еще более обоснованным.
Надя отвернулась от Бурунова и, уткнувшись лицом в подушку, горько
заплакала. Она не могла доказать, сомножителем или слагаемым должен войти
в формулу ее "коэффициент любви".
РАДИОЛЕДИ
Профессор Джордж Хьюш-младший, худой, поджарый, с аскетическим лицом, с
коротко стриженной головой размашистым шагом шел по мокрой улице.
Лил обычный лондонский дождь, и профессор старательно прятал под зонтиком
только что приобретенные утренние газеты. Вся корреспонденция профессора
пересылалась на его кембриджский адрес, но каждый уик-энд, уезжая с женой
в Лондон, он неизменно отправлялся до завтрака за газетами, совмещая столь
необходимую для здоровья и бодрости прогулку с приобщением к утренним
новостям.
В старом длинном трехэтажном доме было множество подъездов с отдельным
входом в каждую квартиру. Профессор любил этот дом и за его
старомодность, и даже за приобретенный им на закате эры автомобилей
благородный темный налет.
Мистер Хьюш поднялся на крыльцо и открыл дверь в квартиру.
Войдя в переднюю, поставил на пол мокрый зонт, повесил под оленьими рогами
длиннополое пальто, положил на столик перед зеркалом шляпу, тщательно
стряхнул капли с костюма и прошел в большую парадную комнату нижнего
этажа. Он не забыл взглянуть на лестницу, ведущую в верхние этажи, - на
втором были спальни супругов, а на третьем - комната Мэри, которая сейчас
в отсутствие родителей в радиообсерватории следила за круглосуточными
записями автоматов большого радиотелескопа, неустанно изучающего Вселенную.
Мистер Хьюш сел около старинного, заботливо разожженного женой камина,
чтобы, вытянув длинные ноги, дать им отдохнуть, а заодно просмотреть
газеты.
Из кухни, размещенной в полуподвале на домашнем лифте, поднялась миссис
Джосиан Белл, руководившая вместе с ним радиообсерваторией, а дома им
самим, достаточно непокорным и строптивым, но оставляющим обычно последнее
слово за нею.
Она вкатила в парадную комнату, служившую Хьюшам одновременно гостиной и
столовой, приготовленный ею завтрак - поджаренные тосты, овсяную кашу и
кофе в дымящемся кофейнике.
Мистер Хьюш, словно обжигаясь углями в камине, время от времени
вскрикивал, комкая газету, и бросал ее на шкуру бенгальского тигра,
присланную старшим сыном из какой-то экспедиции и красовавшуюся теперь на
полу.
Почтенного профессора вывели из себя крикливые заголовки в газетах.
"Снова маленькие зеленые человечки и опять в той же Мальбарской
обсерватории Кембриджского университета".
"Мисс Мэри Хьюш-Белл, дочь руководителей Мальбарской радиообсерватории
приняла сигналы из космоса, протянув руку братьям по интеллекту".
"Радиоледи" оправдала свое прозвище, начав диалог с "инопланетянами".
Даже солидная "Таймс" вещала:
"Следует ли признать, что мы не одиноки во Вселенной? Что жизнь на Земле
отнюдь не уникальна? Очевидно, надо ожидать нового раунда дискуссии между
материалистами и теологами".
В Ватикане вспомнили о созданной еще в двадцатом веке комиссии
космического миссионерства, которой предстоит теперь вплотную заняться
обращением в истинную католическую веру космических аборигенов.
Профессор Джордж Хьюш повернулся к жене.
- Послушайте, что эти бумагомараки еще вчера вечером писали о том, о чем
мы с вами и не подозревали.
И, захлебываясь от переполнявших его чувств, он не слишком внятно стал
читать:
"Прелестная мисс Мэри Хьюш-Белл, стажер Мальбарской радиообсерватории
Кембриджа, оправдывает два своих прозвища: "Диана со стриженой головкой" и
"Радиоледи". Она, кстати сказать, является еще и председательницей "Лиги
связи с космическими братьями", возникшей после принятия ею же сигналов
"инфракрасных человечков", оказавшихся терпящим бедствие на околоземной
орбите русским космонавтом. Но теперь сигналы переданы действительно
издалека и точно повторяются через определенные промежутки времени.
Можно поздравить нашу Мэри Хьюш-Белл, "Радиоледи", которая, отказывая в
руке своим современникам, ищет в космосе... щупальца".
- Что вы можете сказать по этому поводу, уважаемая профессор Джосиан Белл?
Как могла ваша дочь дойти до того, чтобы дать повод для подобных
публикаций, не поставив даже меня в известность о своих наблюдениях?
- Я готова объяснить вам это позже, уважаемый профессор Хьюш, когда мы
перейдем к научной сути случившегося, а пока я хотела бы напомнить, что
речь идет не только о моей, но и о вашей дочери. В соответствии с так
уважаемыми вами научными традициями она как самостоятельный стажер
радиообсерватории имеет полное право распоряжаться сделанными ею
наблюдениями, не испытывая пресса чьей-либо цензуры.
- Ах, так! - воскликнул профессор Хьюш, резко отодвигая недопитую чашку
кофе и отказываясь от неизменной овсяной каши. - Тогда немедленно
отправляемся в Кембридж. Нам предстоит провести совместное расследование.
Собирайтесь, а я пока выкачу из гаража веломобиль.
Миссис Хьюш-Белл за долгие годы супружества прекрасно изучила своего
супруга и знала, как бесполезно сейчас возражать ему. В частых семейных
сражениях у нее выработалась своя тактика, всегда приносившая желанный
результат. Поэтому она изобразила на лице полную покорность и пошла
переодеваться в дорожный костюм.
Вскоре двухместный велоэкипаж с закрытым от дождя верхом двигался по
лондонским улицам, давно избавившимся от отравляющих воздух автомобилей.
Их заменили электромобили, в поток которых предстояло влиться и
супружескому экипажу, имевшему настолько обтекаемые формы, что в нем без
особого напряжения сил можно было держаться за электромобилями, почти не
отставая от них.
Супруги дружно налегали на педали и могли обмениваться репликами только на
вынужденных остановках перед перекрестками.
- Почему я должен из газет узнавать о каких-то радиосенсациях во вверенной
нам радиообсерватории? Почему, спрашиваю я и не слышу ответа. Если стажер
обсерватории, хотя бы им была наша дочь, принял какие-то сигналы из
космоса, то это не должно приравниваться вами к мяуканью ваших любимых
котов на крыше, а имеет, я бы сказал, еще и научное значение.
Светофор открыл супругам путь, я вопрос профессора Хьюша остался без
ответа, ибо работа ногами требовала размеренного дыхания, о чем бывший
спортсмен всегда заботился, вместе с тем требуя от супруги старательной
помощи.
Только за чертой Лондона мистер Хьюш смог удовлетворить свое законное
любопытство.
- Может быть, почтенный профессор Хьюш учтет, что Мэри сообщила о своих
наблюдениях по крайней мере одному из руководителей радиообсерватории, то
есть мне, и это смягчит ее вину перед вами?
- Ни в коей мере! - воскликнул профессор Хьюш. - И я скажу ей все, что о
ней думаю, и не остановлюсь даже перед решением приостановить ее
стажировку в радиообсерватории, чтобы в другой раз она не пренебрегала
моим мнением.
- В том-то и дело, уважаемый профессор Хьюш, нам с Мэри ваше мнение было
заведомо известно.
- То есть как это так? - еще больше возмутился Хьюш.
Миссис Хьюш кротким голосом пояснила:
- По нашим с Мэри многолетним наблюдениям, вы, уважаемый профессор Хьюш,
как нам кажется, склонны считать, что наука может двигаться только спиной
вперед.
- Что? По вашему мнению, я могу только пятиться вперед?
- Не только вы, но и вся представляемая вами наука.
Тут супругам снова пришлось налечь на педали, чтобы войти в поток
электромобилей на шоссе.
- Вы, может быть, считаете, что и сейчас мы пятимся в направлении
Кембриджа? - нарушая режим дыхания, выпалил профессор Хьюш.
- Вовсе нет. Мы с Мэри имели в виду вашу приверженность научным традициям
и вашу уверенность, что все новое рождается только из анализа пройденного,
чем и обусловлено, образно говоря, движение спиной вперед, которое ничем
не хуже движения лицом вперед, когда не видно, что осталось позади.
- Сзади остался Лондон. Дышите ровнее, не задыхайтесь. Постарайтесь
вспомнить наши прежние велосипедные прогулки, сблизившие нас. Ваше
несогласие с моими доводами не дает вам права замедлять ход. Прошу налечь
на педали. В конце концов, я имею право получить ответ не только от
профессора Джосиан Белл, но и от стажера Мэри Хьюш-Белл.
И снова миссис Белл уступила мужу, прекратив спор, зато веломобиль несся в
потоке электромобилей, не уступая им в скорости.
Наконец они доехали до радиообсерватории.
Когда профессор Джордж Хьюш вошел в свой кабинет, в котором сейчас Мэри
сидела за его столом, склонив стриженую головку над утренними газетами, по
всей видимости, не в первый раз перечитывая их, он воскликнул:
- Что это может значить?
Мисс Мэри подняла свои невинные глаза на отца и с обезоруживающей улыбкой
ответила:
- Только то, па, что эти газеты прочтут в Канаде.
Хьюшу все сразу стало понятно; когда Мэри была еще студенткой, этот
канадский стажер, красавец с модными кудрями до плеч, слишком много
внимания уделял ей (он выдумывал для нее всякие прозвища вроде "Дианы со
стриженой головкой" или "Радиоледи"), скрывая при этом, что у него в
Канаде остались жена и двое детей. Может быть, в Канаде свои представления
о джентльменстве, но у профессора Хьюша в этом вопросе не было расхождений
со своей дочерью. Он поощрял ее стремление преуспеть в радиоастрономии
больше мужчин и особенного одного из них - коварного Генри Гвебека.
Однако профессор Хьюш не мог так просто отказаться от своего возмущения,
вызванного пренебрежением к нему как к руководителю радиообсерватории
только из-за того, что он всегда был чужд псевдонаучных сенсаций.
- Я понимаю вас, - сказал, сдерживая себя, мистер Хьюш, - но не
откажите в любезности пояснить, почему мне не удалось при каждодневном
просмотре записей автоматов увидеть якобы принятые вами сигналы?
- О, это очень просто, па! Вы всегда оставались в своем собственном
времени.
- В каком же еще времени прикажете мне оставаться? - заворчал мистер Хьюш.
- Я имею в виду, что сигналы с населенных миров могут приходить из другого
масштаба времени.
- Из другого масштаба времени? Вы что? Воскрешаете теорию всеми забытого
Эйнштейна?
- В самом деле, - ответила Мэри, все так же невинно глядя на отца, -
почему бы не допустить, что во Вселенной могут существовать миры,
движущиеся относительно нас с субсветовыми скоростями? В этом случае
посланные от них сигналы будут приняты у нас необыкновенно растянутыми.
- И чтобы их распознать, вы делали ускоренную перезапись радиосигналов?
- Вы совершенно правы, па. Ведь я ваша ученица, как и ученица миссис Белл
тоже, - добавила она, глядя в сторону матери.
- Разумеется, разумеется, вы дочь и ученица своих родителей. Значит,
чрезвычайно замедленные радиосигналы проходили мимо моего внимания?
- Не только вашего, па, но и мимо внимания всех радиоастрономов мира, по
преимуществу, как мне кажется, мужчин.
- Конечно, мужчины среди них преобладали, в отличие от нашей
радиообсерватории, где я в меньшинстве, - недовольно согласился мистер
Хьюш.
- Ускоренные перезаписи принятых нашим радиотелескопом сигналов дали
удивительную картину. Вы сами увидите ее сейчас.
Семья ученых в полном составе направилась по крытой галерее к
радиотелескопу.
Аппаратная меньше всего напоминала обычную обсерваторию с куполом и
гигантским телескопом, у окуляра которого астрономы, познающие Вселенную,
проводили бессонные ночи.
Радиотелескоп работал при любой погоде, и сигналы с него записывались в
этом зале, напоминавшем автоматическую диспетчерскую какого-нибудь завода
или энергостанции.
При первом же взгляде на запись с повторяющимися всплесками радиосигналов
профессор Хьюш закричал:
- Вот-вот! Так я и знал! Вот отчего появился библейский миф о том, что
женщина создана из ребра мужчины!
- Вы получили в таинственном радиопослании из космоса разъяснение по этому
поводу, уважаемый профессор Хьюш? - не без иронии спросила его супруга.
- Если хотите, то именно так! - торжественно заявил мистер Хьюш.
- Хотелось бы их выслушать.
- А разве самим вам, двум женщинам, непонятно, что здесь сделано все
наполовину, как и вообще свойственно женской половине?
- Половине чего? - голос миссис Белл, утратив прежние кроткие интонации,
лучше всего говорил о том, что она вряд ли оценила по достоинству каламбур
супруга.
- Половине человечества, - нашелся мистер Хьюш. - Я имею в виду, дорогие
мои леди, что работа сделана наполовину потому, что перезапись надо
ускорить вдвое.
- Зачем? - удивилась Мэри. - И этой скорости, которой так трудно добиться
в наших условиях, вполне достаточно, чтобы по одному виду сигналов судить
о том, что их автор, несомненно, разумное существо.
- Этого мало, почтенные леди. Мало, ибо запись пока сделана не в звуковом
диапазоне, а надо, чтобы она зазвучала, как голос из космоса.
- Голос из космоса? - обрадовалась Мэри. - О, па, я недаром всегда хотела
походить на вас! Ведь это вызовет еще большую сенсацию. Какой же у них
голос, какой?
- О, это нам предстоит услышать, и очень скоро. У меня есть свои
соображения относительно того, как это сделать, - уже деловым тоном заявил
профессор.
Обе женщины с нескрываемым восхищением смотрели на него.
Возможно, это был тот редкий случай, когда в их семейном и научном споре
последнее слово осталось за ним.
ГОЛОС ИЗ КОСМОСА
Когда Надю выписали из "приюта спокойствия" и она приехала домой, мать
встретила ее на крыльце. Наталья Витальевна молча обняла повисшую у нее на
шее дочь.
- Ну хватит, хватит, - она гладила вздрагивающую от рыданий Надю. -
Вернулась живой - это главное.
- Мамочка, милая! Я больше никогда, никогда не буду!
- Никогда? - сквозь выступившие слезы спросила Наталья Витальевна с
горечью. - Трудно поверить. Разве что поумнеешь и поймешь, что твоя жизнь
принадлежит не только тебе, но и деду, и маме твоей, которая папу уже
утратила, а за деда трясется... Кстати, дед твой велел передать, что в
наказание ты должна его где-то там в парке найти для разговора без
свидетелей.
- Мамочка! Я ведь знаю, ты добрая-предобрая, а строгостью только
прикрываешься... для виду. Я тебя поцелую и побегу, а Звездочка с
Константином Петровичем пусть цветочки дедушкины польют! Или просто
подышат их ароматом.
- Беги уж! Мы тут как-нибудь до обеда управимся. Обед я заказала на всех,
скоро привезут.
Надя побежала в парк привычной дорогой. За усадьбой к пруду уходила аллея
огромных, каждое со своей оградкой, деревьев. Конечно, здесь, на заветной
скамеечке, и сидел, опершись подбородком о палку, ее дед с самой мягкой
душой на свете!
- Дедушка! Вот я вас и нашла!
- А я и не прятался. Но велел тебе сюда прийти, чтобы поблагодарить.
- Меня? За что? Я думала, отругать...
- Ругать - это особо. А благодарить за коэффициент масс, введя который в
формулу, ты показала, что подкоренная величина превращается в единицу и
нет никакой относительности с нелепыми постулатами. Спасибо тебе.
- Это вам так Бурунов рассказал?
- Да, Константин Петрович, причем с восхищением! Говорит, ты тайну нуля
открыла: не пустота он вовсе, а следствие реальных действий. Ретроспекция.
- Ну и ну! - покачала головой Надя. - Значит, он вам только про
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг