Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая

                          3. НЕЖДАННАЯ ФАНТАСТИКА

  А пока директор Ленинградского Дома ученых Израиль Соломонович Шапиро, с
которым я сблизился в Ленинграде, стал уговаривать меня поделиться своими
идеями с кинематографистами, принять участие во Всесоюзном конкурсе
научно-фантастических сценариев, проводимом Домами ученых Москвы и
Ленинграда совместно с киностудией Межрабпомфильма.
  - Ваша фантазия обгоняет время, - убеждал он. - Почему бы вам не
попробовать себя в фантастике?
  И он прислал стенографистку. Требовалось фантазировать при ней вслух на
любую тему, а потом перевести все это на язык сценария. Поначалу
стенографистка очень меня стесняла, связывала. Всегда поражаюсь писателям,
которые диктуют свои произведения. Помогла фантазия: позволила вообразить,
что вокруг никого нет, и говорить, говорить, говорить... Стенографистка
ушла, унося с собой набросок киносценария "Аренида" о том, как с помощью
электроорудий человечеству удалось разрушить падающий на Землю астероид
"Аренида".
  Я вернулся на опытный завод, где ведал производством, и забыл о своем
первом фантастическом опусе. Но вот курьез! "Аренида" получила высшую
премию конкурса "Межрабпомфильма" и Домов ученых. Популярный режиссер и
актер Эггерт решил ставить фильм. Но, увы, Эггерт умер, и никто не взялся
вместо него за "Арениду".
  Однако сценарий заботами И.С.Шапиро публиковался в центральной печати, и
Детиздат заинтересовался им. Редакторы Александр Николаевич Абрамов и
Кирилл Константинович Андреев предложили мне написать на ту же тему (уже
одному!) под их руководством роман.
  Как измерить то легкомыслие или, мягко говоря, легкость, с какой их
предложение было мной принято! Мог ли я подозревать, какие рифы и айсберги
поджидают в этом трудном "плавании"? Мой "кораблик" из исписанной бумаги
непременно пошел бы ко дну, не будь жесткой творческой требовательности и
увлеченной дружеской помощи самоотверженного редактора Кирилла
Константиновича Андреева. Просмотрев первое мое писание, он признался, что
"никогда в жизни не видел ничего более беспомощного и более обещающего".
"Жизненная тачка" разваливалась. Помог мне старый девиз "быть отчаянья
сильнее", и, проявляя завидную настойчивость, я каждую среду привозил
Кириллу Константиновичу написанную по ночам новую главу и настороженными
глазами жадно следил за выражением его лица во время чтения. Потом
переделывал, переписывал, переосмысливал.
  Когда первый вариант романа (а их было четырнадцать) был написан, в газете
"Правда" появилась статья первого секретаря ЦК комсомола товарища А.Косарева
о необходимости бороться с суевериями вроде распространения
безответственных слухов о столкновении Земли с другой планетой и гибели
всего живого. Оказывается, сценарием, опубликованным в "Ленинградской
правде", воспользовались сектанты, чтобы пугать паству близким концом
света. Роман мой рухнул, я сам не рискнул бы теперь его печатать.
Результат - нервное потрясение. Все майские дни 1938 года лежал с высокой
температурой, по-видимому, разжигавшей фантазию. "Если отказаться от
столкновения Земли с Аренидой, - полубредил я, - исчезнет памфлетная
острота сюжета. От чего же оттолкнуться, чтобы сохранить символическую
всемирную опасность, устранить которую способны электроорудия и
сверхаккумуляторы?" Однако как в детстве железнодорожная катастрофа
вернула мне зрение, так и теперь новая встряска способствовала озарению.
Выход нашелся. Правда, роман пришлось переписать заново, оберегая в нем
все самое главное. "Аренида" стала островом, а человечеству грозили не
космические катаклизмы (столкновение планет), а вызванный людьми же пожар
атмосферы. "Аренида" загорелась и стала "Пылающим островом".
  Роман печатался изо дня в день в течение двух лет в "Пионерской правде". И
поныне радуют признания почтенных уже людей, что они в детстве якобы
зачитывались им, и что роман навел их на мысль стать физиками, химиками,
инженерами.
  Перед самой войной "Пылающий остров" вышел отдельной книгой в Детиздате.
Так появился новый писатель-фантаст. Но инженер продолжал в нем жить. Надо
признаться, что писателю приходилось бороться с самим собой, со вторым
своим "инженерным я", преодолевая строй инженерного мышления, строй, прямо
противоположный мироощущению художника. Ведь инженер идет от общего к
частному, от сборочного общего вида к рабочим чертежам. Художник же
воспринимает жизнь и воспроизводит ее через достоверные детали.
  Многое в "Пылающем острове" подсказано чутьем и осмыслено лишь много лет
спустя, но главное было достигнуто - роман дошел до своего читателя. И не
только пионерского возраста. После окончания войны он печатался
ежедневными фельетонами в газете французских коммунистов "Юманите". В его
редакции в 1958 году автор встретился с издателем газеты Фажоном и главным
редактором Анри Стилем. Распили бутылку шампанского, извлеченную из сейфа.
Пришлось нарушить свой "сухой закон" и поднять тост: "За Париж!" - "За
социалистический Париж!" - поправили меня французские товарищи.
  Сорок лет спустя после первой публикации роман вышел в новом варианте
специальным изданием в издательстве "Детская литература" "только для
библиотек". Основная же его фантастическая идея - использование
сверхпроводимости в электрических машинах и "накопителях энергии"
(сверхаккумуляторах) - стала уже технической задачей наших дней. В 1980
году перед Первым мая позвонил один из главных конструкторов (которого я
не знал) и в качестве первомайского подарка сообщил, что некоторые идеи
"Пылающего острова" воплощены в жизнь в его КБ. Мог ли автор романа
мечтать о большем?


                              4. ШАГ ЗА ОКЕАН

  Но вернемся на десятилетия назад, к тому времени, когда, закончив свой
первый роман, который еще никак не прозвучал, я уже тянулся ко второму
роману. Требовался замысел под стать "Пылающему острову", "глобальный", как
сказали бы теперь. То была пора великих свершений в Арктике, высадки
папанинцев на Северном полюсе, перелетов через Северный полюс Чкалова и
Громова. Как отражение этих ярких дел и возникла идея соединения
Европейского и Американского континентов по прямой линии через полюс. Но
не по воздуху, а подо льдом, на стометровой глубине подводным плавающим
туннелем. Тросы на якорях удерживали бы его от всплытия. Если создать в
туннеле вакуум, то поезда, не испытывая сопротивления, способны двигаться
в нем со скоростью тысяч километров в час, притом без затраты авиационного
горючего. Никакому реактивному топливу не выдержать конкуренции с дешевой
электрической тягой! Арктический мост представлялся новым средством связи
между континентами. Но чтобы написать такой роман, надо побывать в
Америке! Подобное желание начинающего фантаста выглядело в те годы по
меньшей мере утопией. Но... в 1939 году в Нью-Йорке открывалась
международная выставка. В Москве готовилась экспозиция советского
павильона. Объявили внутренний конкурс на машины, автоматически
демонстрирующие экспонаты. Я, начинающий писатель, "тряхнул стариной" и
принял в нем участие. Предложенная мной конструкция понравилась. Советская
часть Нью-йоркской международной выставки попросила Мытищинский
вагоностроительный завод, где я занимался новыми тормозами для трамваев
(перешел туда на работу из-за близости завода к подмосковной квартире,
чтобы выкроить время для литературы!), откомандировать меня для
изготовления новых машин. Когда же понадобилось отправить кого-то в
Нью-Йорк для монтажа оборудования советского павильона, то оказалось, что
именно я в курсе всех, не только своих, дел и послать удобнее всего меня.
Для прохождения формальностей предстояло посетить американское посольство
на Манежной площади в доме с колоннами, рядом с отелем "Националь" -
ответить на щекотливые вопросы, ставящие под сомнение даже временное
пребывание в США: "Верите ли вы в бога?", "Состоите ли в такой
коммунистической организации, как профсоюзы?" Взглянув на советского
гражданина, собравшегося на Нью-йоркскую выставку, чиновник посольства
отобрал у него листок, заметив: "Ну, это вам заполнять не требуется". Так
всему персоналу советского павильона вопреки тогдашним иммиграционным
правилам, которые распространялись на любого въезжающего, разрешили
посетить Соединенные Штаты (а то не открылся бы советский павильон на
выставке!).
  Дух захватило, когда впервые в жизни я пересек советскую границу в поезде
Москва - Париж.
  Париж, Париж! Он произвел неизгладимое впечатление. Камни мостовых как
страницы истории.
  Он промелькнул, но я еще вернусь в него на обратном пути. А пока поездом в
порт Шербур.
  Курьезным оказалось первое знакомство с рядовыми американцами. В купе
напротив нас, троих русских, в одиночестве сидела миловидная девушка,
одетая просто, но по моде. Я чуть-чуть говорил по-немецки, мои спутники
так же по-английски. Но все застенчиво молчали. Вдруг девушка резко
встала, подошла к окну и решительно опустила стекло. Донесся шум с
парижского перрона. Она же, засунув в рот четыре пальца, пронзительно
свистнула, да так, что заломило в ушах. Мы переглянулись.
"Соловей-разбойница", нимало не смущаясь, снова лихо засвистела. Потом
высунулась в окно и замахала руками. Скоро в купе вошел молодой человек и
расцеловался с нашей свистуньей. Оказывается, "его девушка" так вызывала
его к своему вагону. Они совершали предсвадебное путешествие, чтобы лучше
узнать друг друга. В пути мы кое-как переговаривались с этими простыми и
милыми людьми. До чего же устарелыми показались теперь наши чопорные
представления о том, что принято и что не принято в обществе!
  Через Атлантический океан плыли на самом большом в ту пору океанском
лайнере "Куин Мэри". Впоследствии его превратили в плавучий госпиталь, и
он стоял со своими страдающими "пассажирами" в нью-йоркском порту. Во
время нашего рейса пассажиры тоже страдали, но не от ран, а от мерзкой
морской болезни. К счастью, мы ее не чувствовали и потому узнали, как
обогащается океанская компания. В стоимость билета входила и плата за
питание во время рейса. Однако с каждым днем по мере возрастания океанских
волн народу в ресторанных залах убывало. Нас обслуживал пожилой
предупредительный стюарт, который не получал за свою работу жалованья, а,
напротив, платил за право обслуживать пассажиров в расчете на чаевые.
  Шторм разыгрался до одиннадцати баллов. По чистому совпадению океанская
волна окатила меня с головы до ног именно на одиннадцатом этаже палубы,
когда я любовался, как вздымаются океанские валы, и как лайнер зарылся-таки
носом в "девятый вал", похожий на мраморную стену. Переодеваясь к обеду, я
уверял друзей, что количество баллов шторма определяется этажом, где тебя
достанет холодный душ. Все это не помешало нам поглощать еду в пустующем
ресторане с завидным аппетитом... Потерявшим аппетит пассажирам стоимость
питания не возвращалась. Зато свой промокший костюм я получил к вечеру -
его высушили и выгладили за счет компании!
  В Нью-Йорке поражало все. Прежде всего "кирпичи в облаках". Верхние этажи
небоскребов исчезали в тумане. Улицы выглядели трехэтажными. Два этажа
пересечений магистралей, по третьему мчится "надземка", к счастью, уже
электрическая. Но не так давно здесь ходили паровозы - стены окрестных
домов все еще покрывала копоть.
  Нас пригласили к советскому консулу. Он посоветовал по возможности не
отличаться от американцев. Надо вспомнить, что лишь недавно, после
избрания президентом Франклина Д.Рузвельта, Америка признала СССР, а
газеты по-прежнему упражнялись в измышлениях о советских людях, их обычаях
и нашего якобы варварства. Пришлось оставить консулу... свои кепки. Он
сложил их стопкой на столе, сказав:
  - Кепки здесь носят только рабочие во время работы и обитатели Гарлема.
  Также забрал он и наши "красные паспортины", чтобы мы их не потеряли,
заверив, что никакие документы нам на международной выставке не
понадобятся.
  Время подготовки к открытию советского павильона оказалось для меня самым
горячим. В Америку я ехал под впечатлением замечательной книги Ильфа и
Петрова "Одноэтажная Америка", которая развеивала миф о ее многоэтажности
(небоскребы стоят лишь в Нью-Йорке, Чикаго и некоторых других крупных
центрах), но подтверждала давнее мнение об американской деловитости,
практичности и обязательности.
  Увы, всякая деловитость и обязательность у американцев исчезала, едва дело
касалось "нестандартных работ", требующих инициативы, как у нас говорят,
"смекалки русских мастеровых". Именно это и неприсуще славным американским
парням, угощавшим друг друга, да и меня заодно, дружескими затрещинами.
Выдумка и энтузиазм им чужды.
  Квартировали мы с художником Вин Винычем (Вениамином Вениаминовичем) у
старого чеха, который, прожив здесь четверть века, продолжал называть
город Нев-Йорком (как пишется!). Когда мы приветствовали гостей хозяина
словами "Добрый вечер", нам отвечали "Вечер добрый" - принимали за чехов.
То, что мы русские, обнаруживалось порой самым неожиданным образом. Как-то
мы зашли в кафетерий выпить чаю. К столику подошел американец и по-русски
попросил разрешения сесть с нами. Мы удивились, как он, не слыша ни одного
нашего слова, узнал, что мы из России?
  - А как же! - отозвался он. - Ведь вы положили чайные ложки в стаканы и не
вынули их, когда пьете. Так делают только русские.
  После открытия международной выставки под девизом "МИР ЗАВТРА" я, как
начинающий фантаст, имел бесценную возможность познакомиться со всеми
павильонами и даже описать их в большом очерке "МИР БУДУЩЕГО".
  Напечатанный после моего возращения домой даже раньше "Пылающего острова",
он и стал моей первой публикацией ("Новый мир", 1939, No12). Корифеи
советской литературы Федор Гладков и Леонид Леонов - главный редактор
"Нового мира" и его заместитель - пригласили меня в свой кабинет в
"Известиях" и сказали, что очерк имеет славного предшественника -
"Одноэтажную Америку", но что я не ударил-таки лицом в грязь. А потому
следует подумать теперь мне о романе. И были удивлены, узнав, что роман
уже написан, начинает печататься в "Пионерской правде" и готовится
отдельным изданием в Детиздате. И что после пребывания в Америке я уже сел
за второй роман. Возможно, они не одобрили такой скоропалительности, но
впоследствии именно Леонид Леонов вместе с С.Я.Маршаком рекомендовали
меня в Союз советских писателей.
  В "Новом мире" я рассказал, как с территории выставки в грядущее была
отправлена "БОМБА ВРЕМЕНИ".
  Я не присутствовал при "старте" "бомбы времени", но ясно представляю себе,
как огромный, похожий на современную ракету баллон, наполненный
нейтральным газом и образцами быта современных американцев, начиная с
цветастых подтяжек, телефонов, кинопроекторов и кинолент, модных костюмов
и избранных книг, альбомов фотографий, словом, всем-всем, кончая письмом
Эйнштейна потомкам, под звуки музыки торжественно опустили в шахту.
Труднее представить себе будущие раскопки Нью-Йорка. Узнают ли археологи
грядущего, какой подарок шлет им двадцатый век? Вырастут ли на месте
современного пригорода Нью-Йорка Фляшинга колоссы будущего Уранополиса или
почтительные потомки сохранят здесь заповедное место, не доставая раньше,
чем через загаданные пять тысяч лет, завещанное предками?
  "Миру будущего"? Каков-то он будет?
  На выставке "Мир завтра" был представлен преимущественно товарами, которые
предстояло завтра сбыть. И в павильонах стран и фирм без конца
показывались только что появившиеся телевизоры, новые холодильники,
стиральные машины и, конечно, автомобили, автомобили, автомобили...
  Высокообразованные "рикши", владевшие несколькими языками, катали в
комфортабельных креслах на колесах имущих посетителей, чтобы те не
уставали, и давали пояснения на их родном языке. Словом, последнее слово
рекламы.
  В Нью-Йорке я смог познакомить некоторых американских инженеров с
задуманным мной проектом Арктического моста. Они заинтересовались
техническим решением, но сомневались (и не без основания!) в
осуществимости такого проекта при тогдашней политической обстановке.
Забегая вперед, скажу: я горжусь тем, что в советском журнале для
американцев "Совиет лайф", издающемся в Вашингтоне, в номере, посвященном
шестидесятилетию Октября, в обзоре событий тридцатых годов наряду с
перелетом через Северный полюс Чкалова и Громова, эпопеями челюскинцев и
папанинцев, быть может незаслуженно, помянут и "Арктический мост". О
романе сказано, что в нем еще в тридцатых годах поднимался вопрос о мосте
дружбы между советским и американским народами, которых разделяли отнюдь
не их подлинные интересы. В печати появилось также сообщение, что японцы
приступают к строительству подводного плавающего туннеля, правда, длиной
не в две тысячи километров, как в книге, а в 25, между островами Хонсю и
Хоккайдо. Но все же идея научно-фантастического романа давала всходы в
жизни.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг