загорались внутренним светом ее глаза, едва разговор заходил о сказочных
фаэтах. Она не присуждала никому из нас победы и не предпочитала никого из
нас.
Когда я стал поправляться после ранения осколком метеорита, Нот Кри
привел Кару Яр навестить меня.
Желая подбодрить страдающего, он сказал, что наши с ним наблюдения Луа
принесли Мару успокоение. На их основе математические устройства вычислили,
что Луа не столкнется с Маром. Более того, угрожавшей нам Небесной Странницы
отныне больше не будет.
- Как так не будет? - удивился я.
- Обретя неустойчивую орбиту между Земой и Веной, она столкнется с
планетой Зема на одном из расширяющихся витков, - ответил Нот Кри.
Я не знаю, чем объяснить все, что потом произошло. Вероятно, моим
болезненным состоянием. После слов Нота Кри я впал в беспамятство и стал
бредить, твердил что-то о кровных братьях по разуму, о нашем долге спасти
их.
Когда я пришел в себя. Кара Яр держала мою руку, и мне было от этого
так радостно и хорошо, что не хотелось открывать глаза.
Эти мгновения повернули всю мою судьбу, совместили ее с оборванной на
Земе жизнью юноши Топельцина, о котором я говорил ранее.
Однако, прежде чем поведать о себе, я должен рассказать о марианах,
вырастивших меня и сделавших таким, какой я есть, со всеми стремлениями и
недостатками.
Глубинные города мариан издревле управлялись Советами Матерей. Матери
всегда почитались в семье, городе, на всей планете. Матери производили нас
на свет, матери воспитывали в духе общества мариан. Спустя много лет мне
привелось узнать на Земе, что некоторые из маленьких земян (людей) по воле
случая воспитывались животными, которые усыновляли их. Дети развивались,
взрослели, но оставались зверями, даже если и попадали потом к людям. То,
что делает человека человеком, закладывается матерью (или воспитателями,
заменявшими ее) до шестилетнего возраста. Если в эту пору ребенок не
подвержен человеческому влиянию, если его не стараются с помощью воспитания
сделать человеком, то он уже никогда не станет им, несмотря ни на какую
наследственность.
Этим я объясняю, почему мы, мариане, воспитанные матерями, а потом
учителями в духе выполнения Долга перед всеми, ставим этот Долг выше всего.
Древнейшие стихи Тони Фаэ, одного из наших сказочных героев, воспринимались
нами с раннего возраста как основной закон жизни:
И ветвью счастья
и цветком любви
украшен
Древа Жизни ствол.
Но корни!..
Без них засохнет ветвь, падут цветы.
Мечтай о счастье, о любви и ты,
но помни:
корень Жизни - Долг!
Для меня с моей чрезмерной фантазией чувство Долга, пожалуй, переросло
все пределы. Помню, наша семья во главе с нашей мамой, которая входила в
Совет Матерей Города Долга (даже город наш носил такое название!), жила в
нескольких давным-давно выбитых в стене сталактитовой пещеры кельях,
обставленных изящной плетеной мебелью из синеватых кустарников, выведенных в
оазисах наверху. Перед входом к нам росло подземное дерево, выращенное здесь
нашим дедом. Живое дерево среди каменных сталактитовых колонн. Я всегда
мечтал о чудо-дереве...
Мать наша любила скульптуру и сама была ваятельницей. По прекрасному
каменному изваянию ее работы я знал своего отца, погибшего на поверхности
Мара от взрыва метеорита. Отец был инженером и ведал водоснабжением оазисов,
он погиб в районе талых вод, окружавших полярные льды. Для нас с младшей
сестренкой Ивой он был воплощением Долга.
Наша мама с ее характером, суровым и непреклонным, никогда не забывала
горечи утраты, но не старалась уберечь нас, впечатлительных детей, от
суровой правды. Потому одна из стен нашей общей кельи была искусно
расписана: цветная картина изображала взрыв метеорита и гибель отца -
выброшенные из кратера камни повредили его скафандр, сорвали дыхательные
баллоны. К несчастью, подле отца не оказалось такого друга, как Нот Кри,
чтобы спасти его. Мы, дети, привыкли рассматривать правдоподобную картину,
выполненную светящимися в энергопотоке красками. Когда мама выключала этот
поток, краски исчезали, и вместо знакомой картины выступал старинный
барельеф, украшавший когда-то жилище наших далеких предков. Он был. посвящен
сказочной теме фаэтов. И всякий раз меня возбуждало, взбудораживало
изображение старинного цилиндрического снаряда-башни, якобы служившего
фаэтам для движения без отталкивания, для полета в пустоте (отвергавшегося
на Маре как невозможного).
С детства я мечтал быть похожим на отца. Но своим безудержным
воображением я раздвинул границы Долга. Потрясенный известием о предстоящем
столкновении Луа с Земой, я представил себе ужасные картины полной гибели
всего живого на Земе. (Возможность жизни на ней не решались отрицать даже
такие твердомыслящие авторитеты, как Вокар Несущий, а с ним и Нот Кри.)
Когда Нот Кри вместе с Карой Яр сидели у моего ложа, я сказал им, что
теперь просто необходимо вернуться к древним легендам. Ведь сказочные фаэты,
погубив свою планету, погибли не все! По преданию, уцелели две группы,
улетевшие в космос на своих чудо-кораблях, двигавшихся без отталкивания.
Первая группа спустилась на Мар, дав начало расе мариан, а вторая... вторая
осталась на Земе. Там теперь должны жить их потомки, наши братья по крови и
разуму.
- Но как можно помочь им? Как? - спросила тогда Кара Яр.
- Если верны сказки о наших общих с земянами предках, фаэтах, то верны
они и в том, что фаэты владели чудовищной силой, связанной с распадом
вещества.
- Распадом вещества? - отшатнулась Кара Яр.
- Мы обязаны вновь овладеть этой силой, чтобы вмешаться в небесную
механику, сбить с опасной орбиты Луа, спасти Зему.
- У тебя жар, - сказал Нот Кри. - Ты забыл, что нет никаких указаний на
то, что Зема населена разумными. Ведь за тысячу циклов никто у них не
отозвался на наши призывы электромагнитной связи.
- Распад вещества? - с ужасом повторила Кара Яр.
- Бесполезно мечтать о нем, - авторитетно заверил Нот Кри. - Ежели
фаэты и владели неведомой энергией, то у нас нет никаких шансов снова
овладеть ею прежде, чем столкнутся Луа и Зема. Недаром в течение несчетных
поколений Знание на Маре умалчивало об этих проблемах. Тебе, Инко Тихий,
лучше всего сейчас отдохнуть:
- Отдыхай, Инко. Я приду к тебе, - сказала Кара Яр.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТСТУПНИЦА
Но Кара Яр больше не пришла. Вскоре я окончательно поправился, и не
было уже повода навещать меня.
Однако я все время мыслями был с нею, потому что моя младшая сестренка
Ива Тихая лишь о ней и говорила, и только этим я отвлекался от
преследовавших меня мыслей о неотвратимой гибели Земы.
Ива была в том возрасте, когда влюбляются во всех. И она была влюблена:
в мать, в меня, в Нота Кри, но особенно в Кару Яр. Та казалась ей
совершенством. Иве хотелось во всем походить на Кару Яр: в изящной одежде, в
смелой прическе, в стремлении все узнать, в обаятельной простоте общения.
Но, на беду свою, некрасивая и бледная Ива Тихая была совсем иной, чем
Кара Яр. Мона Тихая, наша мать, статная, все еще привлекательная, всегда
знала, чего хочет. Ива же ничего не знала ни о себе, ни о своих желаниях.
Она страдала оттого, что у нее нет заметных способностей, которые сделали бы
ее достойной прочих мариан, и ей казалось, что она им в тягость. Иве было
рано так строго судить себя, но она хотела походить на Кару даже в ее
неудовлетворенности собой. Ведь Кара Яр страдала оттого, что не может отдать
Городу Долга особо ценных способностей, к сожалению и не проявившихся у нее.
Кара Яр была лишь рядовым инженером энергетической установки Дня и Ночи,
использующей разность тепловых уровней поверхности Мара в дневное и ночное
время. А ей хотелось сделать что-нибудь значительное. Хотелось этого и Иве.
Вместе с другими марианами мы (Нот Кри, Ива Тихая, Кара Яр и, конечно,
я) увлекались бегом без дыхания. Сначала мы долго тренировались в
заброшенных галереях, пробитых в горах давними поколениями. Мы пробегали по
покинутым улицам немалые расстояния, приучая себя почти не дышать. Особая,
выработанная нами система дыхания позволяла использовать запас воздуха в
легких, делая лишь один вдох на старте и следующий уже после финиша. Сначала
пробегались десятки шагов, потом расстояния все увеличивались.
Мы с Нотом Кри соперничали и здесь, попеременно добиваясь успеха.
Потом тренировки перенесли на поверхность Мара, где дышать было
невозможно. Такие игры были опасны, но они развивали в марианах многие
качества: отвагу, выдержку, выносливость, наконец, способность какое-то
время действовать в атмосфере Мара без скафандров, а это имело немалое
практическое значение.
Собственно, этому увлечению я и обязан был своей жизнью.
Однако марианки (первая из них Кара Яр, а вместе с нею и Ива) задумали
овладеть большим, чем способность находиться в чуждой среде. Имея перед
собой пример живущих на поверхности остродышащих ящериц, они хотели
постепенно приучить и свой организм к такому же острому дыханию, чтобы наши
потомки смогли выйти из глубинных убежищ на поверхность, победив неуклонное
вырождение расы. Марианки не просто бегали в непригодной для дыхания
атмосфере Мара, они пытались в ней дышать. Конечно, это не давало ощутимых
результатов. Мариане не смогли бы уподобиться остродышащим ящерицам, как не
смогли бы уподобиться рыбам ловцы жемчуга, впоследствии увиденные мною на
Земе...
Несчастная Зема своей грядущей трагической судьбой занимала тогда все
мои помыслы. Я не знал покоя.
В своем воображении я видел яркую, цветущую Зему с непроходимыми
зарослями диковинных растений, с широкими реками, текущими по поверхности,
более того - с колоссальными водоемами, уходящими за горизонт!..
На берегу таких водоемов я представлял себе прекрасные города с
прямыми, как лучи солнца, улицами, с великолепными зданиями, где наши братья
по разуму жили в сооруженных, а не выдолбленных в грунте кельях.
Самые величественные здания, как мне казалось, располагались там на
искусственных холмах с уходящими вверх уступами. С их крыш наблюдали звезды
и среди них ту, которая, постепенно разгораясь, грозила неминуемой гибелью
всему живому на планете.
А это живое кипело бурной и шумной жизнью. У подножия исполинских
холмов с полированными скатами толпа земян собиралась, чтобы передать
горожанам чудесные плоды, выращенные на обширных полях. Прекрасные земянки,
принимая дары Земы, выбирали также и красивые украшения из сверкающих
камней, собранных для них в горах. И все они дышат там воздухом лесов и
полей на поверхности планеты не потому, что они обладают острым дыханием,
как наши ящерицы, а потому, что этот воздух подобен былому воздуху погибшей
Фаэны.
Земяне не устают любоваться скульптурами и картинами на стенах зданий,
поклоняясь истинной красоте.
И вот наступит грозный миг, когда одна из слабо светившихся звездочек
превратится сначала в небольшой, а потом во все более заметный диск, который
сравнится с дневным светилом. И тогда скажется тяготение приближающегося
небесного тела. В безмерных водоемах может подняться такая волна жидкости,
которую просто нет возможности представить себе на Маре, она обрушится на
прибрежные города, сметая здания, людей, животных. Одновременно содрогнется
сама планета Зема, словно поеживаясь от предчувствия беды, рухнут
возведенные на ее поверхности здания, остатки их провалятся в глубокие
дымящиеся трещины. Оживут огнедышащие горы, известные нам и на Маре, но куда
более страшные на Земе. Из них будут выброшены, как от сказочного взрыва
распада, клубы дыма и раскаленные камни. А из жерл, извергающих пламя гор,
польется расплавленная магма, подобная первичному состоянию породы на только
что образовавшейся планете. Огненные реки потекут по склонам, сжигая все на
своем пути. Они дойдут даже до городов, расположенных у подножия гор, и
ворвутся на улицы, уже раньше засыпанные выброшенным из недр планеты пеплом.
В этих горячих осадках погребенные земяне испарятся, оставив в застывающей
массе пустоты по форме их тел.
Однако эти жертвы земян будут ничтожны по сравнению с тем, что их ждет
дальше. Зловещий диск в небе, светясь не только ночью, но и днем, станет
пугающе расти. Еще сильнее содрогнется планета, будто передернув плечами.
При этом огромные пространства суши уйдут под воду - так много этой
бесценной для нас жидкости разлито по ее поверхности.
Из океанов появятся другие, бесплодные участки суши и выпучатся горными
хребтами. Огромные массы испарившейся воды поднимутся в виде паров и капелек
в воздух и пронесутся над поверхностью планеты неистовыми струями, подобно
нашим пылевым бурям. Но вместо каждой песчинки, как у нас, там будет
капелька воды. Я не знал еще тогда, как назвать подобные водоизлияния с
неба. Впоследствии я слишком хорошо познакомился с ними.
Небесная Странница, следуя путем, вычисленным нашими математическими
устройствами, летела прямо на Зему, попав в зону ее притяжения. Обе планеты
падали друг на друга. И еще один мир обречен был погибнуть в катастрофе,
вызванной преступлением, совершенным миллион лет назад фаэтами.
Когда столкновение произойдет, то два тела составят одно. Вся энергия
движения Луа по закону неизменности суммарной энергии перейдет в тепло, оно
разогреет столкнувшиеся планеты и превратит их в общую расплавленную массу,
по сравнению с которой огненные реки магмы даже не ручейки, даже не
брызги...
Вся масса океанов, которые на Фаэне якобы когда-то взорвались, здесь
превратится в пар. Спустя какое-то время вся эта парообразная оболочка
охладится и выпадет на поверхность планеты чудовищными ливнями, заполнив
водой впадины новой уродливой несферической планеты, слипшейся из двух тел.
На этой безобразной массе мертвых пород не останется никаких признаков
жизни, и наш теряющий атмосферу Мар с его бедными кустарниками, жалкими
остродышащими ящерицами и укрывшимися в недрах марианами покажется цветущей
планетой Жизни, несмотря на свое увядание.
Этот длительный кошмар, отражая мои дневные мысли, как бы иллюстрировал
их ночью. Он повторялся каждую ночь.
Ива видела, что со мною происходит, хотя я и не рассказывал ей о своих
видениях, и стала настойчиво уговаривать снова заняться бегом без дыхания.
Я отмахнулся было от сестры, но она близко к сердцу приняла мой отказ:
- Если для тебя, Инко Тихий, существует Великий Долг, то ты должен
сделать это... не только для меня.
Я почувствовал в ее словах какой-то скрытый смысл и согласился.
Стараясь пересилить гнетущее меня отчаяние, я стал по ночам бегать по
заброшенным галереям вымершей части нашего города, чтобы восстановить былую
спортивную форму.
Сначала я пробегал по триста шагов. По поверхности Мара, куда Ива
неотступно тянула меня, надо было пробежать тысячу шагов до спортивного
убежища среди марианской пустыни. Там спортсмен мог передохнуть и набрать в
легкие воздух для обратного пути к шлюзу города.
После первых трехсот шагов в голове у меня помутилось, перед глазами
поплыли темные круги, я готов был упасть и вынужден был вздохнуть. Я понял,
что еще не готов для тренировки, которую требовала от меня Ива.
Но я был настойчив и упорен. Скоро я пробегал четыреста шагов без
второго вдоха, потом пятьсот и, наконец, тысячу и даже тысячу двести. Это
удалось, конечно, не в первую, даже не во вторую или третью ночь, но
удалось.
Дежурившие в городском шлюзе пожилые мариане отнеслись к нашему с Ивой
желанию бежать в пустыне без дыхания неодобрительно. Однако не в правилах
мариан было чем-нибудь ограничивать молодежь. Нас беспрепятственно
выпустили, но я заметил, что один из шлюзовых мариан стал поспешно надевать
скафандр, чтобы вовремя прийти на помощь.
Я бежал навстречу яркому диску в нашем фиолетовом небе, думая, что моя
Ива бежит следом за мной. Она могла дольше моего пробыть без дыхания, но я
бегал быстрее. На полпути я обернулся и, к своему изумлению, увидел, что Ива
возвращается к городскому шлюзу. Обернувшись, она сделала знак рукой, чтобы
я продолжал бег.
Я добежал до цилиндрического спортивного убежища, пролетел через
вращающийся тамбур, жадно вдохнул в себя наполнявший убежище годный для
дыхания воздух и услышал знакомый голос:
- Это я хотела, чтобы ты прибежал сюда ко мне, Инко Тихий, Кара Яр!
Одетая в серебристый облегающий спортивный костюм, она была, как мне
показалось, особенно прекрасна.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг