И опять она привлекла к себе повышенное внимание, вызвала новый камнепад
упреков в антинаучности и приверженности к сенсациям. Уместно ли говорить
об антинаучности, если наука даже не обратила пока внимания на изучение
возможных следов инопланетных космонавтов древности? Можно ли говорить о
сенсационности как первопричине выступления фантаста? Кто же еще имеет
право на гипотезу, как не фантаст? Не подрезать же крылья фантазии, исходя
из взглядов сегодняшнего дня! Некоторые фантасты и критики от фантастики
считают, что "сенсационная гипотеза" вредна своей правдоподобностью, ибо
заставляет верить в недоказанное. Фантасту якобы положено публиковать
любые измышления, которые никого не взволнуют своей нелепостью. Другое
дело, если гипотеза задевает людей за живое, пробуждает всеобщий интерес.
Это уже "крамола", "сенсационность"! Очевидно, суть сенсационности в
затрагивании интересов наших современников, которые крайне чутки ко всему,
что может произойти с ними сейчас. Потому, может быть, и не взволновала
сногсшибательная гипотеза члена-корреспондента Академии наук профессора И.С.Шкловского и профессора Калифорнийского политехнического института
мистера Минского, высказанная на симпозиуме в Бюракане, о том, что
достижения ЭВМ-техники не только обеспечат создание искусственного разума,
но и предрекают замену человечества на Земле более совершенными, чем люди,
мыслящими кибернетическими устройствами. Несмотря на всю мрачность такого,
с позволения сказать, "прогноза", он не затрагивает интересов современного
человека. Когда-то это еще будет, да и будет ли!..
А вот общение с инопланетным разумом в прошлые века или даже в наши дни -
это уже нечто осязаемое, интересное, важное...
Однажды я обнаружил в своем почтовом ящике тетрадь с тщательно
выполненными чертежами. В ней говорилось о знаменитом древнем сооружении в
Англии - Стоунхендже. Рукопись была анонимной, но... убедительной.
Безвестный автор, геометрически анализируя план сооружения, воздвигнутого
почти четыре тысячи лет назад обитателями Британии (в каменном веке!),
обнаружил, что в этом плане заключены все параметры солнечной системы!
Невероятно, но достоверно, ибо может быть проверено кем угодно! Откуда
люди каменного века, строя свое капище или древнюю обсерваторию, не имея
телескопов, могли знать диаметры Земли, Венеры, Марса, Меркурия и
планет-гигантов? Как определили расстояние от Земли до Луны? Не руководил
ли постройкой кто-то, обладавший интеллектом неизмеримо высшим, чем
строители? Я показал рукопись знакомым ученым, предложил даже, будучи
действительным членом Московского общества испытателей природы, поставить
доклад. Но анонимные работы не докладываются. А спустя две недели в моем
ящике оказалась другая тетрадь, еще более глубоко раскрывающая затронутые
проблемы. Через месяц появилась третья, где был математически выведен
показатель "космической прогрессии", равно применимой и к микро- и к
макромиру. Я не знал, что делать с этим анонимным наводнением идей. Но
вскоре в 7 часов утра мне позвонил незнакомый голос и сказал, что говорит
автор опущенных в мой почтовый ящик рукописей.
- Неужели все это ерунда? - закончил незнакомец.
- Отнюдь нет, - заверил я. - Вы затрагиваете удивительно интересные
проблемы.
Он попросил разрешения посетить меня в тот же день в 10 часов утра. С
волнением ждал я его прихода. Должен заметить, что я был завален всякими
сообщениями о "контактах" с инопланетянами, якобы имевших место в наше
время. Очевидцы (никто так не врет, как очевидцы!) утверждали, будто
встречались с гуманоидами маленького роста, но похожими на людей. Велико
же было мое смущение, когда, открыв дверь, я увидел перед собой низенького
человека, вовсе не уродливого, пропорционально сложенного. Он
представился: Валентин Фролович Терешин, живет под Москвой и работает
программистом электронно-вычислительных машин.
Человек редкой скромности, он отказывался от публичных выступлений,
предлагая мне использовать в своих фантастических произведениях его
гипотезу о Стоунхендже. Но я уговорил его продолжать свою работу в научном
плане и связал Терешина с кандидатом наук Владимиром Ивановичем Авинским
из Куйбышева.
Через некоторое время В.И.Авинский сделал на секции физики МОИП от имени
Терешина и своего доклад, который был признан лучшим докладом года. А в
1980 году в ежегоднике "На суше и на море" появилась наконец и публикация
об открытиях советских ученых. Их работа выдвинута на соискание премии
МОИП.
Но Валентин Фролович Терешин был полон самых разных идей. Так, он принес
мне однажды "оду "пи" (почти разгадку квадратуры круга!). Решение это
оказалось настолько серьезным, что в "Науке и жизни" появилась совместная
заметка Терешина и заслуженного деятеля науки и техники, профессора
М.М.Протодьяконова, с которым я его свел, об удивительно простом и
доступном инженерном вычислении величины "пи" с любой, заранее заданной
точностью.
Ошеломлен я был и еще одной находкой Терешина. Как известно, в откопанном
археологами храме бога Ра в Египте обнаружили каземат, где замуровывали
будущих жрецов бога Ра и не выпускали их оттуда, пока они не решат выбитую
при входе в каземат геометрическую задачу. В наше время ее можно решить
лишь с помощью корней уравнения четвертой степени, найденных математиками
лишь сравнительно недавно. Как же решали задачу и выходили из каземата
древние египтяне? Терешин нашел ответ, и на эту тему мы с ним опубликовали
рассказ "Колодец Лотоса", где он пожелал выступить под романтическим
псевдонимом "Мариан Сиянин", намекая на то, что явился ко мне совершенно
так, как описано в моем давнем рассказе "Марсианин", который, по словам
Терешина, и привел его ко мне.
Гипотезы всегда насыщали любое мое фантастическое произведение, но,
конечно, отнюдь не были самоцелью. Так, еще в "Планете бурь", потом в
романе "Сильнее времени" и особенно в трилогии "Фаэты" доказывалось, что
мысль Циолковского о непременном расселении разума по вселенной применима
не только к Земле. Впервые я коснулся этого в рассказе "Взрыв", говоря о
попытке приземления инопланетного космического корабля в тунгусской тайге.
В романе "Сильнее времени" гостями из космоса на других планетах стали
люди коммунистической эры Земли.
О "Фаэтах" же, где речь идет о возможном перенесении разума из космоса на
Землю, надо сказать особо.
11. МОДЕЛЬ ГРЯДУЩЕГО
В начале семидесятых годов в Центральном Доме литераторов в Москве мне
привелось проводить встречу московских писателей с великим физиком нашего
времени Нильсом Бором, приехавшим в Москву вместе с супругой.
Леонид Соболев, вспоминая об этой встрече, писал, что А.П.Казанцев спросил
Нильса Бора, может ли взрыв сверхмощного ядерного устройства вызвать
спонтанную реакцию синтеза водорода в гелий в океанах планеты, то есть их
взрыв? Вопрос был задан неспроста. Ведь многие астрономы считают, что пояс
астероидов между орбитами Марса и Юпитера - это осколки когда-то
существовавшей планеты Фаэтон размерами с нашу Землю. Но что вызвало
разрушение планеты, если ее осколки не разлетелись, а остались на прежней
орбите? Лишь при взрыве океанов планета могла треснуть, развалиться на
куски, которые потом в течение тысячелетий дробились на более мелкие,
порождая рои метеоритов. Нильс Бор ответил:
- Я не исключаю возможности такого взрыва. Но если бы это и было не так,
все равно ядерное оружие надо запретить.
Он понял сразу все, и даже то, что Фаэтон мог быть населен разумной расой,
погубившей свою планету в братоубийственной ядерной войне.
Ответ Нильса Бора оказался тем толчком, который побудил меня написать
трилогию "Фаэты", где высказана (отнюдь не доказанная пока) гипотеза о
том, что человечество может происходить от космических переселенцев, в
силу обстоятельств не вернувшихся на родную планету (погибший Фаэтон!).
По словам известного писателя Вадима Сафонова, автор романа "Фаэты" с
исступлением проповедника не только дает выход экзотическим гипотезам, но
и борется за мир своим предостережением человечеству против "безумия
разума" на нашей планете, которая может разделить судьбу Фаэтона.
Встречи с такими учеными, как Нильс Бор и Лео Сциллард, помогли насытить
произведения волнующими идеями. Сциллард, как известно, подготовил
совместно с Эйнштейном письмо президенту США Рузвельту о необходимости
разработки атомной бомбы, а потом другое письмо (которое прочитал уже
Трумэн), с требованием отказаться от атомного оружия. После же взрыва по
приказу Трумэна атомных бомб в незащищенных японских городах Хиросиме и
Нагасаки выдающийся атомщик Сциллард порвал с областью науки, в которой
сделал так много, и обратился к науке о жизни - биофизике. Он стал
прототипом одного из героев романа "Льды возвращаются".
Но особенно плодотворными для меня как фантаста и автора книг "Завещание
Нильса Бора", "Подводное солнце" и "Сильнее времени" оказались возникшие
дружеские отношения и встречи с замечательным физиком нашего времени Ильей
Львовичем Герловиным. Имя его - создателя теории фундаментального поля -
будет когда-нибудь произноситься наряду с именами творцов теории
относительности. Герловин не отказался от теории относительности, она
вошла органически в его более общую теорию фундаментального поля. В свое
время Пуанкаре, Лоренц, Эйнштейн и др. ньютоновскую механику и
максвелловскую электродинамику сделали частными случаями теории
относительности. Я глубоко признателен и И.Л.Герловину, и его соратнику
профессору М.М.Протодьяконову, которые полетом своей фантазии ученых
окрыляли писательскую мечту, ибо, как сказал В.И.Ленин, фантазия присуща
не только поэтам, без нее нельзя было изобрести дифференциального и
интегрального исчисления.
Однако не только И.Л.Герловин, М.М.Протодьяконов и заокеанские гости
стимулировали замыслы моих новых романов. Незабываемое впечатление
произвел на меня крупнейший ученый, почитаемый всем миром, в ту пору
стоявший во главе советской науки, впоследствии дважды Герой
Социалистического Труда академик Александр Николаевич Несмеянов.
По поручению правления Центрального Дома литераторов я в сопровождении
ныне заслуженного работника культуры РСФСР Р.Я.Головиной отправился к
президенту Академии наук СССР с просьбой встретиться с московскими
писателями.
Я бывал уже в этом небольшом кабинете, который во время войны занимал
вице-президент Академии наук СССР академик Абрам Федорович Иоффе. Нас
встретил обаятельнейший человек с необычайно красивым лицом, высокий,
статный, Александр Николаевич Несмеянов. Он охотно согласился поделиться с
писателями своими мыслями и научными замыслами.
Отчетливо помню эту встречу. Тогда, в самом начале шестидесятых годов, я
заворожено слушал стратега науки. Он говорил о "проклятых вопросах
современности": перенаселении, нехватке пищевых продуктов, энергетическом
голоде (что ныне повергает западных ученых в уныние и беспросветную
тоску!). Он же рассматривал проблемы, разрешимые в самом непродолжительном
времени. Вооруженный высшей поэзией науки, поэзией цифр, он показывал, как
можно в наше время добыть не хватающее населению Земли количество белка. В
древности наши предки сначала охотой, потом занимаясь скотоводством и
земледелием, обеспечивали себя белком. Но коэффициент полезного действия
их "живых машин" - животных, растений - не превышал 10 процентов. Это
невыгодно. Между тем есть полная возможность получать полноценный белок на
микробиологическом уровне (КПД 90 процентов) и делать из него искусственно
всем привычные виды пищи, придавая им нужный вкус и аромат. Говоря о
перспективах и трудностях, в частности о консерватизме мышления, Несмеянов
указывал, что 80 лет назад человечество носило только "натуральную"
одежду, а теперь на 80 процентов одето в одежду из искусственных
материалов, без которых уже нельзя обойтись. Так же будет и с пищей. Но
когда?!
Меня больше всего поразило, что для уничтожения голода на Земле нет нужды
изобретать что-нибудь невероятное. Все уже найдено. Одноклеточные грибки -
дрожжи кандида - по составу своему и набору аминокислот не отличаются от
материнского молока. Вырастают эти грибки на тяжелых отходах нефти и
увеличиваются за сутки в весе в тысячу раз! Чтобы накормить все
человечество, понадобится израсходовать в год смехотворно малое количество
нефти - пятьдесят тысяч тонн, приготовляя из полученного белка все виды
пищи. В академическом институте, которым руководил академик А.Н.Несмеянов,
я имел возможность убедиться, что искусственная картошка ни по виду, ни по
вкусу не отличается от обычной, но обладает питательностью мяса, что
жареный искусственный бифштекс совсем такой же, как сделанный из свежей
вырезки. Кстати, к такому же убеждению пришли не только скептически
настроенные члены моей семьи, но и официальные дегустаторы, которые,
ничего не подозревая, поставили при испытаниях искусственные продукты выше
натуральных.
Вот она, "модель грядущего"! О ней и написал я через несколько лет новый
роман "Купол Надежды", посвященный академику Несмеянову. К сожалению,
вышел он уже с посвящением памяти замечательного ученого и стратега науки.
Перелистывая "Пунктир воспоминаний", я подумал: не слишком ли
благополучным представляет он мою жизнь? Отводя упреки, замечу, что
пунктир есть пунктир, он состоит из черточек и промежутков между ними. Все
просчеты, ошибки, горькие разочарования и невосполнимые потери приходятся
на эти "промежутки". А было их, пожалуй, куда больше, чем удач. Достаточно
сказать, что из четырнадцати вариантов "Пылающего острова" читателям выдан
лишь последний, да и тот коренным образом переработан, а все предыдущие
скрыты в промежутках между черточками пунктира.
Кстати, черту принято подводить и итоговую. В какой-то мере ею было
подписное издание собрания моих сочинений (в трех томах), выпущенное
издательством "Молодая гвардия" в 1977-1978 годах. И вот тут мне привелось
столкнуться едва ли не с наиболее приятной черточкой пунктира!..
На Кузнецкий мост к магазину подписных изданий меня не пропустил
милиционер, проезд был закрыт: толпа людей теснилась у магазина и толстой
очередью тянулась за угол к Большому театру. Я не удержался и спросил
милиционера:
- А что здесь такое?
- Подписка на Казанцева.
Я возгордился, но тотчас был низвергнут репликой прохожего.
- А! Фантастика! - презрительно сказал тот, махнув рукой. - Делать им
нечего!..
Но все-таки народ толпился. С трудом пробрался я в Лавку писателей на
Кузнецком мосту, где получил несколько абонементов на свое издание.
Вернулся к осаждаемому читателями магазину. Там объявили, что подписка
закончена. Возмущенные крики, унылые лица. И тут по-мальчишески захотелось
сыграть в Гарун аль Рашида (из "Тысячи и одной ночи"). Я выбрал наиболее
расстроенного, нет, расстроенную читательницу и спросил, давно ли она
здесь. И услышал: "Простояла всю ночь". Тогда я открыл свое инкогнито и,
вынув из кармана абонемент, подарил ей, попросив приехать за первым томом
ко мне (его нужно было получить на складе). Меня окружили любители книг,
требуя абонементов, а у меня их не было!..
В назначенный день, когда склад открылся, меня одолели телефонные звонки
читателей, хотя я дал номер лишь своей "избраннице". Очень трудно
отказывать! Наконец позвонила она, назвав себя обладательницей абонемента
No 1 (случайно я дал ей такой!). Я пригласил ее приехать за книгой. И она
приехала... с мужем, ради которого и выстаивала в очереди. Напрасно я
подозревал ее в следовании моде на подписные издания. Оказывается, ее муж,
работая в каком-то НИИ, по указанию начальника отдела обязан был читать
научную фантастику, проникаясь новыми идеями. Ларчик просто открывался! Я
тепло попрощался с супругами, обладателями абонемента No 1. Но главное для
меня было в указании начальника отдела НИИ. Это поднимало научную
фантастику, которая мне так дорога.
Итог, казалось бы, подведен, но сумма растет. Я отнюдь не прекратил своей
литературной деятельности, замыслы теснятся роем. Пусть продолжится мой
пунктир воспоминаний и после того, как часы покажут 75 лет! Они ведь с
автоматическим подзаводом!
Почти сорок из них прошел я по писательскому пути рука об руку со своей
женой Татьяной Михайловной, большим другом моих старших детей. Мы
разделили с ней неиссякающую боль утраты: в 1955 году наш старший сын
Андрюша, которому посвящен роман "Полярная мечта", погиб в шестилетнем
возрасте от полиомиелита. В утешение нам два года спустя родился Никита,
которого поначалу даже нельзя было отличить от старшего брата. Татьяна
Михайловна во время войны начиняла "волшебные чайники" для партизан
полупроводниками Иоффе, потом стала учительницей в школе.
Идя рядом на протяжении почти всей моей писательской жизни, она старалась
своей требовательностью развить во мне критическое отношение к тому, что я
делаю, резко отличаясь тем от большинства щедрых на похвалу спутниц нашего
брата литератора. Смеясь, она напоминала, что только "воробьиха всегда
своего воробья хвалит".
Словом, похвалами ни близких мне людей, ни суровых критиков я не
избалован, хотя жаловаться на непризнание не могу*.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг