священный трепет всякого благопристойного японца.
Убедившись, что она одна, Кими-тян осторожно открыла лакированную
крышку.
Там, в траурной рамке, была помещена большая фотография,
вырезанная из какого-то иллюстрированного журнала. Молодой человек с
худощавым, немного скуластым лицом и энергично сдвинутыми бровями
шагал по мокрому от дождя тротуару. Рядом с ним шла маленькая японская
девушка в европейском платье. Ее миловидное лицо было опущено, в позе
ощущалась робость.
Печально смотрела О'Кими на фотографию. Как давно это было!
Всего лишь несколько минут они были вместе. Их автомобили
остановились рядом перед подъездом нью-йоркского отеля, где должно
было состояться учредительное собрание общества его плавающего
туннеля. Они шли с ним плечом к плечу, говоря об Арктическом мосте, а
кто-то из репортеров снял их. Как благодарна она неизвестному
репортеру! Как много счастливых и вместе с тем горьких минут доставила
О'Кими эта фотография!
Кроме фотографии, в ящике лежала красивая тетрадь-альбом в
деревянном переплете, покрытая красным лаком с черными и золотыми
цветами.
Стихи О'Кими... Ее несбывшиеся грезы, жившие лишь на бумаге!
Встретились с ним мы
Впервые, как осенью
Падали листья...
Снова сухие летят,
Летят на его могилу!
Стихи были написаны на первой странице. Это были те строки,
которые в виде тени отбросил на землю небольшой качающийся фонарик на
склоне Фудзиямы.
О'Кими опустилась на колени перед своим алтарем - алтарем наивных
грез и сентиментальных мечтаний, глядя на дорогое ей лицо человека,
может быть, никогда и не вспоминавшего о ней.
Вдруг девушка вздрогнула. Она почувствовала, что сзади нее кто-то
стоит. Не оборачиваясь, она сжалась в комочек, втянула голову в плечи.
Большая рука легла на худенькое плечо О'Кими.
- Кими-тян, моя маленькая Кими-тян! - тихо сказал старый Усуда.
Девушка быстро обернулась. Она испуганно смотрела на отца.
Усуда стоял перед ней и качал коротко остриженной головой. Он
смотрел на фотографию, где Кими-тян шла рядом с русским инженером.
Они долго молчали.
Шум большого города проникал сюда приглушенным, похожим на рокот
прибоя.
Медленно закрыл Усуда крышку ящика и повернулся к дочери. Она
сжалась еще больше, словно ожидая удара.
Усуда сказал все тем же тихим, даже печальным голосом:
- Неужели, моя маленькая Кими-тян, это было так серьезно?
О'Кими наклонила голову:
- Да, отец.
- И поэтому ты не хочешь выйти замуж?
- Да, отец... - Кими-тян заплакала. - Я никогда, никогда не буду
теперь счастливой!
Старик задумался. Его широкий львиный нос сморщился. Может быть,
он хотел улыбнуться, но это больше походило на гримасу.
- Я был слеп, - сказал он и повернулся.
Уже отойдя несколько шагов, он бросил через плечо сухим, черствым
голосом:
- О'Кими, этот храм - кощунство... И если бы кто-нибудь узнал...
- Он передернул плечами и пошел по дорожке.
Кими-тян окаменела. Она ждала взрыва, но отец сдержался. Теперь
можно было ждать самого худшего.
Бережно взяла она из ящика драгоценную фотографию, тетрадь стихов
и газету - проклятую, зловещую газету, принесшую весть о его гибели...
Усуда прошел в кабинет и сказал:
- Сегодня день совпадений, а может быть, знамения. Дайте мне это
письмо из Сиэтла.
- Какое письмо, Усуда-сударь? - почтительно справился секретарь.
- Письмо от моего друга, психиатра.
- Окажите благодеяние, Усуда-сударь, оно лежит у вас на столе.
Усуда заперся в кабинете. Он был не только знаменитый психиатр,
но также и глубокий психолог. Ради любимой дочери он готов был на
многое...
Месяц прожила в страхе О'Кими. Отец не желал ее видеть, но и не
позволял ей никуда отлучаться из дому.
Однажды к особняку Усуды подъехала санитарная карета. О'Кими
вместе с Фуса-тян видела белые халаты, косилки. К изумлению девушки,
больного доставили прямо в кабинет к Усуде. Раньше профессор никогда
не имел дела с такого рода больными.
Усуда стоял у дверей, наблюдая, как санитары перекладывали
больного на широкий европейский диван.
- Спасибо, - сказал человек на носилках, - теперь я уже могу
сидеть.
Он откинулся на спинку дивана, провел рукой по седеющей бороде и
равнодушно оглядел незнакомую обстановку.
Санитары, низко кланяясь Усуде, вышли.
- Это вы - профессор? - спросил человек, сидевший на диване.
- Будем знакомы, сказал Усуда, потирая руки и усаживаясь за стол.
Несколько минут длилось молчание.
- Мои друг, - начал тихим голосом Усуда, - вы представляете
несомненный интерес для психиатра. - Он вскинул глаза на своего гостя.
(Тот сидел не шевелясь.) - Передо мной, - продолжал Усуда, - лежит
история вашей болезни. Не знаю, насколько вы осознаете теперь, что
несколько лет назад там, в Сиэтле, только обострение вашего недуга,
паралич на почве старого ранения позвоночника, и провал памяти спасли
вас от электрического стула. (Пациент нахмурился.) Известны ли вам все
обвинения?..
- Память полностью вернулась ко мне вместе со способностью
передвигаться, профессор, - прервал Усуду незнакомец, пытаясь
подняться с дивана.
- Не надо, не надо, - остановил его Усуда, вставая.
Больной сел, а Усуда прошелся по комнате, внимательно вглядываясь
в осунувшееся бородатое лицо незнакомца, опустившего полуседую голову.
- Вы будете у меня на излечении.
- Почему мне не дают связаться с советским консульством? -
спросил больной.
- Подождите, - поднял руку Усуда. - Окажите благодеяние и поймите
меня. Вы попадете в лучшее в Японии лечебное заведение, будете
восстанавливать свое здоровье в чудесной горной местности вовсе не
потому только, что вы представляете собой интересное медицинское
явление. Меня до некоторой степени интересует та личность, за которую
вы стали выдавать себя, когда память якобы вернулась к вам.
- Что вы имеете в виду? - снова нахмурился пациент.
- Я не могу связать вас с советским консульством, потому что это
немедленно станет известно в американском консульстве, а больной,
находившийся под специальным прокурорским надзором в Сиэтле и вдруг
неизвестно как очутившийся в Японии...
- Я не просил, чтобы меня доставили сюда. Но я давно уже понял,
что я пленник.
- Вы - мой пациент, но в вас я хотел бы узнать господина Корнева,
с которым когда-то имел удовольствие встречаться.
Больной проницательно посмотрел на японца.
- Не вспоминаю, - сухо сказал он.
Усуда покачал головой.
- Не узнаете? - вздохнул он. - И я, к сожалению, не могу узнать
вас.
Оба помолчали.
- Я могу не только вылечить вас, - снова начал тихим голосом
Усуда, - но и доказать миру, что вы действительно гениальный русский
инженер. Только...
- Каковы ваши условия? - насторожился больной.
Усуда улыбнулся и подошел к несгораемому шкафу.
- Именно условия, именно условия! Если вы действительно тот самый
русский инженер, идея которого так несправедливо заброшена и в России,
и в Америке...
- Это правда? Это действительно правда? - встрепенулся больной. -
Вы действительно знаете, что идея Арктического моста оставлена?
Усуда пожал плечами:
- Конечно, мой друг... Но если вы действительно тот инженер, за
которого себя выдаете, то должны явиться миру, завершив на деле свой
технический проект.
Усуда достал из сейфа сверток чертежей. Его гость с настороженным
вниманием следил за ним.
Усуда неторопливо развернул чертежи, краем глаза следя за
посетителем.
- Вы должны явиться миру как яркая комета, в ореоле
осуществленного вами гениального проекта! - Усуда понизил голос: -
Явиться в качестве создателя плавающего туннеля, но... в новом месте.
И пока возглавляемое вами строительство не будет закончено, оно
останется в строгой тайне.
Андрей Корнев вскочил с дивана и, опираясь рукой о стол, подошел
к Усуде.
- Вот здесь... - Усуда указал на чертежи. - Быть может, вы
сочтете неуклюжими эти слабые попытки ваших коллег повторить однажды
задуманное вами... Это трасса, имеющая некоторый определенный
интерес...
- Кто вы? - резко спросил Андрей. - Психиатр или... или...
Усуда поднял руку.
- Я обещал вам излечение, - начал он совсем другим, сухим тоном,
- обещал возвращение в мир под именем, которое вы называете своим,
но... но я прошу помнить, чем угрожает вам американский суд,
рассматривающий вас как преступника, совершившего диверсию и три
убийства.
- Чего вы хотите от меня?
- Сейчас вы дадите мне согласие руководить нашим японским
строительством. Вам будут предоставлены лучшие материалы,
замечательные японские руки, прекрасные японские помощники. Наши
разбросанные острова нуждаются в ваших туннелях. В полной тайне,
сюрпризом для всего мира вы осуществите свой гениальный замысел. В
ближайшие месяцы, руководя проектными работами, вы восстановите свое
здоровье. Вам будет обеспечен замечательный уход... - Усуда
остановился, - прекрасное общество... Умоляю вас, господин Корнев,
соглашайтесь!
Андрей взял со стола чертежи и тщательно свернул их в трубку.
- Я знал, я знал, что вы согласитесь!
Андрей усмехнулся:
- Вы хотите, чтобы я строил для вас это сооружение тайно?
- Какой истинный инженер, извините, может отказаться от искушения
осуществить свои технические планы? - уклончиво сказал Усуда.
- Господин, профессор, - жестко сказал Андрей, - вы не психиатр,
вы даже не психолог!
С этими словами Андрей разорвал чертежи, потом бросил клочки на
стол.
- Прекрасно, - спокойно сказал Усуда. - Вы упорствуете. Тогда вам
придется подчиниться моему лечебному режиму. Через две недели,
проведенные вами на горном воздухе, мы встретимся вновь.
Андрей, твердо глядя в глаза Усуды, отрицательно покачал головой.
Усуда хлопнул в ладоши. Появились секретарь и санитары с
носилками.
- Не надо, - махнул рукой Андрей, - я уже могу двигаться.
- С тревогой и надеждой я буду ждать улучшения вашего здоровья, -
поклонился Усуда, собирая со стола обрывки бумаги.
Андрей Корнев в сопровождении санитаров вышел.
Усуда долго сидел в задумчивости, потом приказал позвать к себе
дочь.
Когда он выписывал из американской больницы интересующего его
безнадежного больного, он только подозревал. Но теперь... Теперь он
думал прежде всего о Кими-тян...
Она вошла, робкая, и прижалась к притолоке двери. Усуда поднял на
нее тяжелый взгляд:
- Даешь ли ты согласие выйти замуж?
О'Кими покачала головой:
- Нет.
- Даешь ли ты согласие выйти замуж? - поднялся Усуда.
- Нет.
Усуда вышел из-за стола и остановился перед дочерью.
- Тогда, - продолжал он, отчеканивая слова, - ты отправишься в
наш горный домик и будешь жить там до тех пор, пока... - Усуда
отвернулся, - пока не дашь согласие выйти замуж, - добавил он тихо.
- Нет, я не поеду.
Усуда ударил кулаком по столу. Никогда не видела девушка отца в
таком гневе.
- Ты поедешь туда как моя дочь, или...
Девушка опрометью бросилась из кабинета. Фуса-тян, подслушивавшая
у дверей, едва успела отскочить а сторону. Беззвучно рыдая, Кими-тян
упала ей на грудь.
Глава вторая
ЭТЮД СКРЯБИНА
По узенькой извилистой тропинке, опираясь на бамбуковую палку, в
гору поднимался человек. Голову он задумчиво опустил на грудь. Ветер
шевелил его мягкие, тронутые сединой волосы. Он часто останавливался,
отдыхая. Восхождение и утомляло и бодрило его.
Забравшись на поросшие мхом камни, он остановился близ узловатой
низенькой сосны. Внизу синела вода озера, а в ней зеленели опрокинутые
лесистые склоны. Одинокая лодочка заснула вдали от берега. Широкая
соломенная шляпа рыбака походила на зонтик. В небе и в озере, меняя
очертания, плыли полупрозрачные облака.
Вот уже четыре дня, как человек всей грудью дышал горным
воздухом, но все еще по-прежнему слегка кружилась голова, было
непривычно легко и вместе с тем безотчетно грустно.
Путник опустился на камень, подпер подбородок ладонью. Так,
устремив перед собой взор, долго сидел он, пытаясь разобраться в
происшедшем.
Значит, все погибло. Идея Арктического моста заброшена, никто не
станет больше рисковать... А он? Он лишь неудачливый фантазер,
сумевший вовлечь в грандиозную авантюру целые страны.
Туннель, туннель... Техническая греза - и суровая
действительность... Сколько надежд, бессонных ночей, исступленного
труда!.. Сколько жизней ушло под лед вместе с туннелем!.. Сурен,
Денис... Да и он сам... Разве он живой человек?
Аня, Аня... Девушка с косами, игравшая сто лет назад этюд
Скрябина! Когда она появилась? Вместе с идеей моста... И тот же мост
отнял ее. Нет Ани, нет друзей, нет и самого моста!..
Вот оно, настоящее одиночество. Он сидит один меж гор; вокруг
дурманящий аромат цветов. Наверное, это и есть знаменитые японские
вишни. Вверху - чистое японское небо, удивительно прозрачное и
далекое. Ниже по тропинке - предоставленный ему домик: восхитительная
игрушка из деревянных раздвигающихся рам с натянутой на них бумагой,
наполненный циновками, ширмами и изящными безделушками. Чья-то нежная
рука со вкусом расставляла их. Зачем ему все это?
Свобода!.. Свобода!.. Он может идти куда захочет, может делать
все, что пожелает, в пределах нестрогого санаторного режима. Он
свободен. Видимость это или действительность? Потерявший память
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг