одновременно дав автомату команду возвратить телепередатчик в корабль.
Через несколько минут он уже был в пути. "Надо успеть до ночи
вернуться в звездолет", - думал он, подгоняя себя, но войдя через два
часа в лес, понял, что ему не успеть: день здесь был гораздо короче,
чем на Земле. Однако его чувства настолько притупились, что он не
испытывал никакого страха перед неприятной перспективой вторичного
ночного путешествия через лес. Он посмотрел вверх, на глухо шумящие
кроны деревьев. В просветах листьев не было видно звезд, как в прошлую
ночь. Вероятно, небо заволокло тучами. Было темно, как в угольном
мешке. Внезапно хлынул такой ливень, какого он не видел даже в
тропиках Элоры пять тысячелетий назад. С неба падала сплошная водяная
стена. Почва мгновенно размокла, его ноги скользили и вязли в грязи. К
счастью, ливень кончился скоро - так же внезапно, как и начался.
Идти стало несравненно труднее.
К побережью он вышел в три часа ночи по своим часам. Так ли это
было на самом деле, он не знал. Во всяком случае, была глухая ночь.
Побережье стонало под чудовищными ударами ветра и прибоя. Казалось,
что в такую бурю все живое в море должно было спрятаться в тихие
придонные заводи. Однако из темноты неслись леденящие душу хрипы, рев
и скрежет. Внезапно черный мрак пронизали знакомые ему голубые мечи
разрядов, перекрещиваясь и накладываясь друг на друга. Вероятно, там
происходила яростная схватка двух электрических чудищ, не обращавших
никакого внимания на разыгравшийся шторм..
Цепляясь руками за все, что попало, Руссов с величайшим трудом
тянул "поезд" по пологому подъему. Журчали сотни ручейков, бегущих из
леса к морю. Их породил этот короткий ливень. "Поезд" свободно
скользил по раскисшей почве, но зато Руссов не мог найти надежной
опоры для ног, часто падал в грязь. В результате за час он прошел едва
ли больше километра. Тогда, опираясь на колени и руки, он пополз на
четвереньках. Движение замедлилось еще больше, но сил теперь он тратил
гораздо меньше. Луч нашлемного прожектора в такт движению зигзагами
метался по стволам деревьев, выхватывая из мрака то пышный цветущий
куст, усыпанный, точно бриллиантами, крупными каплями воды, то
морщинистый ствол дерева-гиганта, то нагромождение бурелома. Ему
казалось, что он ползет уже тысячу лет, а лесу ни конца ни края не
видно. Вдруг впереди себя он услышал могучее дыхание и, выключив
фонарь, в страхе остановился. Всеми клетками своего тела он ощущал,
что там, в непроницаемой темноте, притаилось что-то огромное и
страшное. Руссов пролежал, вероятно, долго, не зная, что предпринять,
и боясь пустить в ход атомный излучатель, так как не был уверен, что
сразу поразит хищника. Не собирался уходить и зверь. Наконец Руссов
решился и, нащупав в темноте излучатель, послал в чащу
пронзительно-белый луч. Впереди что-то подпрыгнуло, затрещали кусты,
раздался злобный рев. Вслед за тем Руссов почувствовал, как над ним
пролетело в воздухе что-то огромное, гибкое и тяжело обрушилось на
кусты в десяти шагах позади него. Страшно хрипя, это "что-то" поползло
к нему. Тогда Руссов, не помня себя от страха, то тех пор хлестал
излучениями по приближавшемуся чудовищу, пока оно не затихло.
Незаметно посветлело, так как начинался рассвет; он смутно
различил оскаленную морду какого-то апокалипсического чудовища,
длинные мощные лапы-крючки и гигантское туловище, исполосованное
причудливыми узорами неопределимого во мраке цвета.
Потом он опять двигался на четвереньках, всхлипывая от напряжения,
поминутно засыпая и просыпаясь. Позднее утро застало его на равнине.
Сильный ровный ветер быстро сушил мокрую почву. В воздухе дрожали
дымные испарения...
К астролету он подошел уже к вечеру не на "втором", а, наверное,
на "четвертом дыхании" и упал в последний раз. Засыпая тут же, у
входного люка, он слабо улыбнулся, радуясь, что кончился этот
невыносимый поход.
***
Двое суток он отсыпался в салоне, не вставая даже для того, чтобы
поесть. Теперь ему были не страшны никакие стихии этой планеты.
Несокрушимые стены "Паллады" защищали его. Товарищи покоились в
анабиозе.
На третьи сутки Руссов проснулся, чувствуя себя вполне
отдохнувшим, если не считать тупой, ноющей боли во всем теле. Два
сеанса в кабине освежающий излучений, высокотонизированная пища и
"звездный нектар" окончательно вернули ему силы и бодрость. Пора было
думать об отлете.
Он вошел в Централь Управления и с некоторым смущением обвел
глазами сложное нагромождение приборов, кнопок, циферблатов, ряды
роботов. "Не бойся, - сказали они, - ты ведь с нами знаком". Он
вздохнул, потому что не мог вот так, сразу, включить двигатели и
устремиться к родной Земле. Программа... Сумеет ли он составить ее без
помощи математика, астронома, программистов?.. Где-то в невообразимой
дали пространства, за квадрильоны километров отсюда, плывет в космосе
родное Солнце, увлекает за собой планеты и Землю, пробегая каждую
секунду 250 километров; с неменьшей скоростью мчится в пространстве и
Альфа Эридана со своими планетами; трудно, очень трудно попасть
кораблю "в цель"! На протяжении двух десятков парсеков пути его
подстерегают гравитационные возмущения, искривляющие курс, межзвездные
магнитные поля, искажающие показания приборов, сотни неучтенных
случайностей... А ведь траекторию полета нужно проложить строго по
прямой, ибо только по прямой может двигаться звездолет с субсветовой
скоростью. На Земле перечень команд роботам, выдерживающим
лучеподобную траекторию, готовит огромный Вычислительный Центр Города
Вечности. Руссов знал, что набросок команд для обратного пути вчерне
подготовил тот же Центр. Но вот уточнение программы необходимо
проводить только здесь, на месте, когда известны последние данные,
относящиеся к местоположению корабля. Уточнение производил бы весь
экипаж "Паллады" в течение, может быть, нескольких недель. А теперь он
один...
В сейфе Варена он быстро разыскал черновую схему программы,
заготовленную еще на Земле, и прошел с нею в информарий-библиотеку. Он
должен теперь напрячь все свои способности, мобилизовать всю свою
волю, чтобы в ходе анализа и расчетов заполнить вот эти пустующие
клетки перфолент двоичными числами, этими до смешного простыми
сочетаниями отверстий на ленте, за которыми, однако, скрываются целые
Гималаи знаний, труда и расчетов.
Вскоре Руссов напоминал студента древних веков, который начал
готовиться к экзамену в то время, когда до сессии остается немногим
меньше суток. Он работал яростно, потеряв счет часам и дням, делая
лишь короткие перерывы для сна. Электронные счетные машины - его
верные помощники - работали без устали. Волны Времени беззвучно
проносились над ним, а он, ничего не видя и не слыша, плыл в его
потоке. Дни нанизывались на дни, складываясь в недели и месяцы. Его
мозг изнемогал в дебрях тензорного и вариационного исчислений, как
изнемогало недавно тело в чаще первобытного леса...
...И вот как будто все. Пустующие клетки перфолент были, наконец,
заполнены. Сознание медленно освобождалось от дурмана цифр, уравнений,
алгоритмов. Он долго смотрел на циферблат релятивистского Счетчика
Времени, пока не осознал, что прошло не менее года с тех пор, как он
сел за вычисления. Он не поверил этому и еще раз вгляделся в Счетчик.
Все было правильно...
Чуть слышно шурша, перфолента уползла в окошечко входного
устройства Электронного Мозга. Теперь уже от воли Руссова не зависела
работа сложнейших электронных систем "Паллады". На его долю оставались
функции наблюдения, контроля и аварийного вмешательства. Он еще раз
мысленно проанализировал исходные предпосылки своих расчетов. Как
будто все правильно. Но где-то в глубине сознания таилось какое-то
неясное чувство сомнения и неуверенности. Все ли он учел при
составлении программы? А вдруг в каком-то пункте расчетов он допустил
ошибку, просчет, неточность?.. Усилием воли он отбросил эту мысль,
объясняя ее переутомлением, и решил хорошенько отдохнуть перед
ответственным этапом взлета с планеты и вывода "Паллады" на
прямолинейный участок маршрута.
...Настал час отлета. С бьющимся сердцем Руссов включил
астротелевизор, прощальным взглядом окинул желто-оранжевые леса,
пышные равнины, заросшие высокой, в рост человека, травой, фиолетовое
небо. "Вперед" - громко произнес он, подбадривая себя, так как его
угнетали тишина и безмолвие, царившие в корабле, в котором он был
единственным членом экипажа, и решительно нажал кнопку Предстартовых
Операций. Тонко запели роботы, управляющие шасси. Он не видел, как
сложная система "умных" механизмов плавно втянула в корпус звездолета
гигантские посадочные клещи, но услышал глухой рев двигателей
вертикальной подвески корабля, медленно поднимавших астролет носом в
зенит. В тот момент, когда "Паллада" встала во весь свой
тысячеметровый рост, автоматически включилось ожерелье
ядерно-водородных стартовых двигателей. Корпус звездолета отозвался на
это крупной вибрацией. Точно штанги титанического домкрата, огненные
столбы раскаленных газов сначала медленно, а потом все быстрее
поднимали ракету над сожженной почвой. Толстые стебли трав, шипя и
лопаясь, свертывались в жгуты, протягивая к небу опаленные скрюченные
отростки, как будто грозя уходящему в космос пришельцу.
Руссов включил вихревую защиту жилых помещений корабля. Он
мысленно представил себе, как в сверхпроводящем кольцевом
пространстве, охватывающем салон, анабиозные ванны и Централь
Управления, заструились мощные вихревые токи, создавая поле
антигравитации, нейтрализующее любые перегрузки. На бесчисленных
шкалах прыгали огоньки, мерно отстукивал секунды автомат-метроном.
Через шесть минут корабль вышел на стационарную орбиту и, подчиняясь
командам роботов, проделал ряд эволюций. В верхней точке
полуэллиптической орбиты автоматически включилась главная двигательная
система: коротко перемигнулись синие лампочки, поднялись и опустились
белые клавиши контактов, на овальном экране в центре пульта красные
линии обрисовали схему процесса, разрастающегося в недрах
радиоквантовых генераторов. Руссов как бы просматривал замедленную в
миллиарды раз киносъемку. Вот в нижней полусфере возбудителя беззвучно
распустился пышный букет, вокруг которого бешено извивались фиолетовые
змеи - это заработала термоядерная "запальная" свеча, мгновенно
зажегшая "костер" внутринуклонного распада. Энергия этого распада, в
миллион раз более концентрированная, чем энергия деления ядер,
неиссякаемой рекой лилась в гигантские цилиндры квантовых
преобразователей, откуда после сложных модуляций в магнитных полях в
виде радиоквантов падала на пятисотметровый параболоид, параллельным
пучком извергавший их в пространство. Альфа Эридана на глазах
превращалась в обыкновенную зеленую звезду, одну из многих других...
Роботы и автоматы трудились безупречно, о чем свидетельствовала
изумительно стройная симфония, в которую сливались "голоса" приборов.
Стрелка акцелерографа прочно стояла на отметке "10 "g". Пошли восьмые
сутки разгона. Все было как будто в порядке, но Руссова продолжали
одолевать сомнения, потому что некому было их рассеять. Потом
навалилась тоска одиночества, по сравнению с которой грусть о прошлом
показалась ему капризом избалованного ребенка. Во сне его мучили
кошмары, в которых причудливо нагромождались события и впечатления
настоящего и прошлого: то он яростно боролся с электрическим
рыбоящером в бешеном кружении волн и, проглоченный им, просыпался,
изнемогая от ужаса; то вновь переживал гибель товарищей и, задыхаясь
от непомерной тяжести, полз по первобытному лесу; то блуждал, подобно
астральной субстанции, в призрачных, полных опасностей джунглях Элоры;
или видел себя в кругу старых друзей-циолковцев, соратников по
космической одиссее третьего тысячелетия, из которой никто из них не
вернулся на Землю; то вновь, как в юности, вел "битву за антивещество"
под руководством великого преемника Эйнштейна - Ганеты - и затаив
дыхание с восторгом наблюдал чудо - управляемый реактор аннигиляции,
открывший человечеству путь к другим солнцам вселенной; то оплакивал
смерть Чандрагупты, вместе с которым они так отчаянно боролись с
непонятными силами Антимира...
...В то "утро" он проснулся совершенно разбитый, с какой-то
необъяснимой тяжестью на сердце. Все у него валилось из рук. Пытался
заняться чтением - и не смог; попробовал есть - пища показалась ему
пресной и безвкусной. Некоторое время он машинально слушал, как
Счетчик Расстояний каждые две минуты звонко отсчитывал микропарсеки,
остающиеся за кормой "Паллады"; бесцельно потрогал рукоятки аварийного
управления, посмотрел на главный экран, где переливались фиолетовые
точки звезд. "Паллада" беззвучно неслась в пространстве со скоростью в
"шесть девяток после нуля". "Пройдена почти половина пути, - подумал
Руссов. - Хорошо бы лечь в анабиоз и сразу провалиться в блаженное
небытие..." Это была чрезвычайно заманчивая мысль. Он долго колебался,
борясь с соблазном, и, наконец, решился. Однако не успел он еще
закрыть за собой дверь анабиозной каюты, как остановился точно
вкопанный. В убаюкивающей песне гравиметра вдруг возникла какая-то
новая мелодия. "Неисправность!" - молнией пронеслось у него в голове,
но гравиметр опять запел густо и ровно, и он успокоился. В следующее
мгновение "голос" прибора резко изменил свою тональность, звук стал
нарастать и повышаться. Он бросился к пульту и положил руки на
рукоятки аварийных рычагов, не сводя глаз с указателя. Стрелка
гравиметра медленно, но неумолимо ползла к красной черте, отмечая
предельно допустимый при данной скорости звездолета потенциал
тяготения. Вместе с движением стрелки все тревожнее кричал звуковой
анализатор: "Опасность!" Руссов вздрогнул от резкого воя сирены,
который прозвучал в тот момент, когда стрелка достигла красной черты.
Его ослепила красная вспышка индикатора на груди сторожевого робота -
сигнала отключения главного двигателя. Руссов на миг растерялся.
"Впереди - тяготеющая масса!.." - ужаснулся он. Вслед за тем
загрохотали тормозные двигатели. Подвижная шкала акцелерографа
стремительно побежала влево, показывая чудовищное замедление: сто
"g"... восемьсот десять тысяч". Замедление было так велико, что на
мгновение перегрузка превысила потенциал антитяготения. Его швырнуло в
кресло пилота, вдавливая в губчатую обивку. Раздался пронзительный
звон - это автоматически включилась система, усиливающая поле
антитяготения, - и перегрузка исчезла. Гравиметр уже не пел, а
пронзительно выл жутким, хватающим за душу "голосом", несмотря на то,
что скорость корабля стремительно уменьшалась. "Тяготеющая масса или
край слабого поля гравитации?" - лихорадочно гадал Руссов, жмурясь от
тревожного мигания аварийных огней. "Тормозить или наращивать
скорость?.. Судя по карте Вычислительного Центра, на этом пути не
должно быть тяготеющих масс... неужели навигационная ошибка?.." Он был
достаточно опытен, чтобы сразу понять, что впереди - невероятно
сильное поле тяготения, и почти инстинктивно выключил тормозные
двигатели. В наступившей тишине его руки лихорадочно шарили в сейфе
Варена, перебирая записи, ленты и таблицы. Время от времени глаза его
впивались в черный провал экрана астротелевизора. Если бы это была
звезда, то он давно бы увидел ее... Может быть, "инфра"? Об этом
сказал бы инфракрасный локатор... Пылевидное облако?.. Его присутствие
здесь, на изученном участке вселенной, совершенно невероятно. Что же
может быть?..
Он терялся в догадках.
Потенциал тяготения на шкале гравиметра уже превышал все известные
ему величины: силу притяжения Солнца, Альфы Эридана, рядовых
инфракрасных звезд, пылевых сгущений. Руссов продолжал перебирать
записи Варена, хотя внимательно изучил их при составлении программы;
подсознательное чувство заставляло его что-то искать. Внезапно - это
было словно наитие - он вспомнил слова, которые Варен еще в пути к
Альфе Эридана сказал в ответ на замечание или вопрос второго штурмана
Марио: "Да, да... на одиннадцатом парсеке обратного маршрута... если
сделать поворот на 32 градуса по направлению к южному галактическому
полюсу... через три парсека встретится потухший белый карлик
Цвикки..." Капли холодного пота выступили у него на лбу. "Что это еще
за белый карлик Цвикки?.." Он никогда не слышал о такой звезде. На
курсовой диаграмме ее не было. Тогда он включил памятную электронную
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг