- А как ты меня увидишь? - засмеялся старик. - Я рано встаю, а ты
всегда поздно... Что ты, Максим, собираешься делать?
- Хочу пересадить тенелюбивое растение.
- Посреди лета хочешь пересадить деревце? Да еще утром?..
- Значит, Аннадурдиев, так надо! - не разгибаясь, грубо ответил я
старику.
- Не понимаю, зачем ты копаешь под самой айвой? - удивился он.
- Я же, Рахмет, тебе сказал, что это тенелюбивое растение!!
- Но ты, Максим, порубишь корни айвы!..
Мы препирались с ним, может, минут пять. Мне давно уже надо было
вернуться в дом, к пострадавшему, а я, похрустывая корнями, не разгибаясь,
упорно продолжал копать яму просто потому, что старик не уходил. А надо
было сдернуть с алмаза коврик - и пусть Аннадурдиев увидит, какое это
тенелюбивое растение! И сказать, что я натворил.
- Максим, зачем ты копаешь такую глубокую яму? Ты же совсем погубишь
айву!
- Слушай, Рахмет, не твое дело! Надоело болтать. Уходи! "Почему рано? -
передразнил я его. - Почему летом?.."
- Ай, Максим!.. Ай, Максим... - качая головой, затянул старик. - Какой
ты стал... А я думал, студент будет совсем культурный человек...
"А ведь эта глубокая яма, - подумал я, - может стать доказательством
того, что рыл я ее, чтоб закопать в ней фотографа".
Как ни странно, появление Аннадурдиева отрезвило меня. Шоковое
состояние почти прошло.
Я бросил лопату и побежал в дом.
- Ну и хитер, оказывается, паршивец!.. - услыхал я дядин голос. - Ну и
молодец! Ох и молодец!.. Неужели что-нибудь понял?..
Я вошел в комнату. Дядя на коленях стоял перед неподвижным Кобальским.
Он быстро и, как показалось мне, настороженно глянул на меня.
- А-а, это ты, Максим... Я даже не слыхал, как ты вошел.
- Я босиком, - растерянно ответил я. - Про кого это вы, кто паршивец?
Нарушив тягостное молчание, дядя спросил:
- Откуда он здесь, этот несчастный?..
- Это фотограф, который всю ночь звонил мне... У него сотрясение
мозга...
- Какое там сотрясение!.. - в отчаянии качая головой, простонал дядя. -
Вот этим страшным предметом... ты его по голове?
- Молоток отскочил от алмаза... - сказал я. - Надо вызвать врача. И
позвонить в милицию...
Я снял трубку.
- Обожди, обожди, дружок... - Приблизился ко мне дядя, взял трубку из
моих рук и положил ее на рычаг. - Ты видишь, провод у стены соединен? Я
звонил, вызвал врача. А в милицию звонить не надо! В нашем горе милиция
ничем нам не поможет.
Дядя склонился над телом, потрогал его.
Я тоже прикоснулся к руке несчастного. Она была твердой и странно
неподатливой, но очень теплой.
- Он совсем не холоден, - сказал я. - Только бы побыстрей приехал врач.
Я пойду... Надо сказать хотя бы старику Рахмету.
- Максим, ты этого не сделаешь. Ты представляешь, на сколько меня здесь
задержат? И вообще... А мне нужно в Хорезм!
- Вы говорите о замке Шемаха-Гелин?.. - лепетал я.
- Да. Я посвятил поиску развалин замка Шемаха-Гелин всю свою жизнь. И
теперь, на склоне моих лет, когда победа уже близка, все может рухнуть.
- При чем здесь развалины, когда такое несчастье!..
- Послезавтра расскажешь все, как было. Только не втягивай во все это
меня! - раздраженно потребовал он.
- Как это послезавтра, если сосед Рахмет видел, что я в саду копал яму!
И вообще я ничего не хочу скрывать!
- Ты копал яму? - насторожился он. - Правильно! Твой дурацкий алмаз
нужно спрятать. Иди и поскорей закопай его в ту яму. Да поглубже! Чтоб его
никто не видел и не нашел, пока я не уеду. Вот ведь недаром говорят, что
незарытый алмаз часто приносит несчастья... Да, кстати... Проверь,
действительно ли это алмаз. Попытайся чем-нибудь оставить на нем царапину.
Или разбей его. Если разобьешь, значит, это не алмаз. И нам нечего будет
бояться, будто мы фотографа ударили из-за его алмаза. Тогда и закапывать
нечего!.. Да пошевеливайся, надо узнать, что это такое он принес. А я
врача пока тут подожду.
Я взял молоток, вышел из дому и направился в сад, к большой айве.
"Как же так, - лихорадочно соображал я, - что же происходит?.. Дядя
утверждал, что вызвал по телефону врача, а сам теперь просит подождать
хотя бы до завтра, не сообщать в милицию. Ясно, что и без моего звонка его
задержат. Значит, врача дядя не вызвал?.. Но ведь кому-то он звонил?"
Я едва соображал.
И зачем теперь закапывать алмаз? Как без него объяснить причину тяжелой
травмы фотографа Кобальского? И тогда получится, что удар молотком
произошел не в результате инерционной противосилы, а из-за каких-то тайных
побуждений - моих или дядиных...
Да алмаз ли это в самом деле?
Подошел к большой айве. Алмаз был полуоткрыт. Значит, старик
Аннадурдиев видел, что завернуто в коврик. Но, может быть, второпях я так
его и оставил, полуоткрытым?..
Я быстро завернул алмаз, отошел за дерево. Прозрачный камень скользнул
из коврика, упал на землю.
Да, ничего подобного мне встречать еще не приходилось. Переворачивая
глыбу с боку на бок, я видел, как в ее глубине переливаются причудливые
волны глубоко разреженного и концентрированного света. На ребрах
непрерывно вспыхивали и гасли белые и цветные искры.
Надо было чем-нибудь твердым оставить на грани алмаза царапину. А, вон
он, кристаллический скальный осколок. Я схватил кремень и, напрягаясь,
стал тереть им по гладкой поверхности - ни единой царапины, несмотря на
все мои усилия." Кремень скользил по зеркально-гладкой плоскости словно
деревяшка по стеклу. Я убеждался в этом и в пятый и в десятый раз: да,
похоже, это был настоящий алмаз, а не обломок какого-нибудь дешевого
минерала. Не желая мириться с безусловным фактом, надеясь на чудо - что
это не алмаз, а что-то так себе!.. - я принялся изо всей силы, ничуть
больше не опасаясь старика соседа, лупить по драгоценному камню тяжелым
молотком, и тот безостановочно ударялся о плоскость и, увлекая руку,
молниеносно, высоко летел вверх.
За этим занятием они меня и застали. Легко ли себе представить - оба!
- Максим, он жив! - подбегая ко мне, восклицал дядя Станислав. -
Смотри, кто идет! Он живой! Живой!..
- Вы целы?! - не помня себя от радости, вскочил и закричал я - И
невредимы?? Это же чудо! Неужели это возможно? Вы живы-здоровы!
- Хоть бы что! - подходя ко мне, улыбаясь, выпалил Кобальский. - Жив и
здоров, кость от кости!
- Вот хорошо-то! - радовался я. - Но с вашими ушами что-то сделалось?!.
В самом деле, уши у Кобальского, как мне казалось, стали меньше, а по
краям, по контуру, они словно бы чем-то были изъедены.
- А, ерунда... - задумчиво потрогав себя за ухо, махнул он рукой. -
Следы ботулизма. Многократно случалось отравляться органикой. Да и
обмораживать приходилось. Ну так что, в путь?
- Да, да, конечно! - с радости, что он цел и невредим, закивал я
головой. - Я рад вам помочь.
- Автомобиль у вас на ходу, плавать вы умеете, - резюмировал
Кобальский. - Но есть одно "но": человек, который согласится оказать мне
помощь, должен быть разумным и покладистым, а не легкомысленным и
вздорным, каким, например, ты, молодой человек, показал себя ночью, когда
я тебе звонил.
- Мой племянник, - широко, дружелюбно улыбаясь, воскликнул дядя
Станислав и локтем подтолкнул меня в спину, - в грязь лицом больше не
ударит! Да и набрасываться на вас с молотком не будет!..
Дядя захохотал, мы тоже засмеялись.
- Куда мы поедем? - спросил я.
- Сначала отъедем от города километров на пятнадцать, до глиняного
холма, где, ты знаешь, проходит линия высоковольтной электропередачи. Туда
для эксперимента надо отвезти оптическую установку.
- И это все?
- Это главное. А потом... Потом двинем к Каспию, напрямик к заливу
Кара-Богаз-Гол.
- Вы с ума сошли! - удивился я. - Напрямик до Кара-Богаз-Гола больше
полтысячи километров, а вы хотите по пескам и такырам добраться до берега.
У меня ведь старый "Москвич", первого выпуска. Он в хорошем состоянии,
но...
- Ну это уж мое дело, молодой человек, доберемся мы или не доберемся, -
самонадеянно возразил Кобальский. - Думаю, что все-таки доедем!.. - И
засмеялся, глядя на дядю.
- Да и отец, - засомневался я, - за такое дальнее путешествие меня не
похвалит. Машину он бережет...
- Автомобиль останется целым и невредимым, - заверил меня Кобальский. -
Уверяю вас! Дальше, от холма, мы поедем на твоем автомобиле... ну не в
полном смысле слова, что ли... Итак, по рукам? - решительно спросил он
меня.
- "По рукам! Я не заставлю вас ждать, - твердо ответил я.
- Итак, минут через двадцать на углу, где аптека и ателье.
Мы скрепили уговор крепким рукопожатием. Дядя Станислав широкими
ладонями обхватил наши сжатые руки, молча, поощрительно потряс их и
решительно пошел в дом - досыпать.
Конечно, я понимал, что поспешность и подозрительная щедрость фотографа
вызваны острой необходимостью скрыть или ликвидировать какие-то прорехи в
его таймом замысле. Я лишь позже понял, что "слишком многое" из своих
намерений он рассказывает мне для того, чтоб скрыть самое главное. Меня
его эксперимент у холма очень заинтересовал, но и хотелось остаться дома,
потому что, словно невыносимый зуд, меня одолевало нетерпение: побыстрей
избавиться от ошибочного, досадного представления, какое сложилось у меня
о дяде. "Не может быть, - все твердил я, - что дядя Станислав такой
беспардонный человек... Конечно, я сам, можно сказать, ночь не спал,
отчего и раздражен - вот и кажется, будто от дяди несет развязностью
нравственно нечистоплотного человека... Но он ведь с дороги, устал и
поэтому тоже раздражен. А сильней всего, конечно, дядю и меня вывел из
равновесия по моей же вине происшедший несчастный случай с Кобальским..."
Да, необходимо было остаться дома и днем наконец увидеть дядю
Станислава таким, каким я его знал по рассказам отца и матери.
Но слишком велико было искушение разгадать Кобальского. Эта деятельная,
"широкая и щедрая" натура своим размахом заинтриговала меня самым
основательным образом. Я смутно догадывался, что его невероятная щедрость
лишь жалкие крохи со стола сокровищ совсем иного рода. Похоже, более чем
интересным и многое объясняющим обещал быть эксперимент у холма за
городом.
"Да, - подумал я, - неплохо было бы пригласить к холму дядю
Станислава..."
Я мигом собрался. Взял в дорогу кое-что поесть и выкатил свой
старенький "Москвич". Я все колебался: куда положить алмаз. Испробовав
немало мест, решил наконец свою невиданную драгоценность закопать
где-нибудь в сарае.
Расхлябанную дверь пришлось несколько раз сильно толкнуть и
пробороздить ею по чему-то визжащему и громыхающему, прежде чем она
открылась. Было чему удивиться: земляной пол перед дверью был завален
грудой каких-то черепков коричневато-серого и грязно-желтого цвета. На
груде лежал молоток. Черепков было ведер пять-семь. Я не мог понять:
откуда взялись здесь эти обломки, ведь рано утром, когда я бегал за
молотком, их тут не было!
Я по скользящим черепкам стал пробираться в глубь сарая, чтоб спрятать
там алмаз. Под моими ногами черепки слегка расползлись... и вдруг я под
ними увидел что-то зеленое. Я бросил алмаз и стал расшвыривать эти
странные обломки. Какая-то материя, тряпка... Я ее вытащил. Это были
зеленые диагоналевые брюки... Потом вытащил ботинок, шелковую сорочку, еще
один башмак с двумя носками в нем, майку и что-то еще. Сам собой возникал
вопрос: где же человек, который, может, совсем недавно носил все это?
Я побежал в дом. Дядя не спал. Он поливал комнатные цветы.
- Дядя Станислав, - решительно спросил я, - что все это значит в конце
концов? Что там за черепки в сарае?
- Это мои археологические трофеи. А что?..
- Такая груда трофеев?.. А чья под обломками одежда? Может быть, тоже
трофеи?..
- Максим, - невозмутимо остановил меня дядя, - спроси-ка, пожалуйста, о
какой хочешь одежде у своего фотографа Кобальского. Стыдно, Максим, так
вот, ни за что ни про что тиранить!.. Не успел дядя приехать, а тут!..
Я выбежал из дому. Вместе с чужой одеждой положил в багажник алмаз и
выкатил машину на улицу. "Уж лучше, - решил я, - съездить к холму без
дяди".
- Ты куда, Максим, собрался? - проходя с палкой по улице, спросил меня
Аннадурдиев.
- За кудыкины горы, дедушка Рахмет, - грубо ответил я старику.
- Не надо так, Максим. Не надо...
- Да что ты сегодня заладил: что да куда? На Каспий, Рахмет, поехал я.
На "Москвиче" на Каспий! Представляешь? - съязвил я.
- На Каспий? Значит, ты поедешь через Ашхабад?
- Нет, напрямик к Кара-Богаз-Голу.
- По пескам? Ай да Максим! Вот молодец! А я думал, ты заедешь в
Ашхабад. Ты ведь знаешь, там мой племянник живет. Думаю, вот Максим...
Я нажал на педаль газа, машина рванула и покатила вниз по улице.
Говорят, неспособность удивляться есть первый признак посредственности.
Не знаю, не думаю. Но на этот раз моя "способность" относиться к каким бы
то ни было удивительным вещам и редким явлениям спокойно-безразлично едва
не обошлась мне слишком дорого.
Фотограф вечером еще, после первого телефонного звонка, упоминал о
какой-то "новейшей генетике", вопросами которой он якобы практически
занимается. Тут бы только, отправляясь к глиняному холму, и вспомнить об
этом! Но я, кажется, готов был к встрече со всеми чудесами на свете, давно
все знал...
А достаточно было взглянуть хотя бы на чудовищных размеров, чистейшей
воды алмаз, чтоб ахнуть от удивления!
"Но... Может быть, такие алмазы уже давно есть, - упорно твердило во
мне что-то, - и удивляться тут особенно нечему, а досужее любопытство -
дело, известно, малосерьезное..."
Забавно - даже как бы странно! - но кое-чему удивиться мне все-таки
пришлось.
3
Кобальский ждал меня у бетонного столба на углу, где были аптека и
ателье. Он коротко отчитал меня за опоздание.
Наискось на другой стороне улицы перед открытыми воротами стояла
довольно странная тележка на четырех велосипедных колесах. В тележке
высилась наспех сколоченная из старых заборных и мебельных досок
прямоугольная вертикальная рама. Из рамы торчал огромный плоский футляр.
Еще в тележке лежал здоровенный, со всех сторон заколоченный фанерный
ящик.
Я сдал назад, подъехал к тележке. Мы молча, быстро прицепили ее к
автомашине и немедленно отправились в путь.
Всю дорогу мой пассажир что-то рисовал и высчитывал. Комкая, совал
исчерченный лист в портфель, доставал чистый и, покусывая губы, продолжал
в том же духе. Далеко за городом, когда мы повернули так, что солнце стало
бить нам прямо в глаза, я обратил внимание на нездоровую серость лица
Станислава Кобальского. Седоватая щетина на его подбородке была не то
клоками выстрижена, не то торопливо, неряшливо выбрита. А уши!.. На это я
мельком обратил внимание еще рано утром. Но тогда они не были так
изъедены, как сейчас.
Когда отъехали от города, я как можно спокойнее сказал:
- А знаете что, Кобальский. В сарае под черепками я нашел чью-то
одежду. Полный комплект.
- Ну и что? - фыркнул он.
- Ничего. Это ваша одежда. Я вас видал в ней не один раз.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг