понимаю, и никогда не пойму, наверное... Да, пора идти, Лена беспокоится".
Он думал так, но со стула не вставал, думал так, но знал одновременно,
что не уйдет отсюда, не может он уйти, покинуть эту незнакомую и
непонятную женщину. Запах беды стоял в доме и тревожил Буданова, заставляя
его искать выход, искать спасения. Не только для" нее, но и для себя. Если
она умрет, то на его совести будет еще одна жизнь, и не только на совести,
как знать, что напишет она в своей последней записке, кого обвинит, кого
проклянет. А ведь скорее всего, его - Буданова.
Антипова вышла из ванной, он слышал, как скрипнула дверь, как мягко
прошелестели ее босые ноги по коридору, и вот она зашла в комнату. Он
обернулся.
В первую минуту он решил, что это другая женщина, потому что Антипова
неведомо как успела переодеться. Была она в длинном нарядном платье с
глубоким вырезом, волосы расчесаны и кокетливая прядь падает на висок, а
по лицу прошлись пудра, тушь и помада. Не говоря ни слова, она открыла
шкаф, покопалась там, вынула туфли, обулась. Щелкнула выключателем,
скользящим шагом подошла вплотную к нему, отставила ногу, склонила голову
набок, улыбнулась так, как могут улыбаться только красивые, уверенные в
себе женщины.
- Вячеслав Андреевич, будьте сегодня моим гостем. Вы знаете, мне так
одиноко.
Буданов медленно поднялся:
- Спасибо, но уже поздно, мне надо ехать. Простите, не знаю ваше
имя-отчество...
- Зовите меня просто Катя, - сказала она и легким движением провела
пальцем по его рукаву, - а я вас буду звать Слава. И вообще, давай на
"ты". Ты очень милый, Слава. Не спеши, останься.
- Я понимаю, Екатерина... э-э...
- Катя. Зовите меня Катя.
- Ну, хорошо, я понимаю. Катя, что вы перенесли большое горе, и ведь
именно я, хоть косвенно, но повинен в этом. Скажите прямо и честно, что я
должен сделать, чтобы хоть немного искупить свою вину?
- Останься со мной, - сказала она, придвинулась ближе и прикоснулась к
нему, он отпрянул.
- Нет, мне пора. Я рад, что вам стало лучше.
- Ну, Славик, ну, ты невежлив, - протянула она.
- Завтра, - сказал Буданов, - я приеду завтра, и мы все обговорим. А
сейчас мне некогда. До свидания.
Уже на улице ему стало стыдно, что он так поспешно и трусливо сбежал, и
досаду свою выместил на дверце автомобиля. Он хлопнул так, что звякнули
стекла и замок жалобно вскрикнул. Он все еще испытывал к своей машине
неприязнь, она казалась ему чуть ли не живым существом, капризным, злым и
хитрым. Она только притворяется покорной и беспомощной, только делает вид,
что мертва без человека, а на самом деле только и ждет удобного случая,
чтобы выкинуть коленце: то заглохнет на подъеме, то спалит свечу, то
начнет симулировать тяжкую болезнь карбюратора, а сама только и добивается
чтобы человек в унижении своем, уподобившись червю, заполз под нее и стал
бы щекотать ей брюхо гаечными ключами. "Продам машину, - подумал Буданов,
без особой нежности загоняя ее в гараж. - Непременно продам..."
Дома пришлось выдержать неприятный разговор с женой. Он честно
рассказал бы все как было, но в этой правде была такая нелогичность, что
поверить в нее было трудновато, тем более жене. Он боялся взрывов ее
ревности и всячески избегал их, и поэтому предпочел придумать более
понятную причину своей задержки. Он сказал, что Антипова просит денег, не
слишком много, но, во всяком случае, она обещала оставить его в покое. Это
успокоило Лену, и она согласилась, что так, пожалуй, будет лучше, ведь она
сама женщина, и очень хорошо понимает, что одной тяжело, и если, например,
он, Буданов, вдруг погибнет, то она, Лена, непременно сойдет с ума от горя
и одиночества. Она нежно обняла его, и ему показалось, что она все лжет, и
даже, быть может, будет рада, если он умрет.
Ему стало жалко себя, в эту ночь он спал плохо и, как обиженный
подросток, воображал себе сцены своей смерти и похорон. Сладкая горечь
обиды сжимала сердце, и он чаще обычного вставал и уходил на кухню
выкурить очередную сигарету.
Возвращаясь с работы, он заехал в сберкассу и снял деньги. Еще днем он
решил, на что их потратит. Отдавать деньги в конверте или просто сложенной
вдвое пачкой казалось ему неудобным, и он решил купить на них какую-нибудь
вещь, чтобы она хоть немного скрасила одиночество несчастного человека. И
он купил здоровенный ящик - цветной телевизор. Ящик, вмещающий в себя так
много людей, что среди них всегда можно было сыскать нужного и желанного.
Тот телевизор, что стоял у Антиповой, был старой модели, с маленьким
экраном, а уж цветной должен непременно украсить и разнообразить жизнь.
У самого Буданова не было такого, все как-то руки не доходили, да и
деньги предназначались для других целей, но он убедил себя, что после
того, как он преподнесет Антиповой этот подарок, она сразу же успокоится,
улыбнется, скажет ему "спасибо" и забудет все, простит его и найдет
успокоение в цветных миражах премудрой электроники.
Он оставил телевизор в машине, а сам поднялся на пятый этаж, отдышался,
пригладил волосы, поправил шарф и шапку. Постучал. Он представил себе, как
она сейчас откроет дверь, как удивится, и что она скажет ему. Сознание
благородства своего поступка немножко опьянило его. Он уважал себя в эти
минуты. Но никто не подходил к двери, не открывал ее, он постучал еще раз
и еще, прикладывал ухо к двери и снова стучал, пока не убедился, что дома
никого нет, рассердился на себя, что так вот, по-мальчишески, не узнав
заранее, не договорившись, приехал неожиданно и попал в глупое положение.
Домой ехать не хотелось, он решил дождаться ее, развернув машину так,
чтобы видеть дверь подъезда. И ждал так долго, все более и более досадуя
на себя и в мыслях своих называя себя не иначе, как дураком, а то и
похуже. Но уезжать все равно не хотелось, он знал, что в этом случае его
досада еще более возрастет.
Итак, он был голоден, зол, у него кончились сигареты, стало ощутимо
темно, ветер раскачивал фонарь у козырька подъезда, треугольная тень, как
бесшумная волна прибоя, накатывала и откатывала от него, а она все не
приходила.
В десятом часу открылась дверь и на крыльцо вышел какой-то мужчина.
Буданов отвел равнодушный взгляд, но тут боковым зрением увидел, что
вместе с ним вышла и та, кого он так долго ждал. Да, это была Антипова, он
узнал ее, хотя она была в пальто, накинутом на плечи. Они оба, мужчина и
женщина, постояли с минуту на крыльце, он махнул рукой и направился к
дороге, а она посмотрела ему вслед и, ежась от холода, скрылась в
подъезде.
"Ах, вот оно что, - подумал Буданов, - она была дома и не открывала
дверь, она была не одна. Вот, значит, каково ее горе, безутешное горе
вдовы".
Он зло и вычурно выругался, резко поворачивая ключ зажигания. Он
чувствовал себя мальчишкой, обманутым и оскорбленным. Он ненавидел себя,
но больше всего - ту, что одурачила его, взрослого, умного,
проницательного и великодушного. "Гимназист, - честил он себя, - сопляк,
желторотый романтик, растяпа, остолоп, выродок, кретин..." И зло свое
вымещал на машине. Он бросал ее из стороны в сторону, безжалостно давил на
тормоз, автомобиль взвизгивал, ерепенился, юзил на поворотах, и Буданов,
стараясь угодить колесами в каждую выбоину на дороге, злорадно
прислушивался к скрежету и стуку под брюхом машины и, будь он всадником,
то давно бы уже искровавил бока коня шпорами, разодрал бы его рот удилами,
исхлестал бы его круп до костей и загнал бы его до смерти...
"Продам, непременно продам машину", - приговаривал он, закрывая гараж
на четвертый, самый мудреный замок.
Телевизор он так и оставил на заднем сиденье, поленился тащить в дом.
Поднялся злой, раздраженный, с порога накричал на жену, в общем-то ни в
чем не виноватую, но ему казалось, что и она причастна к его унижению
("Знаю я вас, баб, все вы подлые"), что и она обманывает его красивым
лицом и притворной любовью, а на самом деле она уродлива и лжива, и ждет
только его смерти, и смеется над ним, ведь не зря она сшила это платье, и,
кстати, почему она так загадочно улыбалась в среду, когда пришла домой
позже обычного.
Лена уперлась руками в бока ("Нет, эти располневшие бугры уже не
назовешь талией"), Лена выкрикивала злые слова ("Нет, эту разверстую пасть
с золотыми коронками уже не назовешь ротиком"), Лена схватила тарелку и
грохнула ее об пол ("Нет, эти грабли, эти лапищи уже не назовешь
ручками"), Лена топнула ногой, да так, что зазвенели стекла ("Нет, эти
костыли, эти ходули уже никогда не назовешь ножками")...
На улице он немного остыл, идти было некуда, ни друга, ни любовницы. Он
усмехнулся: да, ни любовницы. Что за пошлое слово! Что за пошлая жизнь.
Позади, на третьем этаже, остался самый старый, самый испытанный враг -
жена, напротив, в гараже, ждал его самый хитрый и самый подлый враг -
автомобиль, и где-то далеко, на другом конце города, жил еще один -
Антипова, враг непонятный, смутный, но еще более опасный оттого, что не
знаешь: чего ожидать от него, к какому удару готовиться.
Он открыл гараж, сел на табуретку, прислонившись к батарее, рассеянно
пошарил по карманам в поисках сигарет, но они давно кончились, тогда он
набрал щепотку табаку в складках кармана, пожевал и с отвращением сплюнул.
"Жигули" скалились радиатором, беззвучный смех мертвой машины слышался в
стрекозиных глазах ее.
"Уродина, - сказал он, - пошлая груда металла, как ты смеешь?" И устало
вздохнул, забрался в нутро ее и взглянул на унылый гараж ее глазами.
Он включил приемник, послушал известия. Вражда и распря в мире; не
долетев до земли, взорвался самолет; ракета "воздух - земля" убила сто
человек; массовое убийство в джунглях; диктатор объявил войну своему
народу; новая звезда вспыхнула в созвездии Льва и гаснуть пока не
собирается.
"Наверное, это моя звезда, - подумал он, - ведь это я родился под
созвездием Льва. Интересно, какого она цвета?"
Он так и заснул в машине, переложив телевизор на переднее сиденье, и
спал до утра.
И снова была работа, и суета, и шум станков, и свежая ссадина на
большом пальце, полученная по неосторожности. Он не звонил домой и не
знал, как он поедет туда и что скажет жене. Он и раскаивался во вчерашнем,
и любил свою жену, и ненавидел, и все прощал ей.
- Тебя к телефону, - сказали ему, перекрикивая грохот, - баба какая-то.
"Лена, - подумал он, - это она звонит, не выдержала, значит, ну и
сволочь же я после вчерашнего".
Он шел к телефону, раскаявшийся и умиротворенный, и сказал в трубку
тихим виноватым голосом:
- Я слушаю.
Он сначала не узнал ответивший ему голос, названное имя ничего не
сказало ему. Что еще за Катя? Ах да, Антипова.
И он придал своему голосу твердость и осведомился, в чем дело. А дело
было в том, что Антипова успокоилась и теперь отчетливо понимает, что ей
нужно от Буданова. Холодным тоном она объяснила, что и в самом деле
нуждается в деньгах или хотя бы в какой-то компенсации за утраченного
близкого человека. И если Буданов исполнит свой долг, то она отстанет от
него и беспокоить его больше не будет.
- Благодарю за искренность, - сказал он в ответ. - Так-то честнее. Я
приеду к вам. Катя. Надеюсь, что на этот раз вы будете дома.
Итак, он вымылся под душем, нашел бритву, выскоблил шею и подбородок,
раздумывая, не отпустить ли ему усы, этакого вот залихватского вида,
заехал на заправку и по знакомому уже маршруту покатил к своему дальнему и
недавнему недругу.
И пока ехал по городским улицам и выстаивал положенное время под
светофором, придерживая на поворотах картонный ящик с телевизором, он
думал о том, что скажет, когда приедет, и еще о том, как он все это скажет
- достойно и красиво. И еще немножко о жене, и вообще, о своей семье,
пустой, бездетной, и оттого, хочешь не хочешь, бессмысленной.
Но больше всего он думал о самой Антиповой, о том, что, потеряв мужа,
она мечется и не может найти успокоения в жизни. Он думал о том, что
смерть Антипова разорвала естественную цепь причин и следствий,
существовавшую при его жизни. Круг людей и судеб, связанных с ним,
разомкнулся, и некому заменить его, ибо он жил в мире, где все
взаимосвязано и взаимообусловлено, а удалив одно звено, неизменно
нарушается целый слой жизни, и долго расходятся круги по воде от
брошенного камня.
И жена Антипова, жившая с ним общей жизнью, должна острее всего ощущать
потерю. Прожив много лет с другим человеком, врастаешь в него, и он в тебя
тоже... Симбиоз людей, жизненно необходимый, разрушается, когда уходит
один из них, уходит навсегда. В конечном счете, все мы зависим друг от
друга, но больше всего - от наших близких, подчас ненавидимых или
мучительно любимых нами, но все равно - уйди от них - и останешься в
тягостной пустоте, которую придется заполнять иными звеньями, другими
людьми. И если он, Буданов, пусть невольно, но разрушил эту цепь, то
именно он в ответе за ту безвоздушную среду, в которой сейчас живет
Антипова, именно он должен наполнить ее или помочь замкнуть новый круг.
Он ехал и думал о том, что женщины сильнее врастают в своих близких,
они больше страдают от непоправимого ухода их, мечутся в разомкнутом
кругу, принимают разные обличья, соединяют в себе те разрозненные звенья,
что остались после смерти любимого.
И вот она, Антипова, не может найти покоя ни в душе своей, ни в
окружающем мире, и, как камбала, выброшенная на берег, меняет свой цвет,
растерянная и неумелая, близкая к гибели, лихорадочно ищет ту форму, в
которой она может найти успокоение и прерванную связь с миром.
Буданов думал так, и ему казалось, что он нашел ключ к этой женщине,
нашел объяснение ее метаморфозам, ее судорожным попыткам обрести себя...
Он попробовал вытащить ящик с телевизором, но одному это было не под
силу. На скамейке у подъезда сидел человек, Буданов подошел к нему и
попросил помочь. Тот выразительно оттопырил мизинец и большой палец,
Буданов понимающе кивнул, они вдвоем ухватились за прорези в картонном
ящике и потащили его по узким лестницам.
- К Антиповой, что ли? - спросил человек.
- Да, - неохотно ответил Буданов.
- Ага. Ясно, - сказал тот. - Ты ей, значит, телевизор, а она тебя,
значит, в гроб сведет. Ох, чертова баба!
Буданову не хотелось разговаривать, но он все же спросил:
- Почему?
- А так, стерва она и все тут. Думаешь, ты один такой? Как бы не так.
Володька вот из-за нее пропал и ты пропадешь. Как пить дать! Она ящик твой
загонит и похоронит тебя на эти денежки. Так что свой гроб несешь, земеля.
Понял?
- Понял, - сказал Буданов и запнулся о ступеньку, чуть не грохнул свой
груз и, конечно же, вспотел от страха, как любящий отец, уронивший ребенка
и подхвативший его у самой земли.
Дверь была не заперта, снова никто не встретил его в прихожей, но горел
свет, было прибрано, пахло духами и еще чем-то аптечным. Буданов поставил
ящик у стены и вежливо кашлянул. Было тихо, даже водопроводные трубы не
пели, и Буданов чувствовал себя неуютно, как неопытный вор. И все-таки он
снял пальто, разулся вдобавок и постучал в дверь комнаты. Никто не
ответил, да он и не ждал ответа, громко кашлянул и вошел. Здесь тоже горел
свет, все три лампы высвечивали закоулки комнаты, и оттого она казалась
еще более нежилой и неприглядной. Обшивка стульев потертая, нестираная,
круглый стол с вызывающей бедностью застелен исшарканной клеенкой,
продавленный диван, телевизор сиротской, давно уже не выпускаемой модели.
Хозяйки здесь не было. Не было ее и на кухне, и в ванной не было, и в
соседнем закутке тоже. Буданов выругался про себя, все приготовленные
слова стали никчемными, и вообще все ожидаемое им не сбывалось и это,
конечно же, раздражало.
Он решил подождать, а чтобы чем-нибудь заняться, стал распаковывать
телевизор. Он и в самом деле был красив той красотой, какой обладают
дорогие вещи. Буданов уважал электронику, хотя бы потому, что мало
разбирался в ней, и, честно говоря, сам процесс превращения невидимых
колебаний неощутимого пространства в цвет и звук так и оставался для него
чудесным таинством, уделом избранных, священнодействием умников.
Скрупулезно следуя инструкции, он настроил телевизор и по-детски
обрадовался, когда цветные блики скользнули по экрану и воплотились в
людей, а динамики донесли до него голоса, прозвучавшие за тысячи
километров отсюда, отраженные в космос, пойманные там хитроумным зеркалом,
парящим в пустоте, и посланные сюда, в эту комнату.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг