слишком быстро. Узнав о его болезни, я написала письмо, в котором обвиняла
Юсуфа как отравителя, и позаботилась, чтобы оно попало к эмиру. Вскоре я
услышала, что Юсуфа схватили и повели на пытку. Как я и думала, меньше чем
через час пришли за мной - мальчишка был слишком изнежен, чтобы молчать под
пыткой.
Когда меня привели в мрачный, полутемный подвал, я увидела бледного,
измученного Юсуфа на дыбе, а рядом - эмира, который лежал на носилках,
раздувшийся, как бурдюк, и изо всех пор его кожи сочились кровь и гной.
Срывающимся от злости и страха перед смертью голосом эмир начал допрашивать
меня о других участниках заговора.
Я расхохоталась ему в лицо и сказала, что никакого заговора нет, а есть
только глупый мальчишка, орудие моей мести. Юсуф удивленно поднял голову и
вытаращился на меня, не в силах понять, а эмир еще сильнее раздулся и
приказал рассказывать.
Он мог бы и не приказывать! Единственное, чего я хотела - это
рассказать ему все и сполна насладиться сладостью моей мести. Я напомнила
эмиру, как я валялась у него в ногах, умоляя пощадить мою невинность, и что
он ответил мне. Я рассказала ему о своем отчаяньи и о том, как я решила
отомстить. Шаг за шагом, я раскрыла перед ним весь свой замысел - воспитать
из его сына убийцу и натравить его на отца. В конце я не забыла добавить,
что от яда, которым Юсуф накормил эмира, нет никакого противоядия.
Когда я закончила, Юсуф рыдал, как баба, а эмир, казалось, вот-вот
потеряет сознание. "Чудовище! - все, что он смог пробормотать, -
Чудовище!"
Скоро меня казнят. Но это не пугает меня - месть опустошила мою душу,
и теперь, когда все кончено, я даже хочу умереть. Те двое тоже умрут. Все
справедливо.
Монастырь
Ты спрашиваешь, отец, почему я оставила монастырь, не приняв постриг,
которого так желала? Мне бы не хотелось говорить об этом. Но если ты
требуешь, чтобы я рассказала - я подчиняюсь.
Ты знаешь, что с самых юных лет все мои помыслы были обращены только к
Богу. Служить Ему в меру своих скудных сил было моим единственным желанием.
И я благодарна тебе за то, что ты не противился Божьей воле. Когда я приняла
решение удалиться от мира в тихую обитель, ты благословил меня и добился,
чтобы меня взяли на послушание в монастырь Св. Н., один из лучших и
знаменитейших монастырей во всем христианском мире. И вот теперь твоя дочь
возвращается с поникшей головой, не желая и слышать о дальнейшем пребывании
в этой обители. Конечно, ты вправе спросить - почему?
Когда я приехала туда, мне показалось, что я найду здесь истинный рай
земной. Вокруг монастыря, стоящего на пологом холме, раскинулись цветущие
сады и тучные нивы. Сам монастырь, выстроенный из белоснежного камня,
выглядит прекрасно и строго, как и подобает дому Божьему. Сестры встретили
меня приветливо, и даже сама аббатисса ласково улыбнулась и выразила
надежду, что я окажусь достойна высокого жребия, который меня ожидает.
Келья, в которой меня поместили, была невелика и бедно обставлена, но сияла
чистотой, а на стене висело чудесное серебряное распятие самой тонкой
работы. Оставшись одна, я горячо возблагодарила Господа за все его милости к
недостойной рабе своей.
Несколько дней прошли, словно в чудесном сне, среди тишины и молитв. За
это время я немного сблизилась с сестрой Агнессой, которая была примерно
моих лет. Молодая девушка из хорошей семьи, она выглядела кроткой и
богобоязненной. Меня немного удивило, что она так худа и изможденна, а
вокруг ее ярко-горящих глаз залегли глубокие тени. Еще больше я удивилось,
когда заметила, что и лица многих других сестер несут подобные следы
лишений. Жизнь в монастыре спокойна и нетороплива, еда - вполне достаточна,
и мне было непонятно, что могло наложить такой отпечаток на лица монахинь.
Любопытство побудило меня спросить об этом сестру Агнессу.
- О, Вы заметили! - воскликнула она, и ее худое личико озарилось. -
Это отсвет небесного блаженства, да еще бессонные ночи. Наша плоть, увы,
слабее духа - близость духовного сжигает ее, словно очистительный огонь. Но
я удивляюсь, как Вы не догадались? Наша патронесса - Святая Н., и многих из
сестер Господь сподобил идти по ее стопам.
И она рассказала мне, что многие сестры обители имеют чудный дар: по
ночам им являются в видениях святые и великомученики, а аббатиссе - даже
сам Спаситель. Ей самой, например, является Святой Реми. Он приходит
сияющий, принося благоухание райских садов, и его приближение наполняет ее
нестерпимым блаженством. Когда Агнесса рассказывала все это, ее глаза начали
гореть еще ярче, все ее тоненькое тело тряслось, а на лице появилось
странное, смутно мне знакомое выражение наслаждения пополам с мучением. Она
хотела было рассказать что-то еще, но тут я прервала ее вопросом, неожиданно
пришедшим мне на ум:
- А Вы уверены, дорогая Агнесса, что эти видения имеют божественное
происхождение? Ведь всем известно, что лукавый может принимать самые
прекрасные и соблазнительные обличья чтобы искушать людей. Я слышала даже,
что Жанне Д'Арк, которую церковный суд признал колдуньей, являлись бесы в
образах Богоматери и архангела Михаила. А вдруг что-то подобное происходит и
с Вами?
О, как она взвилась, с какой горячностью и яростью (вовсе не подобающей
монахине) начала опровергать мои слова! Неужели я думаю, что вся обитель
совращена нечистым? Об этих видениях известно самому папе, благословившему
сестер. И сомневаться, подобно мне - греховно! Быть может, я и видения
Святой Н. припишу дьяволу?! Агнесса то кричала, яростно размахивая руками,
то вдруг начинала шипеть, словно змея, а во взгляде ее ясно читалась
ненависть. Я же сидела, боясь пошевельнуться, и мне казалось, что еще
немного, и она набросится на меня. И вдруг я вспомнила - да, вспомнила! -
где я видела это странное выражение, наполовину наслаждение, наполовину
страдание. Ты помнишь, отец, нашу служанку Жюли? Как-то раз, пару лет назад,
я искала ее по всему дому, чтобы послать с поручением, и нигде не могла
найти. Тогда я решила посмотреть, не в своей ли она комнате. Тихонько
постучав, я приоткрыла дверь и остолбенела: Жюли лежала на постели с
каким-то мужчиной! Чем они занимались ты догадаешься сам, и они были так
увлечены этим делом, что даже не заметили моего появления. Я же была так
поражена, что просто приросла к земле, и с полминуты не могла сообразить,
что мне нужно немедленно закрыть дверь и уйти. И вот тогда я и увидела это
непонятное выражение на лице Жюли! Помню, оно-то и поразило меня больше
всего в этой сцене. Наконец, я опомнилась и незаметно ушла, а вскоре под
каким-то предлогом прогнала эту бесстыжую Жюли.
Агнесса продолжала бушевать, а я смотрела на нее и не могла поверить.
Так вот какие видения у монахинь этой обители! И ведь все они из лучших
семей, а слава монастыря Святой Н. гремит на всю Францию! Что же тогда
творится в других монастырях, не таких знаменитых? Страшно даже подумать об
этом. Не может быть и речи о том, чтобы остаться здесь хоть на одну лишнюю
минуту!
Приняв такое решение, я, как могла, успокоила Агнессу и извинилась
перед ней за свои сомнения. Не знаю, поверила она мне или нет, но сделала
вид, что поверила. Приближалось время вечерней трапезы, и мы с ней
расстались. Во время ужина я с огромным трудом заставляла себя сидеть рядом
с сестрами, которые еще вчера казались мне воплощением всех добродетелей.
Ночь я провела без сна, благодаря Господа за то, что он вовремя предостерег
и спас меня.
На следующее утро я, грустная и заплаканная, пришла к аббатиссе и
сказала, что получила известие о болезни своего отца, и мне необходимо
немедленно ехать к нему. Надеюсь, Господь простит мне эту ложь ради
спасения. Аббатисса выслушала меня с пониманием и дала разрешение на отъезд.
Час спустя я уже выезжала за ворота монастыря. Белый монастырь на холме
казался таким же мирным и прекрасным, как недавно, но теперь я знала, что
это лишь видимость, что на самом деле он напоминает прекрасный плод, внутри
которого гнездятся черви. О, я была так счастлива вырваться из этой обители
порока!
И вот я здесь. О, дорогой отец, простишь ли ты меня? Моя мечта о
служении Господу в тихой обители повержена в прах. Я никогда, никогда больше
по своей воле не переступлю порог ни одного монастыря. А что до моего
будущего - решай сам, отец. У меня нет теперь ни сил, ни права что-либо
требовать от тебя. Я даже думаю, что самое лучшее для меня - поскорее выйти
замуж.
Истина
Ох, проповедник, шел бы ты своей дорогой, пока я не взялась за вилы! И
никакая я тебе не сестра! Я вас всяких навидалась: пресвитериан, якобинцев,
ковенантеров, баптистов, квакеров... Были и другие разные: камеронцы,
макмилланиты, русселиты, гамильтонцы, гарлеиты, эрастиане - всех и не
упомнишь! Ты-то кто из них? Гоуденит? Про таких, слава Богу, пока не
слыхивала.
Нет, не надо мне толковать об истине. Истина в том, что все вы
перегрызлись, как бешеные псы, решая чья вера правильней. И из-за вашей
грызни вся страна теперь истекает кровью, а сосед ненавидит соседа. Вон
недавно Дэйв Сэдлтри чуть не убил Джона Харди и отказался выдать дочь за его
сына - не сошлись, вишь ты, в богословском вопросе! А у девчонки уже и
приданое было готово. Вы ведь и простых людей, что вам доверились, втянули в
свои дрязги. Будь уверен, на Страшном Суде Господь вам припомнит, как из-за
вашей богословской чепухи лилась кровь.
Нет, спасибо, не надо меня ничему учить - и так ученая. У меня два
сына погибло из-за таких болтунов. Пришел пуританский проповедник,
доказывал, что их вера самая истинная, плакался на притеснения и гонения.
Мои молодцы ему и поверили. "Мы пойдем, - говорят, - мама, отстаивать
истинную веру!" Я тогда глупее была, потому ответила: "Ну, что ж, идите, с
Богом!" А надо было не пускать, хоть по рукам и ногам связать, но не
пускать! Тогда я не осталась бы на старости лет одна, а сыночки мои не
сгинули бы у Босуэл-бриджа.
Хочешь я скажу тебе, где настоящая истина? Я ведь немало пожила на
свете и повидала немало - что-то да начала понимать, хоть и не ученая.
Истина в том, чтобы жить честно и трудиться на своей земле, а если придут
умники и болтуны - гнать их взашей! Ну что, сам уйдешь, или сходить за
вилами?
Тень королевы Хуаны
Угрюмая крепость Тордесильяс, принадлежащая испанской короне. По
мрачной комнате, освещенной лишь несколькими тусклыми факелами, мечется
странный призрак. Бледная, увядшая старая женщина, глаза полны тоски и боли.
Ее седые волосы давно не чесаны, черное платье обтрепалось. Ломая руки, она
кругами бродит по комнате и безостановочно что-то бормочет.
"Да, это я - королева Испании, я, я! Карл не может быть королем, он
всего лишь принц, а истинная королева - я, и только я! Они все боялись меня
- Фердинанд, Филипп и Карл - боялись и не любили - почему, за что? Ну да,
они сами хотели править Испанией, а от меня избавились, предали. Фердинанд,
Филипп и Карл - отец, муж и сын - все они виновны в предательстве. А я их
так любила!
Говорят, я безумна. Это ложь! По крайней мере, было ложью, когда меня
здесь заточили. Сейчас, наверно, это стало правдой. Но кто бы смог провести
в заключении сорок лет, бесконечные сорок лет, и не повредиться умом? Если я
и сошла с ума, то по их вине.
Первый - Филипп, мой муж, эрцгерцог Бургундский, белокурый молодой
красавец. Он всегда был первым в моем сердце, и он же первый предал меня.
Меня выдали за него шестнадцатилетней девчонкой, и я была влюблена без
памяти. Увы! У красавца Филиппа был один недостаток - у него не было
сердца. Смыслом его жизни были хорошенькие женщины. Поэтому вскоре после
нашей свадьбы он оставил меня в Испании, а сам уехал во Фландрию, где
окружил себя целым сонмом прелестниц. А в это время я страдала, тосковала по
нему, не могла ни спать, ни есть. Когда же, наконец, я смогла приехать к
нему, он и не подумал изменить свое поведение. Его фаворитки постоянно
мозолили мне глаза. Они думали, испанская принцесса станет терпеть такое!
Однажды я заметила, как одна из этих девок прячет за корсаж записочку от
моего мужа. Я попыталась отнять ее, но нахалка оказалась проворнее -
выхватила записку из моих рук и проглотила. Не помня себя от ярости и
унижения, я схватила ножницы и принялась кромсать ее локоны. Эта гадина
осмелилась защищаться - тогда я пырнула ее прямо в бесстыжее лицо! Потом я
приказала обрить ее наголо, чтоб другим было неповадно. Филипп был разъярен.
Он и не подумал посочувствовать мне, наоборот! Сраженная его жестокостью, я
слегла в постель с горячкой. Тогда и поползли первые подлые слухи о том, что
я лишилась рассудка. Теперь-то я понимаю, что распускал их сам Филипп...
Вскоре после этого умерла моя мать Изабелла, завещав мне, своей
единственной наследнице, корону Кастилии. Тут на сцене появился второй -
мой отец, Фердинанд Арагонский. Невозможно передать словами все те уважение
и любовь, которые я к нему испытывала. Но для него испанская корона была
дороже человеческих чувств. В завещании моей матери был пункт, по которому
власть переходила к Фердинанду, если я "окажусь неспособна править" - им-то
он и воспользовался. Объявив, что я слишком слаба здоровьем и повреждена
умом, чтобы быть королевой, он собрался занять мое место. Но тут Филипп
вспомнил, что он мой муж и тоже имеет права на корону. Он был не против
того, что я сумасшедшая, но выводы сделал совсем другие. Король Кастилии -
по праву он, Филипп. И два бесчестных властолюбца сцепились насмерть.
Два года они не могли решить, кто же из них король. Я, настоящая
королева, была для них пустым местом. Все это так ранило меня, что я
совершенно растерялась и не знала, что и предпринять. Поддержать отца? Или
мужа? Но ведь ни один из них не поддерживал меня! Бороться самой за власть?
Против отца и мужа? Не знаю, можно ли было тут что-то решить. Я не смогла.
Вся эта безобразная история могла длиться еще много лет, если б судьба
не пошла навстречу Фердинанду. Неожиданно Филипп заболел оспой и умер. Я
продолжала любить мужа, несмотря ни на что, и его смерть сразила меня. Не
успела я похоронить супруга, как мой отец прибыл ко мне. О, не для того,
чтобы меня утешить. Воспользовавшись моим горем и растерянностью, он обманом
завлек меня в крепость Тордесильяс, где и оставил пленницей. Господи, помоги
мне...
Когда я поняла, какое страшное предательство совершил мой отец,
отчаянье мое не имело границ. Я перестала есть, спать, следить за своей
внешностью. Мои враги использовали все это как лишнее доказательство моего
безумия. Что бы я ни сказала, что бы я ни сделала - все истолковывалось
так, и только так.
Бог покарал Фердинанда, лишив его наследников, и ему пришлось оставить
королевство моему сыну, Карлу. Кому угодно, лишь бы не мне!
Муж и отец отплатили за мою любовь черным предательством. Теперь настал
черед предательства сына. Карл, заполучивший трон, не собирался
восстанавливать мои права. Не собирался он и освобождать меня из заточения.
За все эти бесконечные годы он всего лишь раз удосужился навестить меня. Я
никогда не забуду его взгляд, полный отвращения и презрения. Да, я отощала и
подурнела от беспрерывных душевных мук, и платье на мне было старое, но я
была его мать! Кто бы мог предугадать такую черствость в том милом мальчике,
каким я его помнила...
Быть может, Карл освободил бы меня, если б я отказалась от своих прав
на корону. Но я повторяла, повторяю и буду повторять до самой смерти:
королева Испании - я! Пусть я сошла с ума, но им не удалось сломить меня.
Фердинанд, Филипп и Карл. Три проклятых имени, три гнусных предателя.
Отец, муж и сын. Господи, позволено ли мне призывать проклятие на их
головы?!"
Две Афродиты
Весна, вечерний воздух нежен, как прикосновение материнской руки.
Пахнет медом. Цветы соревнуются друг с другом в красе и пышности. Весь мир
кажется живым и теплым. В такие дни люди вспоминают о богах не ради
исполнения своих просьб, а просто из благодарности.
Маленький белый храм стоит на вершине холма. Кажется, он был здесь
всегда - так совершенно гармонируют его формы с природой. Стройный ряд
колонн с ионическими рожками - издалека их вертикальный рисунок похож на
складки девичьего хитона. Легкий, словно облачко, портик. Простота и
изящество храма Афродиты Урании поражают каждого.
Внутри храм еще меньше, чем казался снаружи. Он пуст: прекрасные жрицы
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг