегося сердца марагасца.
- Бросай, - сказал я.
Все же тот, с кем я имел дело, был действительно кем-то. Он бросил.
Один я знал, чего это ему стоило. Но, должно быть, марагасец был игроком.
Он рискнул сыграть самую рискованную игру в его жизни. Пластинка взлетела
вверх, несколько раз перевернулась в воздухе и упала на отшлифованную
поверхность. Она еще вращалась, но уже было ясно, что выпадет солнце. И
тогда марагасец взмолился, прося помощи у того, в чье существование не
верил. Он не верил, но просил. А прося, прикидывал, сумеет ли извлечь из
рукава длинную иглу и вонзить ее в мое горло.
Это была столь великолепная комбинация чувств, что я не мог не оценить
ее.
Не давая пластинке замереть в неподвижности, я легонько толкнул ее
ногой.
Солнце исчезло, уступив место голубому знаку.
- Тебе повезло! - сказал я со смехом.
Марагасца колотила дрожь. Он был на грани обморока. Я почувствовал
легкое разочарование, ведь только что он был так великолепен. Двадцать
семь мгновений удивительно красивого зрелища. Я отказался от него,
поддавшись глупому благородному чувству. Быстро коснувшись ладонью лба, я
стал спускаться с трибуны. Стоявшие на площади радостно взвыли, решив, что
переговоры окончились вполне благополучно. Рабы приветствовали милосердие
победителей. И в этот миг я услышал голос Уртуса. Он говорил спокойно,
словно речь шла о какой-нибудь мелочи, вроде пропущенного обеда.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг