ВЛАДИМИР КОЛИН
Лнага
Я с первого взгляда понял, что этот проклятый гриб ядовит. Только
отрава одевается в такой кардинальский пурпур, старательно украшает его
золотыми прожилками, а потом выставляет себя на всеобщее обозрение в
полной уверенности, что никто не рискнет к ней притронуться. Мы оба
одновременно заметили его на покрытом гнилью, сочащемся зеленоватой водой
пригорке у слоноподобного подножия огромного дерева, одного из тех чудовищ
растительного мира, чьи могучие ветви раскидываются далеко во все стороны,
словно скользкие и липкие змеи, не отличимые ни от обвивающих их лиан, ни
от настоящих змей из плоти.
- Черт побери! - воскликнул Джим,
До развалин, о которых говорил нам Нгала, было уже недалеко, но сумерки
начинали сгущаться, а я вовсе не жаждал встречи с диким зверьем, чье
рычание мы все время слышали (хотя Джим и утверждал, что это мне чудится).
Поэтому я сделал вид, будто поглощен своими мыслями, и продолжал молча
идти вперед. Но Джим окликнул меня, и мне пришлось остановиться.
- Что-нибудь не так, Джим?
- Да! О матерь белого слона! Поди-ка сюда, Верной!
Тут я сразу стал очень осторожным (когда Джим упоминает белого слона,
всегда лучше быть осторожным). Я обернулся и с удивлением увидел, что он
стоит как вкопанный над этой пурпурно-золотой ловушкой. Было уже довольно
темно, но вокруг гриба дрожало какое-то слабое радужнре сияние. Не знаю,
почему - может быть, меня просто начинала пробирать вечерняя сырость - я
дернул плечами под влажной рубашкой, стараясь избавиться от неприятной
дрожи. Джим, казалось, был весь во власти странного возбуждения.
- Правую руку прозакладываю, что это лнага!
Как ты думаешь, Верной?
- Вот не знал, что ты интересуешься грибами, - сказал я по-прежнему
осторожно. - Они не по моей специальности...
- Чушь! Лнага как раз по твоей специальности.
А если ты за все три месяца твоих исследовашга ничего о ней не слышал,
то позволь мне усомниться в глубине и обширности твоих познаний.
Я чуть было не закричал: "Ну вот, тебе мало, что ты нас задерживаешь и
мы вместо того, чтобы быть уже в развалинах Нгалы, все еще торчим здесь, в
лесу, где нам угрожают дикие звери! Ты к тому же меня оскорбляешь!".
Но ведь оп упомянул белого слопа, а потому я только пробормотал;
- Мне никто ничего не говорил об этом лнаге...
Однако я с тем же успехом мог бы и промолчать - он все равно не обратил
никакого внимания на мои слова.
- Гм...м, - промычал он.
- А что это такое?
Он посмотрел на меня с жалостью - так смотрят на младенца, прикидывая,
стоит ли принимать его всерьез и что-нибудь ему объяснять. Но решив,
по-видимому, что сделать это все же необходимо, он начал длинную лекцию,
словно мы были на террасе у Фреда, а не в диких джунглях, на которые
спускалась ночь.
- Надо тебе сказать, Верной, что лнагу можно найти только раз в жизни.
А можно и ни разу не найти. Многие люди искали ее до конца своих дней, но
даже и близко от нее не побывали. Я приехал сюда гораздо раньше тебя
(всего на один месяц, сказал я себе, но поостерегся его перебивать), и у
меня было время об этом узнать. Нужно быть сумасшедшим, чтобы пройти мимо
лнаги, не обратив на нее никакого внимания...
- Почему не обратив никакого внимания? Захвати свою лнагу с собой, если
она тебе так нужна, и поторопимся!
Я уже потерял всякое терпение. Да и далекий зловещий рык становился все
слышнее.
Джим устало покачал головой.
- Если ты ничего но знаешь о лнаге, то лучше воздержись от глупых
замечаний. Любой негритенок сказал бы тебе, что лнагу ни в коем случае
нельзя носить. Она тут же рассьшлется в пыль. Иначе говоря, от нее ничего
не останется уже через несколько секунд после того, как ты ее срежешь.
Я посмотрел на него с самым невинным видом, какой только сумел
изобразить.
- Но в таком случае, Джим, - прости мой вопрос, - что же делают с этой
самой лнагой?
Он немного помолчал (это окончательно вывело меня из равновесия-ведь
уже совсем стемнело!), а потом задумчиво сказал:
- Я думаю, другой возможности у нас нет, Верной.
В его голосе была мягкость, которая не предвещала ничего хорошего - я
знал Джима с детства.
- И что же ты собираешься делать? - возопил я.
- Лнагу надо съесть тут же на месте, - ответил оп с насмешливой
улыбкой. - Ты не голоден?
Увидев, что он и в самом деле протянул руку к пурпурному наросту, я
больше уже не смог сдерживаться. Я со всего размаха ударил его по пальцам
и толкнул. Наверное, нервы у меня совсем расходились.
Джим никак не ожидал такого нападения - может быть, потому, что он
гораздо сильнее меня, и мы оба это прекрасно знаем: он потерял равновесие
и свалился на мокрую траву.
- Чтоб тебя растоптал белый слон! - взревел он. - Ты что, с ума сошел?
- Это ты сходишь с ума! - закричал я, совершенно не думая ни о белом
слоне, ни о том, что я посмел сбить Джима с ног. - Как ты можешь хотя бы
подумать о том, чтобы набить себе рот такой мерзостью, от которой на сто
шагов несет отравой? И ты что, но видишь, ночь того и гляди застанет нас
тут, а до развалин еще неизвестно сколько идти!
Ему, собственно, полагалось бы вскочить и броситься на меня (он уже
довел меня до того, что я готов был с ним схватиться), но он ни о чем
подобном ые думал. И я еще больше встревожился, услышав, что он говорит
совершенно спокойно, словно ничего пе произошло:
- Не будь идиотом, Верной. Такое везение два раза в жизни не
повторяется. Никто еще не умирал от лнаги. Наоборот... - он па секунду
замолчал. - Наоборот, мы с тобой первыми из всех белых узнаем...
- Да скажи ты мне по крайней мере, что это еще за важность такая?
Объясни, чего ради ты стараешься отравиться этим чертовым грибом посреди
глухих джунглей с единственным утешением, что потом отравятся дикие звери,
которые тебя тут же сожрут?
Он опять помолчал, и это молчание показало мне, насколько он меня
презирает, - показало лучше, чем это могла бы сделать пощечина. А когда он
снова заговорил, я понял, что его решение бесповоротно. Конечно же, он
говорил тем мягким тоном, который не предвещал ничего хорошего.
- Тебе следовало бы остаться дома, Верной, гулять по своей плантации, а
не до джунглям, иметь дело с неграми, которые говорят "да, масса", а не с
Нгалон и интересоваться - так, для времяпрепровождения - каким-нибудь
линчеванием, а не поисками древне-африканской культуры.
- Всего хорошего, Джим, - только и ответил я и удалился быстрым шагом.
Я прекрасно мог найти дорогу и без него и вовсе не был обязан оставлять
свою шкуру в джунглях только потому, что он неожиданно сошел с ума.
Неожиданно?
Не знаю.
Я пожал плечами и вступил под отвратительную кровлю леса, освещая себе
путь карманным фонариком. Ведь я же знал, что Джим всегда был тронутым,
что его отец, неудачник Чарли Браун, был самым нищим из всех белых жителей
Джорджии, одним из тех бродяг, которые живут вперемешку с неграми,
способны напиваться с ними и даже жениться иа негритянках и дюжинами
производить на свет несчастных детей, готовых с первых дней своей жизни
проклинать родителей. Правда, Чарли женился не на негритянке, а на
какой-то Эвдоре, которую подцепил неизвестно где, но оба они надрывались
на плантации бок о бок с неграми. И если бы я не повстречался случайно с
Джимом...
Как я ни старался, но в этой мгле, под густой листвой, теснящейся на
змеевидных ветвях, между стволами, оплетенной сетью лиан, по неведомой
жиже, которую мне не хотелось бы называть землей, идти быстро было
совершенно невозможно. Все вокруг меня таинствено шелестело и шевелилось,
словио я забрел в ловушку, чьи стены готовы были вот-вот распахнуться,
оставив меня лицом к лицу с каким-нибудь из тех диких зверей, которые, как
я чувствовал, бесшумно скользили за зелеными завесами листвы, вынюхивая
мои следы и заранее облизываясь. И все это усугублялось тьмой. А кроме
того, в глубине души я не слишкои-то доверял своему чувству нанравления,
хотя оно и должно было бы вести меня прямо к священным развалинам, о
которых рассказывал нам Нгала. Тот, кто отправляется в джунгли - да к тому
же еще ночью, - намереваясь брести наугад, не слишком-то быстро
приближается к целы. Я от всего сердца проклинал Джима и прислушивался,
надеясь, что он все-таки пошел за мной. Но я знал, что целый легион
демонов не сдвинет его с места, если только он сам не передумает. И хуже
того - я знал, целые легионы демоков с их генералами во главе не смогут
выбить из его башки то, что он туда вобьет.
...Мне было тогда, наверное, лет восемь. Стояло лето, и я совсем
запыхался, когда прибежал в маленькую рощицу акаций, где прятался старый
негр, который гнал самогон в развалившейся хижине, построенной когда-то
давно еще моим дедом Стюартом. Правда, прятался - это мы только так
говорили. На самом деле Иаков вовсе ни от кого не прятался, потому что
самогон у него покупал сам Хоуард, шериф. Ну, конечно, не сам, а через
Верзилу Джо - не мог же шериф сам являться к Иакову за спиртным. Я хочу
сказать, что Иаков совершенно открыто жил в этой хижине и, уж наверное,
платил моему отцу какую-нибудь аренду, деньгами или самогоном (думаю,
скорое самогопом). Иакова я боялся, потому что он всегда был пьян, но мне
нравилось подсматривать за ним, пока он возился под акациями, катил
бочонок или брел за водой к маленькому ручейку, который еле сочился позади
его лачуги. Я и сейчас еще помню, с каким восхищением, затаив дыхание, я
разглядывал его, потому что такого человека - как бы это сказать? - просто
но могло быть. Однажды я слышал, как моя мать неодобрительно говорила о
нем с негром-проповедником и обвиняла его в том, что он "делает еще
несчастнее людей, которые и без того уже достаточно несчастны", и в моем
детском воображении старик рисовался каким-то демоном, в довершение
святотатства носящим имя библейского патриарха. Однако этот демон
притягивал меня гораздо сильнее, чем святые, о которых нам рассказывал
священник, и, когда я смотрел, как он, пошатываясь, бродит под зелеными
кронами акаций, мне казалось, что я присутствую при каком-то таинственном
ритуале, смахивающем на черную мессу.
Сходство с религиозной церемонией у его более чем светского занятия
появлялось потому, что он все время напевал обрывки духовных гимнов и с
его толстых лиловых губ то и дело срывались имена библейских святых.
Вспоминая об этом теперь, когда я стал взрослым, я говорю себе, что старик
был слишком прост и веровал слишком безыскусно, а потому не видел никакого
противоречия между библейскими заповедями и тайным винокурением. Однако
тогда мне казалось, что он свершает какой-то сокровенный ритуал и,
отправляя свою службу, глумится над всем, что должно быть священным для
человека. Этим, наверное, и объясняется ужас, который я испытывал, пока за
ним следил, - ужас, смешанный с любопытством и отвращением.
Я только что перебежал ручей по перекинутому через него маленькому
дощатому мостику и спрятался за деревьями, чтобы незаметно подобраться
поближе к хижине, как вдруг прямо над моей головой раздался голос, шедший,
казалось, с самого неба:
- Эй, белый, что тебе здесь нужно?
В первое мгновение я было решил, что это какой-то ангел требует у меня
отчета за нечестивый интерес, который я испытываю к старику. Я сразу
вспотел и у меня затряслись колени. Но, подняв испуганные глаза, я
обнаружил, что на дереве надо мной сидит мальчик примерно моих лет. Я
обалдело пробормотал:
- Зачем ты залез на акацию? А колючки?
- Это не акация, а туя, болван!
Избавившись от своего страха, я так обрадовался, что даже не обратил
внимания на оскорбление.
- Почему ты зовешь меня белым?. Ведь ты тоже белый.
Я просто не смог уследить, как он спрыгнул с дерева. Как кошка. Он был
бос, с растрепанными волосами и одет в рваные штаны и висевшую лохмотьями
рубашку. Но больше всего меня удивил лоскуток красной материи, пришитый
там, где полагается быть сердцу.
- Да, я белый, но слон! - заявил он так, словно это само собой
разумелось. - Что тебе тут нужно?
Мне и в голову не пришло, что я мог бы задать тот же вопрос ему самому,
а ответа я придумать не сумел и предпочел переменить тему.
- А почему у тебя красная тряпка на груди?
- Я ранен, - ответил он мягким тоном, который ввел меня в заблуждение.
Потому что он тут же накинулся на меня.
Мы покатились по траве. Сначала я было подумал, что он просто хочет
повозиться, как это часто бывает у ребят нашего возраста, но мой нежданный
противник позаботился доказать мне, что я очень и очень ошибаюсь. Он-таки
отлупил меня, отлупил по первое число. Я даже начал вопить так громко, что
мои крики обеспокоили старого демона с длинными белыми волосами, и он
вышел из своей хижины. То, что меня спас именно Иаков, было совершенно
неожиданно - от удивления я даже забыл потом пожаловаться отцу.
Старик, как обычно, был пьян - ровно настолько, чтобы походка у него
стала неуверенной, а язык заплетался. Но он все-таки держался на ногах еще
достаточно крепко - он схватил нас своими могучими ручищами, точно котят,
и посадил около себя справа и слева, добродушно приговаривая:
- Ягнятки господни, маленькие ягнятки... бее...
бее...
Мы с Джимом расхохотались, и старик тоже захохотал, тряся толстым, как
у Силена, брюхом. Однако с тех самых пор я хорошо запомнил, что, если Джим
упоминает белого слона, с ним надо держать ухо востро.
Вдруг мне показалось, что я сбился с пути. Я остановился и посветил
фонариком по сторонам. Вокруг не было видно ничего, кроме стволов
деревьев, и в их зеленой невозмутимости мне почудилась насмешка.
Я уже подумал, не разумнее ли будет вернуться назад по тому же пути, по
которому я сюда пришел, и отыскать Джима. Может быть, он за это время
немножко одумался. На самом деле это была попытка обмануть себя (в глубине
души я не сомневался, что возвращаться к Джиму совершенно бесполезно), но
я чувствовал себя потерявшимся, как слепой щенок. На всякий случай я -
правда, без особой надежды - громко прокричал несколько раз имя Нгалы. Еще
и сегодня я предпочитаю не знать, какой зверь рыкнул мне в ответ.
Его рычание прозвучало так близко, что я, уже больше не раздумывая,
ринулся вперед, словно ядро из пушечного жерла, перепрыгнул через дерево,
лежавшее поперек тропинки, прорвался сквозь путаницу мокрых лиан и,
пошатываясь, еле переводя дух, остановился посреди илистого болотца. Вода
тут не доходила до верха моих сапог. Однако я не осмеливался двинуться
дальше, потому что вовсе не был уверен, что доберусь до твердой почвы -
впереди в луче моего фонарика виднелся все тот же зеленый ковер, по какому
я прохлюпал до того места, где теперь стоял.
Внезапно вокруг воцарилась тишина, словно джунгли затаили дыхание.
Через мгновение послышался какой-то шум. Я посветил фонариком в ту
сторону, откуда он раздался, и в пятне света возник Джим. Что-то
случилось. Это я понял сразу.
- Не будь дураком, Верной, - сказал он.
- По-моему, я сбился с дороги.
Он стоял по ту сторону упавшего дерева.
- Развалины там.
И он показал рукой вправо.
Я зашлепал сапогами по воде. Странно, насколько меня успокоило одно его
присутствие - я даже мог теперь говорить о развалинах с безразличным
видом, словно речь шла о каких-то абстрактных проблемах.
- Откуда ты знаешь?
Он не ответил и только протянул мне руку, чтобы помочь перешагнуть
через ствол дерева, лежавшего поперек болотца. Я ухватился за нее, и вдруг
что-то со страшной силой потянуло меня вперед. Через секунду Джим прижал
меня к груди так, что я не мог пошевельнуться, и начал набивать мне рот
какой-то дрянью-она была липкой, тягучей, жгучей и все-таки пахла цветами.
- Я не эгоист, - сказал он. - Я оставил кусочек и для тебя.
Он прижал ладонь к моему рту. Этот проклятый кусочек сатанинского гриба
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг