комнату вошел Мазарини в скромной серой сутане с опущенными глазами,
но решительными движениями.
- Его высокопреосвященство, - жестко заговорил он, - господин
кардинал Ришелье, осведомленный о вашем прибытии, господин Сирано де
Бержерак, выражает вам благодарность за выполнение его поручения и как
главнокомандующий французскими войсками приказывает вам немедленно
отправиться в полк, в роту гасконцев, и принять участие в боевых
действиях против испанцев близ Арраса. Кстати, имейте в виду, что
пулевая рана получена вами в нашей действующей армии, а не в Италии,
где вы, слышите ли, никогда не были.
- Монсеньор, - обратился к Мазарини Кампанелла, - я тревожусь за
состояние здоровья своего пациента, которому едва ли следует садиться
в седло и брать шпагу.
- У его высокопреосвященства, отец Фома, иное мнение, суть
которого мной изложена. Что же касается вас и письма святейшего папы
Урбана Восьмого, какое вам надлежит вручить его высокопреосвященству
господину кардиналу Ришелье, то он позаботился о том, чтобы это было
сделано в подобающей обстановке в Лувре, где его величество король
Людовик Тринадцатый даст вам особую аудиенцию в присутствии его двора.
Сирано вскочил:
- Я готов оказаться в рядах гасконцев и посчитаться с испанцами,
которым я не намерен простить пущенной в меня из-за угла пули в Вечном
городе.
- Не забывайте, Бержерак, не там, а "на восточной границе
Франции", - перебил Мазарини. - В боях близ Музона.
- К востоку от Франции, - повторил Сирано. - За Музоном.
- Решено! - внезапно воскликнул появившийся Лебре. - Мы едем
вместе. Я вступаю в роту гасконцев вместе с тобой!
ШЛЯПА КОРОЛЯ
За день до появления Мазарини в Мовьере, едва Жозеф Ноде добрался
до дворца кардинала Ришелье и был незамедлительно принят им, между
ними произошел разговор.
Ришелье выслушал сообщение Ноде о том, как он выполнил поручение
господина Ноаля и доставил во Францию синьора Кампанеллу и
сопровождающего его тяжело раненного испанской пулей господина Сирано
де Бержерака.
Когда же речь зашла о том, что Кампанелла и раненый юноша путь по
Папской области до устья Тибра проделали в гробах, крышки с которых
сняли лишь в открытом море, кардинал Ришелье нахмурился, встал из-за
стола, сбросив привычно примостившегося у него на коленях кота, и стал
расхаживать по кабинету так, что полы его повседневной сутаны с алой
подкладкой стали развеваться.
- Весьма скверные новости привезли вы мне из Италии, господин
Ноде, - сказал он, выслушав доклад. - В ваших книгах, которые мне
привелось читать, все устраивалось много лучше, чем получилось у вас
на деле.
- Но, ваше высокопреосвященство, - забормотал смущенный Ноде, -
оба беглеца благополучно прибыли во Францию и синьор Кампанелла привез
с собой письмо святейшего папы Урбана Восьмого, адресованное вам
лично. Синьор Кампанелла обязан вам вручить письмо сам, как повелел
папа.
- Прискорбно, что я не имею на руках этого письма, - опять
недовольно заметил Ришелье, - Однако цепь логических построений
позволяет мне прочесть его на расстоянии.
- Ваше высокопреосвященство! Такое деяние доступно лишь вашему
высокому уму.
- Какой же вы писатель, господин Ноде, если не сможете представить
себе, что МОГ написать святейший папа, направляя мне письмо с
освобожденным узником после его тридцатилетнего заключения?
- Увы, ваше высокопреосвященство, я должен признаться, что моего
воображения недостаточно.
- Здесь требуется отнюдь не воображение, почтенный Ноде. Во всяком
случае, я благодарю вас за выполнение поручения нашего посланника в
Папской области господина Ноаля, который получит повышение.
- Слушаю, ваше высокопреосвященство, - поклонился Мазарини.
- А вас, господин Ноде, я тоже хочу наградить направлением в
качестве советника к губернатору Новой Франции.
Ноде поник головой. Ему придется пересечь океан, отправляясь на
край света, именуемый Новой Францией, претерпеть в пути все ужасы
морской болезни и, увы, не скоро вернуться к домашнему уюту. Словом,
будучи в достаточной мере проницательным, он представил себя рядом с
египетским владельцем фелюги, который получил дополнительно 500
пистолей за молчание, а он, Ноде, - горькую милость всесильного
кардинала.
И бедный Жозеф Ноде рассыпался в благодарностях за полученное
новое поручение, которое проклинал в душе.
Отнюдь не лишенный писательского воображения, как упрекнул его
Ришелье, он догадался, что кардинала, видимо, устроило бы не
благополучное возвращение во Францию Сирано де Бержерака в
сопровождении Кампанеллы, а их гибель в пути...
Ришелье, отпустив незадачливого писателя, призвал Мазарини и
срочно направил его в Мовьер для уже известного нам поручения, а сам
приказал подать себе карету для поездки в Лувр к королю, чтобы застать
его там раньше, чем тот отправится на охоту с ловчими птицами.
Король не слишком обрадовался непредвиденному появлению кардинала,
он вышел к нему в охотничьем костюме с недовольной физиономией,
вытянув вперед шею.
- Рад вас видеть, кардинал, - сказал он. - Надеюсь у вас хорошие
новости, а не надоевшие мне жалобы на моих мушкетеров, умеющих держать
шпаги в руках. Или вы в чем-то сомневаетесь?
- Я никогда не сомневаюсь, имея дело с вами, ваше величество, -
низко поклонился Ришелье.
Такие слова и тон кардинала польстили Людовику XIII, но
одновременно и насторожили его.
- Так что у вас там приключилось, если нужно задерживать меня
перед выездом на охоту, которая развеет мою скуку?
- Ваше величество! Я никогда не решился бы напрасно обеспокоить
вас. Тем более когда речь идет о вымирающем искусстве охоты с ловчими
птицами.
- Что верно, то верно, Ришелье. Не думаю, что меня в этом деле мог
бы заменить кто-нибудь из здравствующих ныне государей.
- Ваше величество! Не только государи, никто на свете из ныне
живущих не сравняется в столь славном деле с вашим величеством.
- Ну, кардинал, не иначе как кого-то из ваших гвардейцев проткнули
шпагой. Говорите, кого и кто. Прикажу повесить.
- Нет, ваше величество, на этот раз речь идет лишь о пышной
церемонии в вашем дворце.
- Интересно. Пышной, говорите? И это может развлечь?
- Несомненно, ваше величество, если вы согласитесь дать Большую
аудиенцию в присутствии всего двора и всех иностранных послов посланцу
самого святейшего папы Урбана Восьмого.
- Вот как? С чем же папа прислал его к нам?
- Он привез важнейшее письмо, будучи сам пожизненным узником, еще
тридцать лет назад готовившим восстание против испанской короны.
- Опять Испания? Она уже надоела мне. Война с ней ваше дело,
кардинал, на то вы и генералиссимус.
- Но речь идет не просто об Испании, ваше величество, а о
признании в вашем лице первого из всех католических королей.
- Вот как? Кто нас признал таковым?
- Сам святейший папа Урбан Восьмой, освободив вдохновителя
антииспанского заговора и направив его со своим личным посланием во
Францию.
- Сколько же просидел в темнице этот гонец?
- Около тридцати лет, ваше величество. И перенес из-за испанцев
тяжкие мучения. Это святой монах Кампанелла.
- Никогда не слышал. Но папе виднее. Если он его освободил в пику
испанскому королю, хоть тот и родственник нашей супруги Анны
Австрийской, все равно это нам приятно.
- Ради лишь этого чувства, ваше величество, я рекомендую вам дать
этому гонцу святейшего папы Большую аудиенцию.
- А это не помешает моей охоте?
- Что вы, обо всем позабочусь я сам, во дворец будут приглашены
все вассалы, и преданные и строптивые, даже пользующиеся дарованными
им шляпными привилегиями.
- Вам непременно нужно, чтобы кто-то остался при мне с
необнаженной головой?
- Ваше величество, я просто хочу поставить их в самое для них
затруднительное положение.
- Как это вы сделаете?
- Об этом я могу лишь шепнуть вам на ухо.
Оглянувшись, он подошел к королю и произнес шепотом несколько
слов, потом добавил уже громко:
- А что им останется после этого делать?
Людовик XIII расхохотался.
- Вы неоценимый человек, кардинал! Я не знаю, чем вас наградить за
такую выдумку. Виват! Хорошо, готовьте торжественную аудиенцию.
Посмотрим на этого бедного монаха. Вот удивится-то! Да и не он один!
Ришелье был доволен. Все оборачивалось так, как он хотел.
В назначенный Ришелье день, когда Мазарини должен был привезти
Кампанеллу в Лувр, во дворце собрались даже издалека приехавшие
вассалы, не говоря уже о придворной знати, обретавшейся в Париже.
Приемный зал наполнился роскошно одетыми вельможами и прекрасными
дамами в самых модных туалетах со сверкающими драгоценностями, а перья
на мужских шляпах соперничали с ними в пышности и яркости.
По условию приема все были в шляпах. Очевидно, это связывалось с
какой-то особенностью великосветского сборища, устроенного кардиналом
с согласия короля.
Королева в сопровождении приближенных к ней дам, опять же по
предусмотренному кардиналом ритуалу, вышла раньше супруга и сразу
осветила своей необыкновенной красотой, оттененной простотой и
изяществом наряда, весь зал.
Вельможи зашевелились, приветствуя королеву сниманием шляп, потом
снова водружая их на место.
Наконец наступила торжественная минута, ждали выхода короля. Но он
задержался, ибо не было сигнала о приближении кареты с Мазарини и
римским гостем.
Мазарини сидел в карете рядом с Кампанеллой и вел с ним
многозначительную беседу.
- Отец Фома! Великий кардинал Ришелье предоставил вам убежище во
Франции в надежде, что вы ему ответите признательностью и послушанием.
- Признательность моя исходит от сердца, монсеньор, но что вы
имеете в виду под послушанием?
- Мне кажется, что не все ваши произведения восхищают его
высокопреосвященство господина кардинала Ришелье. Быть может, в
последующих своих сочинениях, которые вы напишете здесь, на свободе,
не зная забот и трудностей существования, вы разъясните некоторые
положения, высказанные вами в трактате о "Городе Солнца"?
- Что там требует разъяснения, синьор Мазарини?
- Его светлость, как высший блюститель нравов, обеспокоен
толкованием предложенной вами "общности" жен в вашем Городе.
- Ах, боже мой! Конечно, в том моя вина! Неверно толковать
употребленное мной слово "общность" как использование одной жены
несколькими мужчинами. Это вульгаризация, монсеньор! Я лишь
предоставляю свободу выбора в равной степени и мужчинам и женщинам, а
вовсе не узакониваю распущенность. Напротив, нравы должны быть
строгими, но в то же время не исходить из вечного права собственности
супругов друг на друга, освященного церковью.
- Вы восстаете против брака, начало которому господь положил еще с
Адама и Евы.
- Если вы обращаетесь к священному писанию, то можете вспомнить,
что господь допустил после гибели Содома и Гоморры, чтобы род
человеческий был продлен с помощью дочерей, а не жены, превращенной в
соляной столб, спасенного Лота. Как известно, они, подпоив отца,
поочередно соблазняли его, чтобы понести от него.
- Ну, знаете, отец Фома, на вашем месте я не приводил бы таких
примеров, - возмутился Мазарини.
- Но разве не более цинично восприятие "общности", то есть "не
принадлежности" жен, как призыв к распутству? Очевидно, нужно
какое-то другое слово, которое исключило бы всякое иное толкование,
кроме истинного.
- Вам представится возможность найти любые слова, чтобы
разъяснить, что в Городе Солнца вы имеете в виду отнюдь не общность
всего имущества, что противоречит всем законам, и человеческим и
божеским.
- Общность имущества (здесь не надо искать другого слова!) должна
быть полной, монсеньор. Беда, если дом или конь, поле, колесница или
лодка могут принадлежать одному, а не другому, зарождая в нем зависть.
Не должно существовать понятие: "это твое", "это мое"! Человеку может
принадлежать только то, что на нем в условиях природы. Иначе зародыши
"зла собственности" расцветут бесправием и тягой к преступности, к
нищете и богатству, к праздности и страданиям и сведут на нет
преимущество жизни в подлинно свободном от всех зол обществе.
- Мне трудно переубедить вас, отец Фома. Но я хотел бы вас
предупредить, что не эти обреченные мечты, а заслуги противоборца
испанской тирании вывели вас из темницы и вводят сейчас в королевский
дворец Франции.
- Вы огорчаете меня, синьор Мазарини. Я надеялся, что монсеньор
Ришелье разделяет мои убеждения, если просил папу о моем освобождении.
- Вы глубоко заблуждаетесь, отец Фома. Кардинал Ришелье не
обращался к святейшему папе с такой просьбой. Папа Урбан Восьмой
освободил вас по своей великой милости из сострадания. Что же касается
молодого человека, защищавшего вас, то он был прислан в Рим, поскольку
кардинал Ришелье предвидел ваше освобождение. И если вам будут оказаны
какие-либо знаки внимания, то отнесите их не к своим необузданным
мечтам, а только лично к себе.
- Мудрейший синьор Мазарини, я должен признаться вам, что эти
мечтания и составляют мою сущность. По крайней мере, так понимает меня
господин Сирано де Бержерак, которого монсеньор Ришелье нашел нужным
прислать за мной.
- Ничего не значащее совпадение. Этот молодой человек известен в
Париже как крайне необразованный и тупой буян. Он мог вам наговорить
немало глупостей, забывая, что он только солдат со шпагой, не больше.
- Как странно, - заметил Кампанелла, - он произвел на меня иное
впечатление.
- Первое впечатление всегда обманчиво, отец Фома.
- Я привык думать наоборот, монсеньор.
- Вам придется отказаться от многих своих былых привычек.
- Но, обретя теперь свободу в вашей прекрасной стране...
- Мы с вами земляки, синьор Кампанелла. Эта страна прекрасна, если
к ней должным образом относиться.
- Я хочу лишь воспользоваться ее гостеприимством, чтобы издать
свое собрание сочинений.
Мазарини пожал плечами и загадочно произнес:
- Сколько успеете, отец Фома. Долгой вам жизни на свободе! [Прожив
свои последние годы во Франции, Кампанелла успел издать лишь первые
тома своего задуманного собрания сочинений.]
Карета въезжала в Лувр.
Конечно, в числе приглашенных туда на торжественный акт Большой
аудиенции были граф и графиня де Ла-Морлиер и состоящий при них маркиз
де Шампань.
Предок мужа графини Мишеля де Ла-Морлиер получил в свое время по
прихоти угодного англичанам безумного короля Карла VI право не снимать
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг