Грушницкому снился сон. Даже несколько снов, поочередно сменяющих друг
друга. Сны словно выстроились в очередь и подходили один за другим:
сначала снилась громадная сверкающая установка, сопящая тонкими
трубочками и звенящая многочисленными проводами и индикаторами; потом ее
место занимал багрово-желтый вихрь, чудом выбравшийся из металлической
камеры наружу и теперь крушащий все вокруг; на его место приходила
оплавленная дымящаяся развалина, исходящая душным смрадом кипящих
растворов.
По спине Грушницкого пробежало полчище колючих мурашек. Оно подняло
бунт где-то в блеске высокого лба, галопом промчалось по голове и шее и
победно закончило свое шествие чуть пониже спины. Ученый вздрогнул еще
раз, скручивая озябшие руки в невообразимый узел, но продолжал спать.
Наконец, на крытой старым шифером - как только еще держится - крыше
что-то грохнуло и профессор подскочил на кушетке, разлепляя пальцами веки.
Он по-собачьи помотал головой, наводя полнейший беспорядок на и без того
взлохмаченной голове, встал с кушетки и уселся за стол.
За окном уже серело и тоскливая панорама, налитая тяжелым свинцовым
светом, стала еще печальнее. Грушницкий не первый год обитает в этом
кабинете и уже привык к виду, открывающемуся из окна. Обычно, он его и не
задевает, но сегодня почему-то послужил отправной точкой для разбега
чудовищной депрессии.
Весь мир моментально окрасился в такие же серые тона, кругом разлилась
полнейшая безысходность и Грушницкий плотно устроился в хилом кресле -
смаковать собственные несчастья. Крушение установки сразу выросло в
трагедию мирового значения, а в характере каждого из сотрудников
проступили нотки тонкого издевательства, насмешки над проектом его,
профессора Грушницкого. "И как это я раньше не замечал этого, - удивлялся
он, - они ведь десять лет уже смеются надо мной, а сижу уши развесив.
Может, это они взорвали аппарат..."
Лицо Грушницкого стало точой копией физиономии хитрого шпиона из
какого-нибудь дешевейшего детектива, которыми полны бульвары. Все,
приговор коллегам вынесен: все они предатели, заговорщики и последние
сволочи.
Нос Грушницкого дернулся и побелел. Что ж так холодно-то!.. Неужели
зима пришла на три месяца раньше положенного? Лучше бы зарплату так
давали...
Профессор осторожно щелкнул замком и вышел в коридор. Как и следовало
ожидать, он был пуст и безмолвен. Даже дежурного не было видно, а это уже
непорядок. Грушницкий зашагал по коридору, дергая за ручки двери
кабинетов. Все они были заперты, только дверь туалета в конце коридора
оказалась распахнутой настежь. Можно подумать, тут есть чем гордится:
осточертевшие кафельные плитки, положенные на цементный раствор,
щербатая раковина и три запертых снаружи кабинки. Правда, все чисто, хоть
и некрасиво.
В старой лаборатории Грушницкий обнаружил ворох чертежей, среди которых
отыскался и его дневник пятилетней давности.
Первая запись, датированная 22 июля 1982 года:
"Интереснейшее открытие, осталось только вывести его в люди. Время...
Что люди понимают под этим словом? Большинство тут же смотрит на часы и
пытается объяснить что-то несвязными фразами, а потом махнет рукой,
сказав: "А зачем оно надо?". Так что, не знаю, ждет ли меня понимание.
Время... Определю его так: непрерывный поток, цепочка хронологически
расположенных событий, каждое из которых служит фундаментом для
возникновение следующего. То есть, каждое настоящее мгновение создает
последующее и тут же исчезает, и так всегда..."
Грушницкий улыбнулся, читая собственные выводы. Тогда они казались ему
сенсационными, а теперь это - проза. Даже Институт построил, между прочим,
на собственные деньги: Нобелевская премия, сбережения и, конечно же,
спонсоры. То, что сейчас называют спонсорами. Он перевернул еще несколько
страниц.
"16 ноября 1982 года. Построена пробная установка и через несколько
дней запущена. Она работает! Наверное, даже Попов так не радовался, когда
убедился в работоспособности изобретенного радио. Множество выводов, среди
которых самый значительный - прошлого не существует."
"7 февраля 1983 года. Установка усовершенствована. Пожалуй, назову ее
ДВ-ГВВ - "Дорога времени - Грушницкий Владимир Васильевич". Немного
пафосно и картинно, но ничего. Сойдет. Жаль, теперь писатели-фантасты
лишились множества сюжетов с путешествиями в прошлое. Ничего, на то они и
писатели, чтобы выдумывать. Вот и пусть выдумывают, наука ждать не будет."
"26 февраля 1983 года. Сегодня УВИДЕЛ НАСТОЯЩЕЕ! Это было
восхитительно! В установке удалось смоделировать момент перехода "будущее
- прошлое", что, по сути, и является настоящим. Никогда не думал, что ЭТО
можно будет наблюдать визуально: возник сияющий шар салатного цвета.
Почему-то мне страшно... Что же мы делаем?.."
"4 апреля 1983 года. Сегодня встретились с первой серьезной проблемой.
Думали, все, конец. Доигрались. Пространство в камере установки внезапно
свернулось в темно-красный жгут, который так бился там, что вполне мог
разрушить всю... Хотел сказать установку, но, думаю, одной камерой дело не
закончилось бы. Чудом утихомирили."
Грушницкий быстро пролистал остаток блокнота и бросил его обратно на
стол. Чертежи возмущенно зашуршали. Что ж так холодно?.. Кажется, холод
еще усилился, пробирает до самых костей. Профессор спешно спустился в зал,
где раньше располагалась установка, но в конце коридора наткнулся на
запертую дверь. Толстую, железную, как в бункере. Она поблескивала
холодным отшлифованным металлом. Повертев в пальцах магнитную
карточкуключ, Грушницкий вложил ее в щель замка и коченеющими пальцами
набрал код. Над пластиковыми клавишами молча вспыхнул красный глаз.
Странно, код, вроде, правильный. Грушницкий повторил все с начала, но
опять загорелась красная лампочка и дверь не пожелала открыться. Какого
черта! Она вообще никогда не закрывалась, кому это в голову взбрело?
Профессор взглянул на часы. Половина седьмого, рабочий день начинается
в восемь. Еще полтора часа. Но дежурные должны быть тут круглосуточно, где
же хоть один? Грушницкий тронул колесообразный замок и недружелюбно
потыкал пальцем в гладкие клавиши. Бесполезно.
Кодовый замок издал короткий писк, и на табло вспыхнула зеленая
надпись: "Код сменен. Ситуация 001". 001 - внутри Института это означает
"Чрезвычайное происшествие, крайне опасно". Что же, черт побери, здесь
творится? Грушницкий и раньше не одобрял всякого рода электронику, а
сейчас вопылал к ней лютой ненавистью.
Из-за бункерной двери донеслись приглушенные хрипы и повизгивания.
Грушницкий прислушался, хрипы становились громче и слышались отчетливее.
Неожиданный удар сотряс коридор, с потолка посыпалась штукатурка.
Металлическая дверь выгнулась литым горбом.
Грушницкий побежал, а сзади ревело что-то огромное и мощное, со
звериной яростью сотрясающее покореженную дверь. Наконец, она вылетела из
проема в стене, упала на пол грудой искалеченного железа, издав напоследок
высокий звон. Грушницкий огляделся и помертвел: сзади бушевал вихрь,
причем таких размеров, каких еще никогда не видели в Институте. Он не
разрушал, он просто уничтожал все на своем пути, оставляя черную пустоту.
Глава 3.
Скрывшись в западном крыле Института, Грушницкий переводил дыхание,
слушая, как бушует в здании вихрь. Странно, но багровый жгут не задевал
внешних стен и не наносил им повреждений. "Может быть, - думал профессор,
- разрушенная на ходу камера создала в здании пространство, сходное с тем,
что было внутри нее". Надо пробраться в лабораторию, там все чертежи,
схемы, все оборудование...
Красный смерч промчался перед самым носом, неожиданно вылетев из-за
угла. Сердце упало в пятки и долго лежало там, не осмеливаясь
пошевельнуться.
Дверь захлопнулась за спиной, ноги сами понесли к столу с чертежами.
Оборудование была расставлено у стен. Установка, конечно, будет не
стационарная, как в зале, но что-то лучше, чем ничего. Вдали грохотал
вихрь, вычищая пространство, ограниченное четырьмя наружными стенами
Института. Грушницкий со страхом подумал о том, что будет, если вихрь
выйдет наружу. Мир просто перестанет существовать.
Тяжелые паннели с прозрачными - эти кварцевые - экранами вскоре были
скреплены тяжелыми болтами и установлены посреди лаборатории. Тут же,
вокруг камеры, Грушницкий выстраивал сложные пирамиды индикаторов, шкал и
других приборов, назначение которых становится понятным только после
прочтения научного труда профессора "Время и его единица". Да и то, может
быть, человеку знакомому с звездными вершинами математики и физики.
"Каким-то образом Институт сам стал камерой. Время течет здесь не так,
как в любой другой точке пространства. Следовательно, единственный для
меня выход - самому замкнуться в камере и ждать, пока вихрь не разрушится
сам по себе. Или... пока я не умру от голода и жажды, если такое вообще
может здесь случиться."
Слава богу, ветряные генераторы все еще действовали. Остаться сейчас
без электричества равносильно смерти. Грушницкий щелкнул несколькими
переключателями, индикаторы засияли бледно-зеленым светом, на темных табло
запрыгали цифры. Одна из стенок камеры медленно двинулась вдоль глубоких
каналов, прорезанных в массивном основании. Профессор успел заскочить
внутрь, пока дверь оставалась открытой.
Казалось, сам воздух сгустился в тесной камере. Воздух! Грушницкий
снова почувствовал предательский холодок в груди: он не подумал о воздухе.
Вскоре кислород закончится и он просто задохнется. Он поглядел наружу
сквозь мутный экран. Там рушились стены, время просто исчезало, уходило в
небытие, которое люди ошибочно называют прошлым.
Багровый вихрь сожрал последний кусочек того, где много лет трудились
люди, старательно выковывая свою самую большую ошибку. Они десять лет
лелеяли ее, как малое дитя, носились с ней, вынашивали. И вот - отец всего
проекта заперт в душной камере, а снаружи бушует смерть. Зато умирать не
страшно. Знаешь, что ничего не будет...
* * *
Сознание вернулось в разбитое усталостью тело. Грушницкий с огромным
трудом поднял голову и открыл глаза. Его тут же стошнило на металлический
пол, стало немного легче.
Снаружи плавал сизый туман, а в глазах рябило от разноцветных кругов.
Грушницкий пригляделся к рваным клочьям тумана; на мгновение они разошлись
и за ними проступили контуры лаборатории. Неужели это правда?! Вялая рука
профессора сама по себе открыла дверь, и в камеру ворвался необычно
свежий, пахнущий озоном воздух. Все было на месте.
Грушницкий взглянул на часы. Без двадцати девять, скоро начнется
рабочий день.
Котенко Олег Николаевич
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 09.10.2002 14:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг