лесу. Руссов провожал его глазами до тех пор, пока он не скрылся в
высокой траве. Руссов глубоко вздохнул и, полюбовавшись световой
феерией, разыгрываемой в атмосфере лучами восходящей Альфы,
возвратился в астролет, чтобы включить механизм, приводящий в действие
телепередатчик. В корпусе "Паллады", у основания гребня приемника
равновесия, с мягким шорохом откинулась часть обшивки, из люка
вылетела серебристая, почти игрушечная ракета. Еле слышно жужжа, она
описала над "Палладой" два круга и, подчиняясь радиокомандам из
корабля, поплыла на юго-восток, догоняя ушедшую экспедицию. Через
несколько секунд путешественники, уже углубившись в первобытный
желто-оранжевый лес, заметили у себя над головой послушно следующую за
ними ракету-телепередатчик.
Руссов смотрел на экран телевизора, с глубоким интересом наблюдая
за продвижением атомохода. Машина пробивалась сквозь дремучие заросли
диковинных растений. Руссов слышал приглушенный звуковым
преобразователем надрывный гул двигателя. Атомоход с треском валил
деревья. Неожиданно лес кончился, перед исследователями открылся
широкий морской простор. Солнечный шар неистово плавился над
первобытным океаном, рассыпая по гребням невысоких длинных волн легкие
искрящиеся блестки. Далекий горизонт тонул в золотом сиянии.
Прибрежная галька, отполированная прибоем, казалась перламутровой.
Фиолетовые тени, отбрасываемые странными растениями, подчеркивали
необычность утренних красок.
Руссов видел, как товарищи разбрелись по берегу. Каждый нашел себе
дело. Светлана воинственно нацеливалась портативным телефотоаппаратом
то на фиолетовую даль моря, то на сплошную стену прибрежного леса, то
на странных рыб, высовывавших из воду свои морды с выпученными
глазами. Неуклюже подпрыгивая, биолог тщетно пытался настичь небольшое
ящероподобное создание. Оно быстро убегало от него вдоль кромки леса.
Два геолога деловито орудовали инструментами у желтоватых скал,
венчавших мыс в двухстах метрах от атомохода. Химик брал пробы воды и
грунта, а ботаник, казалось, готов был завалить кузов машины охапками
растений и цветов. Варен вместе с физиком и астрономом занялся
проверкой аппаратуры для определения состава излучений зеленого
солнца.
- Посмотрите на это чудо-юдо! - воскликнул вдруг химик, указывая
на море.
С громким плеском расступились волны, и земляне увидели нечто
громадное, чудовищное, поражающее воображения. Сначала показалась
титаническая змееподобная голова, усеянная странными кроваво-красными
наростами, затем появилось неимоверно толстое, гибкое, скользкое,
извивающееся тело; оно поминутно меняло свою окраску от слабо-голубой
до ослепительно-синей. Светлана подбежала к самой воде, спеша
запечатлеть на пленку чудовищного Протея местных вод. Но морское
чудище, злобно сверкнув на нее своим единственным глазом, равнодушно
повернулось боком и замерло, нежась на солнце.
- Какая жалость! - сокрушалась Светлана. - Мне не удалось
сфотографировать его в анфас. Неужели не повернется?..
Исследователи, побросав свои занятия, сбегались к берегу, чтобы
получше рассмотреть рыбоящера.
- Сейчас мы заставим его обратить на зрителей внимание!.. -
проворчал физик и, прежде чем Варен успел остановить его, выстрелил в
зверя. Ослепительный тонкий шнур, исторгнутый из раструба атомного
излучателя, вонзился в тело чудовища.
Все последующие события произошли, как показалось Руссову, в
течение едва ли тысячной доли секунды. Рыбоящер страшно взревел,
мгновенно сбросил ярко-синюю окраску, став почти прозрачным, судорожно
сократился - и вдруг на берег пала голубая молния, вернее,
пульсирующее переливающееся цветами моря длинное облако. По скафандрам
астронавтов зазмеились искрящиеся звездочки.
Светлана бессильно поникла на оранжевый песок. Стоявшие поблизости
от нее астронавты тоже упали как подкошенные и больше не встали.
Варен, два геолога, математик и программисты, находившиеся дальше всех
от берега, пострадали, вероятно, меньше других, так как судорожными
рывками ползли к атомоходу. Еще и еще раз вдогонку им, на лежащих, на
атомоход падало иссиня-голубое облако. Варен успел добраться до
машины, но так и застыл, перебросив половину туловища через борт...
Руссов вскочил на ноги, бессмысленно наблюдая за рыбоящером,
который как ни в чем ни бывало резвился в воде. Потом он скрылся в
волнах и больше не показывался. Коротко, невнятно вскрикнув, Руссов
бросился надевать скафандр. Спустя две минуты он уже бежал по тропе,
впервые от начала времен проложенной атомоходом на этой земле. Он
бежал, не чувствуя ни усталости ни бодрости, как бегут пораженные
ужасом люди, машинально отводя в сторону толстые стебли трав и пышные
шапки невиданных цветов. Иногда он падал, зацепившись ногой за корягу
или ствол поверженного атомоходом дерева, и недвижно лежал, не имея
сил подняться. В этом лесу было невероятно жарко: наручный электронный
термометр, вмонтированный в обшлаг скафандра, показывал 60 градусов
выше нуля. И это в "тени" тропического леса! Пот лил с Руссова градом,
слепя глаза; он вынужден был остановиться, чтобы до отказа включить
регулятор охлаждения и кондиционирования воздуха в скафандре.
Двенадцать километров, отделяющих место катастрофы от "Паллады",
задыхаясь и падая от усталости, он с трудом преодолел за полтора часа.
Астронавты, пораженные разрядом неведомой энергии, лежали в самых
разнообразных позах. Ближе всех к воде лежала Светлана; она свернулась
калачиком, как будто намеревалась поспать на этом перламутровом
галечном берегу под убаюкивающий рокот прибоя. Руссов увидел ее лицо,
тронутое мгновенным страданием, плотно сжатый рот, длинные стрелы
ресниц на бледной щеке. Острая боль пронзила его сердце. Он
лихорадочно осмотрел всех товарищей, еще надеясь на чудо... Мысль об
одиночестве ужаснула его. Когда он, двигаясь от берега и поочередно
осматривая астронавтов, достиг атомохода, последняя надежда покинула
его: все были мертвы! Тихий звук над головой заставил его испуганно
вздрогнуть и посмотреть вверх: антигравитационный передатчик продолжал
безучастно кружить над местом трагедии, с бесстрастной точностью
автомата посылая на экран "Паллады" цветные изображения. Он вспомнил,
что не возвратил передатчик на корабль. Этот звук напоминал ему теперь
похоронный звон.
"Что же это?.. Как же это?.." - беззвучно шептал Руссов, опускаясь
на землю. "Один... совсем один... и до Земли двадцать три парсека". Он
встал, подошел к физику, сраженному, как Светлана, у самой кромки
берега. "Какой вид излучений мог убить их?.. Может быть, это не
смертельно?.. Обыкновенный паралич?.." Он впился взглядом в шкалы
приборов, укрепленных на груди физика. Цветной шарик индикатора тихо
покачивался над синей буквой "э". "Электроны!.. - с облегчением
подумал Руссов. - Поток электронов! Чудовище выбрасывает электрические
разряды". Он снова посмотрел на стрелки приборов. Сумматор показывал
1825 киловатт. Такова была мощность разряда, настигшего его товарищей!
Только высокотемпературное зеленое светило могло породить на этой
планете формы жизни, способные аккумулировать и излучать электрическую
энергию столь мощными порциями. Потом он мысленно оценил защитные
свойства скафандров, и искра надежды забрезжила в его сознании.
"Возможно, просто тяжелый электрический шок?" Перед его глазами встало
сферическое здание Института космических травм, расположенное на
северо-восточной окраине Города Вечности. Там излечивали и не такое...
Да, но ведь он совершенно один! И до Города Вечности семьдесят
световых лет. Анабиоз! Гипотермия! Вот что спасет товарищей от
необратимых изменений в их организмах на долгом пути к солнечной
системе. Его лицо стало сосредоточенным, суровым. Он знал теперь, что
должен делать. Прежде всего защитить товарищей от действия могучего
зеленого солнца, от его пламенных лучей. Наручный термометр показывал
70 градусов жары! Поминутно оступаясь на шуршащей гальке, он торопливо
перебегал от одного к другому, выводя регуляторы охлаждения на каждом
костюме влево до упора. Это должно было обеспечить нулевую температуру
внутри скафандров. Затем он стал переносить товарищей к атомоходу.
***
Альфа Эридана прошла зенит и стала медленно клониться к западу,
когда он, еле двигая ногами от усталости, наконец, сел за руль и
включил двигатель; но вместо знакомого пения атомного реактора ощутил
пугающую звонкую тишину. Он снова включил двигатель - и снова тишина.
Недоумевая, Руссов поднял капот. В глаза ему сразу бросился светящийся
диск счетчика излучений. "Ионизация нарастает! - кричал ему красный
зрачок. - Уходи". Вероятно, одним из разрядов ударило по двигателю
атомохода. Многочисленные короткие замыкания, о которых
свидетельствовали оплавленные, сгоревшие концы проводов, контакты и
сердечники реле, нарушили взаимодействие всех частей автоматической
схемы, вывели из строя защитные экраны и каскады реактора, и теперь
его излучение просачивалось наружу, с каждой минутой усиливаясь. Он
еще раз взглянул на счетчик - пять тысяч рентген в час... Это предел,
выше которого скафандры уже не защищают!..
Нельзя было оставаться в атомоходе ни минуты больше. Он бросился
выносить тела товарищей из опасной зоны.
Мерно рокотал фиолетовый прибой, ему вторил глухой шум деревьев на
опушке леса, а Руссов, задыхаясь и тяжело переставляя непослушные,
будто свинцовые ноги, все отмеривал мучительно-длинные метры:
восемьдесят шагов с тяжелой ношей до опушки леса, восемьдесят шагов
обратно. И так ровно одиннадцать раз. Когда он бережно опустил на
землю последнего астронавта, ему сделалось плохо. Он с полчаса отдыхал
в каком-то странном полусне. Когда он с трудом поднял голову,
ярко-желтое веко заходящей Альфы Эридана скрывалось за красноватым
горбом лесистого мыса справа от него. Усталость, тяжесть в голове и
грозное настоящее вернули его в состояние угрюмой напряженности. "Что
же делать?.. Атомоход неисправен... До "Паллады" двенадцать
километров... Почему в корабле нет запасного атомохода? Постой,
постой!.. А гравиплан! Ура! Гравиплан!.." Он закричал от радости. Ведь
в "Палладе" есть гравиплан, большая вместительная машина! Ему надо
лишь добраться до корабля... Вдруг он замер. Он вспомнил, что
гравиплан разобран, что механик и электронный инженер перед посадкой
обсуждали схему сборки машины; гравиплан существовал лишь в виде более
или менее крупных узлов и деталей, укрытых в грузовом отсеке. Руссов
бессильно опустился на землю. Одному ему не собрать гравиплан - по
крайней мере до тех пор, пока он не будет знать его устройства и
взаимодействия частей так же хорошо, как знали это Жонт и
электрографик Федоров. Как же быть? Идти налегке в звездолет, бросив
здесь товарищей, и приниматься за изучение схемы гравиплана? На это
уйдет, наверное, несколько месяцев. Да, но товарищи не могут здесь
находиться больше двух-трех дней. Они должны быть как можно быстрее
погружены в спасительный холод гипотермии... Как же доставить их в
корабль?.. Он в отчаянии повел головой и с трудом встал на ноги. На
фиолетовом небосводе зловеще догорала желтая заря. "Не уйдешь отсюда!
- крикнула ему заря. Да, да, не уйдешь...","Мы тебя не выпустим!.." -
кивали ему еще алевшие в лучах солнца верхушки гигантских
"папоротников", и даже равнодушные ко всему звезды, рассыпавшиеся в
небе узорами незнакомых созвездий, неодобрительно щурились и злорадно
подмигивали ему.
Руссов все-таки пошел опять к атомоходу, мучительно размышляя о
том, как найти выход из этого отчаянного положения. Носить по одному
человеку к звездолету? Одиннадцать раз туда, одиннадцать раз
обратно... двенадцать километров и еще двенадцать километров... почти
триста тысяч шагов, причем половину пути с тяжелым грузом... Он понял,
что это ему не под силу...
Так же как и в земных тропиках, ночь здесь наступила внезапно. Он
ощупью нашел защелки и в раздумье откинул пластмассовые борта
атомохода. "Тупица! Вот платформа для перевозки! Борт!" Догадка
окрылила Руссова. Он быстро нашел необходимые инструменты и, включив
нашлемный прожектор, снял боковые борта атомохода. Яростно орудуя
инструментами, он пробил на передней кромке каждого из бортов по два
отверстия, продел в них гибкий канат, благодаря судьбу за то, что он
оказался в ящике запасных деталей, и, впрягшись в лямки, почти бегом
потащил обе "платформы" к чернеющим вдали телам товарищей.
Руссов бережно разместил тела товарищей на обоих бортах и со
вздохом подумал о том , что, пожалуй, оба "поезда" сразу ему не
свезти. На каждом листе - шесть человек, полтонны драгоценного груза.
Он напрягся и потянул одну из платформ. Она тяжело сдвинулась с места.
"Это нелегко... но нужно довезти... надо". Он решительно впрягся в
первый "поезд".
Стало совсем темно. Нашлемный фонарь бросал вперед дрожащий,
неверный луч света. Первобытный лес встретил его мраком, зловещим,
настороженным молчанием, изредка нарушаемым сонным хлопаньем крыльев
уснувшей птицы да какими-то неясными шорохами. Он внутренне
содрогнулся, но вскоре успокоился, вспомнив, что у него есть мощный
атомный излучатель. Он остановился, взял излучатель и передвинул
рычажок генерации излучений на красное деление. Теперь излучатель мог
своим лучом расплавить самые твердые породы.
Руссов останавливался через каждые сто метров. Его сердце отчаянно
колотилось, не хватало дыхания, каждый новый шаг вперед был
мучительной пыткой. Нечеловеческие усилия, которые он был вынужден
прилагать, чтобы тянуть вперед тяжелый "поезд" с астронавтами, вскоре
окончательно истощили его. Мускулы ног и рук отказывались
повиноваться. Лямки невыносимо резали плечи, плотно вдавившись в
упругую ткань скафандра. Но он шел, тяжело переставляя ноги, делая в
час не более километра. Лесу, казалось, не будет конца. Он потерял
представление о времени и месте, но все шел и шел, спотыкаясь, падая,
вставая, чтобы сделать два-три судорожных рывка вперед, и снова падал.
Наконец он упал, попробовал подняться и не смог. Тяжелый сон сковал
его усталое тело.
...Проснувшись, Руссов не сразу вспомнил, как попал в эти места.
Уже брезжил рассвет. Верхние листья растений затлелись золотыми
искрами, впереди в просветах деревьев зеленело небо. Он тупо посмотрел
на одеревеневшие руки: пальцы распухли, а ладони болезненно горели.
Удивленно вглядывался он в просыпающуюся красоту чужого утра.
Оказывается, он уже почти достиг границы леса. Почувствовав прилив
энергии, он встал, смахнул капли росы, растекшиеся по стеклу шлема, и
снова двинулся вперед. Вдали у горизонта уже сверкал корпус "Паллады".
Он достиг звездолета за каких-нибудь пять часов, но у входного люка
силы оставили его. Он снова упал и, обессиленный, целый час оставался
недвижим.
В конструкциях входных и выходных люков было предусмотрено все:
едва он осторожно нажал диск, скрытый в углублении корпуса, как со
звоном отскочила крышка люка и сразу же мощно загудел воздушный поток
биологической экранировки. Автоматический подъемник доставил его и
платформу с товарищами в первый тамбур. Люк мгновенно захлопнулся. Во
втором и третьем тамбурах биологическая обработка, автоматически
производимая особыми аппаратами, уничтожила все живое, что могли они
занести с собой на поверхности скафандров.
Так как его страшно мучила жажда, он поспешил снять шлем и жадно
выпил целый термос "звездного нектара". Потом бросился освобождать
товарищей из скафандров. Перенося в анабиозную ванну Светлану, он с
болью в душе чувствовал, как холодны ее руки, и, прежде чем закрыть
прозрачную крышку гипотермического резервуара, поцеловал в ледяной
лоб.
- Ты будешь жить... - прошептал он. - Мы должны победить смерть и
космос...
Пока он утолял голод. глаза его не отрывались от экрана. Со слепой
точностью телепередатчик продолжал описывать свои круги над
атомоходом, неизменно посылая в звездолет изображения. Атомоход со
снятыми бортами напоминал раненого зверя. Второй "поезд" с
астронавтами по-прежнему темнел у опушки леса. Это успокаивало
Руссова: звери чужого мира не тронули людей за время его отсутствия.
По океану шли гигантские валы, свежий ветер срывал гребешки пенных
волн. Несколько раз по экрану мелькнули головы вчерашних рыбоящеров и
скрылись среди пляшущих водяных гор. Он встал и выключил экран,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг