сделаю все необходимое. Сделаю так, будто ничего и не было. У меня ловкие
руки. "Элон" полетит дальше. Вот увидишь!..
- "Элон" полетит дальше! - прервал Гел. - А ты? Что с тобой будет?
- Ном, я люм-инженер, этим все сказано. Я знаю, на что иду. А думать?..
Думать надо было раньше, теперь поздно. Не хочу я... Нет, не то! Не могу
жить подлецом. Не могу! - Голос Эмо зазвенел, лицо судорожно подергивалось.
- Прекрати! - сурово бросил Гел.
Эмо умолк. Гел думал о том, что лишь чуткие пальцы способны направить
полуавтомат. Эмо высококвалифицированный люм-инженер, и Гел не сомневался
в конечном результате, но на пути к нему высился грозный барьер. Мощные
потоки люм-энергии породили в недрах спирали смертоносные излучения, их
цепко хранили глубины вещества. А спираль тесна, туда нужно идти раздетым
и беззащитным. Эмо выйдет из спирали живым трупом. Но иного выхода не
было. Эмо придется пожать посеянное им же, испить чашу до дна.
- Хорошо. Иди! - В его голосе прозвучал металл. Эмо вздрогнул, как от
удара, у него перехватило дыхание. То, что мыслилось лишь жутковатой
вероятностью, с чем он играл, внутренне бравируя и любуясь собой, как
героем драматической ситуации, вдруг превратилось в жестокую, непреложную
реальность. Это был приговор, и он сам навлек его. Он встал между ним и
тесным, но живым миром "Элона", оставив короткие часы и воспоминания. А
потом оборвутся мысли и чувства, он исчезнет из этого мира, ставшего вдруг
таким прекрасным. Исчезнет неведомо куда и навсегда лишится участия в той
самой жизни, которой еще недавно так тяготился и которая только теперь, в
короткий миг прозрения, раскрылась перед ним и с могучей притягательной
силой охватила таким страстным желанием бытия, что он едва не лишился
рассудка от ужаса... Эмо умоляюще посмотрел на лицо нома, но оно не
выражало ничего, кроме холодного ожидания, и он скорее выдохнул, чем
ответил:
- Да-а... - Его голос прозвучал так жалостно и настолько искаженно, что
Эмо сам не узнал его и невольно повел глазами, чтобы увидеть того, кто мог
бы так сказать, но никого не увидел. Его охватило чувство стыда и
отвращения к самому себе. Слепой страх сменило не менее слепое мужество
отчаяния. Оно отшвырнуло нерассуждающую жажду жизни, и Эмо уже вызывающе
повторил: - Да! Да-да, я готов! Только не говори никому. Ну, ты
понимаешь... - Он не закончил фразы, но Гел понял.
- Даю слово! И если понадобится, заткну рот кому следует.
- И еще, ном... - помолчав, тихо начал Эмо. - Люм-смерть мучительна...
Гел прервал его.
- Не бойся, я помогу.
Глядя вслед Эмо, Гел подумал, что пришло то, о чем предупреждал Тиол.
Пришло время обдуманной жестокости во имя гуманности. "Что же тогда
гуманность, если ради нее нужно отправить человека на смерть и снова
своими руками дать ему смерть. Легкую смерть. Да разве смерть бывает
легкой?.. Вот она, бэза, проклятие разведочных отрядов, гроза оторванных
от мира исследовательских станций, ужас первых баз на Танте и частая
спутница орбитонных экипажей в длительных полетах. Бэза - кошмар тех, кто
обречен на однообразное существование вдали от родины, на длительное
пребывание в замкнутом, немноголюдном обществе. Она известна уже тысячи
циклов, о ней знают много и ничего. Она тысячелика, неуловима, коварна и
обманчива. Там, куда проникла бэза, возможно все: любая нелепость,
жестокость, зверство и даже предательство.
Гел вспомнил трагедию исследователей, оставшихся вдвоем на долгие трудные
дни. Они были старыми испытанными друзьями. А тут постепенно и незаметно
наступило охлаждение, перешедшее в неприязнь и взаимное отвращение. Они
перестали разговаривать, ели, не глядя друг на друга, потом отказались от
совместных трапез, затем разделили продукты и разошлись порознь. Живя на
расстоянии нескольких десятков шагов, они старались не встречаться и лишь
в случае крайней необходимости обменивались лаконичными записками. Потом с
одним из них случилась беда, другой все видел и слышал, но не пошевелил и
пальцем.
...Да, сомнений нет: бэза в звездолете. Ее не заметили ни он, ни Пэй, ни
Иола. Про остальных и говорить нечего: малоопытны... Но эти двое? С Эмо
все ясно - бэза, а с Зором нет, тут скрыто еще что-то. Эмо?.. Ну кто бы
мог подумать? Спокойный, ровный, исполнительный, в меру живой, правда, не
очень многословный. Но и что из этого? Ган и вовсе молчальник... А может,
и Ган тоже, а может, и другие? А может... может, и он сам? И его временами
гложет такая тоска, что хочется выть, закрыв глаза. А капризы, когда
становится невыносимо без каких-то пустяков вроде хрустящих шариков в тени
трианы или ощущения нагретого речного песка, сыплющегося меж пальцами...
Чувствуя, что теряет самообладание и контроль над собой, Гел отбросил
сомнения усилием воли и торопливо вышел. Он вернулся в рубку, обвел
решительным взглядом круг мрачных, настороженных лиц и, сдерживая голос,
сказал:
- "Элон" продолжит полет. Повреждение взялся исправить Эмо. Мы все
понимаем, что это означает, но другого выхода нет. Предупреждаю!.. - Его
взгляд тяжело уперся в посеревшее лицо Зора. - До конца полета отсеки
двигателей заблокированы моим личным биошифром. Любая попытка проникнуть
туда кончится печально...
Уже прошло немало часов, а внутри спирали, казалось, в бездействии застыл
неясно очерченный силуэт. Зловещий красный огонек на мезоэкране постепенно
бледнел и наконец потух совсем. Силуэт скользнул вниз, тяжелая заслонка
поднялась, и из зева спирали появился Эмо. Гел знал, чего ждать, но
откинулся, как от удара: с экрана смотрело обезображенное, страшно
распухшее лицо. Отекшие губы зашевелились, и Гел услышал:
- Ном, все сделано. Можно пускать двигатели. Ном, ты обещал...
- Да, Эмо, я помню. Спасибо тебе...
- Ном! Скорее, ном, - перебил Эмо. - Скорее, ради Алого!
- Хорошо, Эмо. Сейчас!..
Воля оттеснила чувства, привычные руки сделали все необходимое на
клавиатуре пульта, но почти беззвучное "Прощай, ном!" грянуло громом и
едва не сбросило руку с клавиши катапульты. Но Гел нажал ее и долго стоял
с каменным, посеревшим лицом, хватая воздух. Потом глубоко вздохнул и
нажал клавишу пуска двигателей. Далеко внизу отозвалось мягким гулом...
Девять продолжали полет. "Элон" мчался к Ангару.
Глава третья
На распутье
Антар вырос и затмил соседние звезды. "Элон" уже тормозил, медленно снижая
свою чудовищную скорость. В телескоп начали просматриваться планеты
Антара. Зор проводил в астрокомплексе долгие напряженные часы. По мере
приближения к цели Гел все чаще заходил к нему, перебирал снимки,
заглядывал в телескоп и просматривал инвертограммы, но говорил мало и сухо.
Зор неоднократно гадал: в чем признался покойный Эмо? Иногда ему казалось,
будто ном знает все, но молчит поневоле: нельзя ради торжества
справедливости уменьшать и без того малочисленный экипаж. Когда полет
закончится или подоспеют другие корабли, расплата неминуема. Потом он
спохватывался: что бы ни сказал Эмо, это лишь слова, а слова одного
человека еще не доказательство. Да и скорее всего Эмо многое недосказал: в
такие минуты человеку не до подробностей. Зор успокаивался, но ненадолго.
Косой взгляд или сухое слово нома вновь будили тревогу.
Но Зор ошибался. Под грузом тяжелейшей ответственности, в сложных условиях
беспримерного полета, отягченных разладом с ближайшим помощником. Гел
обрел не только твердость, но научился осторожности и скрытности. Теперь
он позволял себе редкие минуты откровенности лишь с Пэем, таясь даже от
Аймы. Ведь на борту "Элона" держались откровенно, и сказанное ей или
любому другому, кроме Пэя, стало бы известно и Зору. Поступить иначе,
оградить Зора недоверием значило бы внести раздор в стены корабля и
сделать положение Зора совершенно невыносимым. На нем и так лежала тень
бэзы. Приходилось терпеть самому. Порой Гелу казалось, что если бы не
Айма, то груз напряжения и притворства сломил бы его. Само ее присутствие
успокаивало и ободряло. Она была здесь, рядом, жила, дышала, улыбалась, и
он ненадолго забывал обо всем.
Гел молча и тяжело переживал смерть Эмо, виня себя не столько в жестокости
- ее продиктовала суровая необходимость, - сколько в невнимании и
недосмотре. Приглядись он к Эмо получше и вовремя, могло бы ничего и не
случиться.
Пагубное влияние Зора было бы легко нейтрализовать, а тоску и
разочарование Эмо постепенно, умело излечить.
Не остался прежним и Зор. Его сокровенные замыслы пошли прахом, разбившись
о несгибаемую волю нома, однако он никак не мог настроиться на вражду.
Напротив, помимо воли его тянуло к нему, и, будь Гел немного помягче,
возможно все как-нибудь бы и уладилось. Слишком далеко отошел мир Фемы, и
через бездну таоса многое изменило окраску. Зор понимал, что в одиночку не
привести "Элон" к Феме. А может быть, и Ган мечтает о том же? Да,
последней, шаткой надеждой оставался Ган.
Известных астролетчиков в Феминории очень баловали, носили едва не на
руках. Самолюбивый, смелый и удачливый Ган был одним из кумиров. Привыкший
к поклонению и первенству, он болезненно переносил явное превосходство
командира. После истории с вывихнутой рукой прибавилось еще и чувство
неловкости. Ему казалось, что Гел затаил обиду, из-за этого Ган пребывал в
состоянии болезненной неуверенности, взыскательно обдумывая каждое слово
нома. В однообразной и напряженной обстановке полета, без притока свежих
впечатлений извне его мнительность незаметно переросла в своеобразную
манию обидчивой подозрительности.
Зор давно подметил душевное состояние Гана, но откладывал действия до того
момента, когда какой-либо случай подорвет веру астролетчика в командира и
всю затею. Для этого, не полагаясь на судьбу, он намеревался кое-что
предпринять, но осторожно. Он заметил, как внимательно наблюдает за ним
Пэй, и уж, конечно, не по врачебному долгу, а по приказу нома.
Диафрагма астрокомплекса разомкнулась, и Гел заявил с порога:
- Я пришел за окончательной рекомендацией. Откладывать дальше нельзя.
- Пожалуйста! Спрашивай, у меня все готово, - выпрямился Зор.
- Рассказывай лучше сам, но только основное, наиболее существенное.
Слова и тон дышали недоверием, в них прозвучало и предупреждение. Зор
понял, но не подал и виду.
- Хорошо, я начну с того, что внешние планеты Антара велики, с ядовитой
атмосферой и мощной гравитацией. Это сумрачные, холодные, абсолютно
безжизненные миры. Они, безусловно, отпадают. Ближайшая к светилу планета
раскалена едва не докрасна. Следующая за ней переживает пору ранней
юности. На ее поверхности лишь кипящие воды океана и ни клочка суши.
Третья, голубая планета несколько дальше от Антара и старше. У нее должен
быть сравнительно умеренный климат, обнаружена азотнокислородная атмосфера
и вода. Растительность зеленого цвета, обильная и...
- А как гравитация?
- Несколько выше нормы.
- Дальше.
- Четвертая планета светится красноватым отблеском, я назвал ее Арсой. Она
значительно дальше от светила, чем третья. У нее суровый климат, крайне
разреженная атмосфера и мало воды. Это старый, дряхлеющий мир. Гравитация
близка к норме.
- Итак, насколько я понял, ты стоишь за одну из двух - голубую или красную.
- Да, на мой взгляд, они более или менее подходят, но ручаться не могу.
Как ты понимаешь, выводы не могут претендовать на непогрешимость.
- Отлично! Даю на окончательную проверку еще сутки, а завтра соберемся и
примем решение. - Сухо кивнув, Гел вышел.
Ударение на слове "проверка" не понравилось Зору. Он долго смотрел на
захлопнувшуюся дверь и, наморщив лоб, усиленно размышлял. Потом упрямо
тряхнул лобастой головой и пробормотал под нос:
- Проверка не помешает, но и проверка не гарантия от ошибки.
По длинной пологой кривой, плавно гася скорость, Гел осторожно подводил
звездолет к тяжелой планете. Траектория полета все больше приближалась к
касательной, и наступил момент, когда центробежная сила уравняла тяготение
и "Элон" соскользнул на инерциальный эллипс. По экрану медленно поползли
темные контуры материков, пятна морей, складки гор и извилистые линии рек.
- Какой чудесный мир! Мир желтой ликующей звезды, зеленой планеты и
голубых вод. Как ты встретишь нас?.. - задумчиво сказала Айма.
- Или проводишь, - скептически буркнул Пэй. Вынырнув из конуса тени,
"Элон" начал второй виток облета. Пришли донесения разведочного автомата,
и Гел помрачнел.
- Почти все вдвое, - вздохнул он. - Атмосферное давление, и температура, и
влажность.
- Кроме гравитации, - вставил Зор. - Она должна быть в переносимых
пределах.
- Если бы так, - сомнительно покачал головой Гел, - но плотная атмосфера -
признак мощной гравитации.
- Или молодости планеты, - возразил Зор.
- Зачем гадать? - вмешалась Иола. - Отправим на разведку "Нир".
- "Нир"?.. Швырнуть в неизвестность "Нир", эту хрупкую малютку без лучевой
защиты и антигравитации. Ну знаешь ли... - вздернул брови Гел.
Иола стушевалась.
- Ничего страшного, - примирительно сказала Зея. - Антигравитация "Элона"
с таким запасом, что я могу гарантировать вам нормальную тяжесть в любом
случае. А "Нир", конечно, лучше поберечь.
- Все это так, мой прекрасный гравиинженер. Зато вне корабля мы прилипнем,
как мухи, - проворчал Пэй.
- Хватит, все равно посадка неизбежна, - отрезал Гел. - Нельзя
пренебрегать одним шансом из двух. По местам!..
Гел полулежал в мягчайших объятиях посадочной капсулы, перед ним матово
светился посадочный пульт. Рядом в такой же капсуле лежал дублер Ган Бор.
Гел волновался: беспокоил не исход посадки, в нем он не сомневался, а сам
факт первого соприкосновения с неведомым миром. У него сохли губы и ныли
концы пальцев.
Для посадки избрали обширную зеленую равнину. "Элон" сядет точно и плавно,
об этом позаботятся неусыпные автоматы, но в такие ответственные моменты
люди предпочитали быть не только наблюдателями, а и непосредственными
участниками событий. Вдруг оскалит зубы непредвиденное?
...Свисток сигнала, щелчок - и рукоять управления пошла вправо,
заработали боковые тормозные двигатели. Они погасили орбитальную скорость,
и "Элон" устремился вниз. Падающий звездолет подхватили мягкие объятия
антигравитации.
Пальцы Гела легли на регулятор скорости спуска, но вмешательства не
потребовалось: автоматы сами подобрали режим и повели плавный спуск.
Высота таяла, с каждой минутой приближался долгожданный миг, трепетный и
неповторимый. Гел отсчитывал вслух показания высотомера: "Сто...
пятьдесят... двадцать..." Секунду подумав, он умерил нетерпение и чуть
подвинул регулятор, замедлив спуск. Приборы послушно отозвались. "Элон"
нырнул в облака. Еще немного - и наступит несравненный миг встречи. У него
часто и гулко забилось сердце, в голову ударила пьянящая волна, и он во
весь голос крикнул в контакт:
- Друзья! Сейчас сядем...
Надрывный вой аварийного сигнала вдребезги разнес радость. Скрутил, смял
все мысли и чувства в комок слепого ужаса. Могучим усилием воли он
отбросил его и овладел собой. Почти тотчас Гел понял: исчезло
антигравитационное поле. "Элон" падал камнем. До сокрушительного удара
оставались немногие секунды. Теперь все зависело от него, его
находчивости, сообразительности, интуиции...
Наступило время тягчайшей единоличной ответственности - гордость и
проклятие командира звездолета. Он лежал неподвижно. Время растянулось
многократно, скупые доли секунд воспринимались как минуты. Нервы
напряглись до отказа, время истекало, а громада "Элона", с ревом рассекая
воздух, неудержимо падала...
Гед избрал единственный выход, ненадежный и опасный, но иного не
существовало. Взлет на люм-излучателях с такой незначительной высоты
исключался: сокрушительный взрыв почвы уничтожил бы звездолет. Удар о
поверхность тоже сулил гибель. Но если его невозможно предотвратить, то
можно попытаться ослабить, смягчить единичной такцией люм-излучения.
Такцией достаточно мощной и очень короткой, чтобы она погасила скорость,
не породив взрыва. Гелу предстояло взять на клавиатуре пульта
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг