равно был испорчен.
На другой день выяснилось, что предостережение оказалось не
напрасным. У Петра Егоровича нехорошо засосало под ложечкой, еще
только он увидел обитую толстым железом дверь приемного пункта, на
которой было вывешено коряво написанное объявление - "Учет".
- Как же так, учет, - бормотнул Петр Егорович, виновато взглянув
на зятя. - Я же договаривался.
Ему очень хотелось сказать: "Разворачивай, милый, и давай отсюда",
но вместо этого он на негнущихся ногах подошел к металлической двери и
тихонько постучал.
Дверь открыли сразу же, как будто только и ждали этого тихого
стука.
- Вам кого, гражданин? - высунулся из-за двери уверенный молодой
человек в штатском.
- Мне? - переспросил растерявшийся Петр Егорович. - Это... мне...
бутылки сдать.
- Вы же видите - "Учет". А может, вам Амир нужен? - молодой
человек пристально посмотрел Петру Егоровичу прямо в глаза. - Может,
вы насчет чего договаривались?
- Не договаривался я! - крикнул Петр Егорович и почти побежал
назад к машине, чувствуя на своем затылке колючий взгляд.
Он плюхнулся на сиденье и коротко скомандовал зятю:
- Гони!
Зять послушно рванул машину с места и только уже на улице, в
потоке других автомобилей, спросил:
- А что, собственно говоря, случилось? Может, в другом месте
сдадим.
- Нет, домой, домой, - приговаривал Петр Егорович, вращая
подъемник стекла, словно пытаясь отгородиться от всего, что оставалось
вне кабины. - Домой!
Отпустив зятя с пустыми бутылками мотаться по городу в поисках
другого приемного пункта, Петр Егорович решительно подошел к серванту
и вытащил шарик из соусника. Потом он прошел в совмещенный санузел,
присел на край ванной и покатал шарик по ладони.
Голая электрическая лампочка ярко отражалась в розовой лысине
Петра Егоровича и на темно-зеленой поверхности шарика. Петр Егорович
еще раз глубоко вздохнул, прокашлялся, как на сцене перед микрофоном,
и ровным голосом, чуть не по слогам - так разговаривают с плохо
понимающим иностранцем - спросил:
- У меня полугодовой отчет не готов. Что мне за это будет?
- Премия тебе за это будет, - с готовностью отозвался шарик. -
Отчет сделает Аверьян Михайлович и через две недели уйдет на пенсию.
- Правильно отвечаешь, - задумчиво произнес Петр Егорович. - Это
ты правильно говоришь.
Он еще раз близоруко рассмотрел шарик. С виду ничего особенного.
Гладкий. Хоть бы надпись какая была, типа "Мэйд ин..."
"Отечественный, что ли? - подумал Петр Егорович. - Не может быть".
Шарик молчал.
- А вот скажи, - вновь прокашлялся Петр Егорович, - что Аверьяну
Михайловичу подарят при выходе на заслуженный отдых?
- Цветной телевизор подарят, как старейшему работнику и активному
общественнику по профсоюзной линии, и еще, как наставнику молодежи.
- Ну это ты врешь! - рассердился Петр Егорович. - Про телевизор я
бы знал.
Он помолчал немного, ожидая возражений, но не дождался.
- Так-то, - внушительно обратился он к шарику. - А то -
те-ле-ви-зор!
Петр Егорович привычно водворил говорящий шарик на место в сервант
и, немного успокоившись, пошел на кухню посмотреть, что Мария
Николаевна готовит на обед.
После этого дня сомнений насчет шарика у Петра Егоровича не
оставалось. Точно, говорящий. И даже иногда правду. Последнее
предсказание насчет телевизора позволяло все же сомневаться в том, что
прогноз на то или иное событие бывал верным, но в основном шарик не
врал. Теперь, когда Петр Егорович уверился, что по случайному капризу
судьбы стал обладателем редкого сокровища, он перестал мучиться
раздумьями о собственном неблагополучном здоровье, а занялся
составлением обширной программы вопросов, ответы на которые могли бы
принести ему ощутимую пользу. Мучило, правда, то, что шарику не всегда
можно полностью верить, но это, размышлял Петр Егорович, в принципе не
так уж важно. Главное, сделать вовремя поправку плюс-минус, а
остальное - дело техники.
Не давало покоя и еще одно обстоятельство, откуда такой говорящий
шарик мог вообще взяться в нашем реальном мире, отучившемся верить в
чудеса. Но здесь ни к какому разумному выводу Петр Егорович так и не
пришел, и на время закрыл для себя этот вопрос, как бесперспективный.
Теперь Петр Егорович не торопился. То, о чем он собирался
спросить, требовало правильного расчета, так как предсказывающий
будущее шарик все же не волшебная палочка. Он не достанет по мановению
руки престижную машину "ГАЗ-32", не выдаст крупную сумму на мелкие
расходы, но при верном подходе к делу из предсказаний можно будет
извлечь немалую пользу.
Каждый вечер, а иногда и утром, перед уходом на работу, Петр
Егорович проверял теперь, на месте ли его карманный оракул. Таскать
шарик с собой Петр Егорович не решался из-за боязни его потерять. Стал
он почему-то подозрителен и суеверен, на жену, не понимающую внезапной
перемены в поведении мужа, поглядывал с недоверием.
Мария Николаевна болезненно воспринимала его постоянную теперь
раздражительность и потихоньку бегала к соседям (Аверьяну Михайловичу
и его супруге) жаловаться на Петра Егоровича, отчего настроение
последнего отнюдь не улучшалось.
Аверьян Михайлович воспринял перемену в Петре Егоровиче чисто
по-мужски.
- Петр, - начал он как-то на работе, когда никого из сослуживцев
рядом не было, - ты только не подумай чего, я тебя понимаю. Но вот
посмотри на меня, я тоже когда-то думал так же. Даже женился на ней,
молодой... Да... А теперь видишь тут, - он провел руками по
ввалившемуся животу, - и тут, - он указал на мешки под глазами. -
Ночами ведь не сплю, все думаю, чем ей еще угодить. Измучился весь и
все боюсь, что вдруг она к другому уйдет. А Мария Николаевна у тебя
женщина хорошая, всю жизнь, считай, вы с ней душа в душу прожили.
Одумайся, Петр.
- А, черт! - ткнул пальцем мимо калькулятора Петр Егорович, не
ожидавший, что его поведение и жена и сослуживцы расценят именно таким
образом. - Провалитесь вы все пропадом!
Он выскочил из-за полированного стола и побежал в медпункт просить
валидол. До этого на сердце он никогда не жаловался.
Через два дня институт провожал Аверьяна Михайловича на пенсию.
Говорили много и хорошо, а Долгов стеснялся, как десятиклассница,
получающая аттестат. И под конец под дружные аплодисменты в зал
втащили цветной телевизор, здоровый, как несгораемый шкаф, и поставили
у ног юбиляра. Подарок был полной неожиданностью и для Аверьяна
Михайловича, и для сотрудников его отдела. Но руководство института
рассудило иначе. Тридцать лет бессменной работы, прекрасные деловые
качества и все, что полагается вспоминать в подобных случаях,
позволили выделить некоторую немалую сумму на ценный подарок. Сюрприз
удался. Скупая слеза умиления потекла по ввалившимся щекам Аверьяна
Михайловича, и первые его слова благодарности совпали с хлопком
дверью, которую с силой припечатал убегающий из зала Петр Егорович.
- Ах, так! - мстительно приговаривал себе под нос Петр Егорович,
сжимая скользкий поручень троллейбуса. - Значит, телевизор! Хорошо!
Что он вкладывал в это "хорошо", он и сам не знал. Но звучало это
угрожающе.
Отодвинув в сторону Марию Николаевну, как отодвигают с дороги
стул, Петр Егорович, войдя в квартиру, первым делом стремительно
подошел к серванту и, вытащив на свет шарик, шваркнул соусником об
пол. Затем он быстро прошел в санузел и закрыл за собой дверь. Мария
Николаевна робко дергала ручку двери и тихо шептала:
- Петя! Петечка! Может, "скорую" вызвать?
- К черту "скорую"! - рычал Петр Егорович, умащиваясь на краю
ванной. - Всех к черту!
- Ну, говори! - раздувая ноздри, обратился он к шарику. - Что
подарят мне перед пенсией?
- Набор зимних удочек. Для подледного лова, - как показалось Петру
Егоровичу, издевательски ответил шарик. - С комплектом блесен.
- А ему, значит, телевизор?
- По труду и почет, - быстро отреагировал шарик, не чуждающийся,
как оказалось, газетных штампов.
- Ах, по труду. А я, стало быть, Тунеядец? Может, мне и пенсия не
полагается?
- Пенсия полагается, - с сожалением констатировал оракул.
- Ладно. Отвечай. Только быстро. Какие номера будут выигрышными в
следующем розыгрыше спортлото?
В ответ раздались частые гудки, как бывает, когда номер абонента
занят.
- Какие номера? Какие!!!
- Ту-ту-ту...
- Издеваешься? Погоди!
Петр Егорович выскочил из санузла, едва не сбив с ног притаившуюся
у двери и заливающуюся слезами Марию Николаевну, и бросился к ящику с
инструментами. Выбрав из двух домашних молотков тот, что побольше, он
вышел на лоджию и, положив на чурбачок для рубки мяса тонкую стальную
плиту, хранившуюся тут же на всякий случай, установил на нее шарик
так, чтобы не скатился, и устало спросил:
- Ну, говори...
Шарик молчал.
Петр Егорович поднял молоток, близоруко прицелился и долбанул изо
всей силы по шарику.
Спасло его то, что спружинивший при отдаче молоток просвистел в
каком-то миллиметре от уха, а Мария Николаевна, вбежавшая на лоджию
вслед за мужем, повисла на его руке всеми своими восьмьюдесятью
килограммами.
Поднять одной рукой и молоток, и Марию Николаевну Петр Егорович не
смог, а потому как-то сразу обмяк и покорно позволил увести себя в
спальню, раздеть и уложить в постель.
- С того самого дня, - услышал он, очнувшись после глубокого
нездорового сна. - С того самого дня, доктор.
Доктор - студенческого вида девица - нервно трепетала ресницами,
заполняя какой-то бланк.
- Сядьте, больной, - скомандовала она, прекратив вести запись. -
Расстегните пижаму.
Она потыкала в грудь и спину больного холодным кругляшком
стетоскопа, оттянула ему нижние веки и посмотрела на белки.
Всей кожей Петр Егорович чувствовал, как он ей надоел. Может быть,
и не он лично, но все же и он, как олицетворение тех десятков больных,
которых она вынуждена осматривать ежедневно, с их дурацкими, на ее
взгляд, жалобами и просьбами.
- Я ни на что не жалуюсь, доктор, - сказал он, глядя куда-то в
сторону. - Я - здоров.
- Что же вызывали-то тогда? - возмутилась девица. - Да еще срочно.
- Ну, народ... - раздалось уже из прихожей. Хлопнула входная
дверь.
Сломить Петра Егоровича оказалось не так-то легко. Потерпев
неудачу, он не отказался от решения добиться нужных ответов от
говорящего шарика во что бы то ни стало. Первым делом после ухода
доктора он прошел на лоджию и, пошарив по углам, отыскал спрятавшийся
за пластмассовые бутылочные ящики шарик. В том, что тот именно
спрятался, а не закатился туда случайно, Петр Егорович был уверен:
"Это такая сообразительная тварь!" Потом он расчетливо наведался к
Аверьяну Михайловичу, поздравил с подарком, посетовал, что из-за
плохого самочувствия не смог помочь доставить подарок домой, убедился,
что телевизор прекрасно работает, и вернулся к себе в квартиру. Два
раза за вечер он закрывался в санузле и уже шепотом, чтобы не
тревожить понапрасну Марию Николаевну, спрашивал шарик про выигрышные
номера. Других вопросов он не придумал, а на эти шарик упорно не
отвечал. Тогда Петр Егорович позвонил домой своему начальнику отдела и
попросил день в счет очередного отпуска по семейным обстоятельствам.
Утренняя электричка посреди рабочей недели была почти пуста.
Солнечные зайчики прыгали по желтым деревянным сиденьям, в открытые
форточки на коротких остановках врывались голоса птиц. Петр Егорович
сидел прямо, положив ладони на колени. Лазить в карман и дотрагиваться
до шарика он не решался. Стало уже давно понятно, - чтобы шарик
заработал, необходимо взять его в руку.
Дача была далеко. В этом были ее преимущество и недостаток. Хорошо
то, что их кооператив разместился в наполовину покинутой для городской
жизни деревне. У оставшихся в деревне колхозников легко можно было
купить молоко, приобрести нужные товары в магазине. А плохо то, что
слишком уж долго добираться. Но сейчас неблизкий путь был Петру
Егоровичу на руку - есть время подумать.
- "Спортлото" - это само собой, - размышлял он. - Ну, еще, скажем,
дефицитные товары, когда и где появятся. Об этом тоже надо спросить.
Да, вот еще, про изменения цен, вдруг что подорожает. И не забыть бы -
разведется дочка с этим оболтусом или нет? Что-то у них недружно
последнее время. Может, еще не поздно его по общественной линии...
На даче, не открывая дом, Петр Егорович прошел прямо к сараю с
инструментами, он же служил мастерской, и, вытащив шарик из кармана,
встал у верстака. Покатал горошину по ладони и как можно мягче сказал:
- Ты... это, не сердись за вчерашнее. Сгоряча я. Давай
по-хорошему. Ты мне - номера, я тебя - обратно в гнездо. И разойдемся
миром. Значит так, последний раз спрашиваю.
Шарик не отвечал. Он игриво посверкивал на солнце полированным
бочком, глухой к просьбам Петра Егоровича.
"Может, испортился?" - испугался Петр Егорович.
- У Аверьяна Михайловича жена молодая, - быстро проговорил он. -
Так как, изменяет она мужу или нет?
- Не изменяет, - живо отозвался шарик. - Любит она его.
- Не изменяет, - огорчился Петр Егорович. - А какие номера в
следующем...
- Ту-ту-ту... - принялся шарик за свое.
- Что ж, - мрачно сказал Петр Егорович, - сам напросился.
Он некрепко пока зажал шарик в здоровенные слесарные тиски и,
взявшись за ручку, с надеждой спросил:
- Так какие...
- Ту-ту-ту...
Петр Егорович прикрутил тиски покруче.
- Ту-ту-ту...
- Вот тебе, вот, - свирепо приговаривая, Петр Егорович все сильнее
и сильнее сжимал тиски. - Вот!
- Крак!!
Винт тисков не выдержал и сломался, шарик выпал на верстак и
покатился к краю, но Петр Егорович прытко накрыл его ладонью.
- Боже ж ты мой! - почти простонал он, глядя на такой ценный и
такой бесполезный в его руках предмет. - За что ж ты меня так, а? О
чем же тебя спросить, проклятого?
Он помотал головой и начал задавать вопросы быстро, как
следователь на допросе, желающий запутать внимание допрашиваемого и
заставить его проговориться.
- Снимут наконец нашего начальника отдела по моему письму или нет?
- Не снимут. Через полгода замдиректора института будет.
- Цены на сахар повысятся?
- Ни на копейку.
- 0-о! Зачем же я набрал-то его столько!
Петр Егорович забегал вдоль верстака, держа говорящий шарик на
ладони, словно уголек.
- Ну хорошо. Выберут меня на будущий год председателем дачного
кооператива?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг