воображения! Вы хотите уничтожить меня? Это я уничтожу вас, стоит лишь мне
так подумать. Ведь никого на самом деле нет вокруг. Нет, не считайте меня
сумасшедшим. Я всю жизнь играл с вами, выдумывал вас, порождение моего
сознания! И я ненавидел всех вас. Мне ничего не стоило приговаривать к
смерти все человечество, тушить Солнце, сковывать льдом Землю! Разве
способен так сделать кто-нибудь из вас? Это могу только я, вас породивший
в своем воображении. Я отвергаю вашу операцию. Я ни в чем не изменюсь. Я
излечу себя сам!.. Я сейчас воображу, что вас нет, нет этого мира, я
останусь один в черной космической тьме!.. И вас нет больше!.. Нет!.. Я
один... один...
И он упал на спинку кресла, захрипел, забился в агонии.
Амелия рыдала над ним. Непонятна все-таки женская любовь. Оказывается,
можно любить и чудовище вроде Франкенштейна, который, однако, и не
помышлял об уничтожении всего человечества, как этот, с позволения
сказать, человек...
Мистер Джордж Никсон остался один в космической тьме.
Он умер.
Профессор Терми захлопотал. Он волновался, требовал, кричал...
Клиническая смерть. Наука может еще вернуть человека к жизни.
На веранде находились местные врачи, в том числе два чернокожих. Им дали
образование в Париже и Лондоне.
Они знали, как оживлять, у них была привезена вся аппаратура, которая
могла понадобиться при задуманной Терми операция и для которой Никсон
специально переоборудовал одну из комнат виллы в операционную.
Врачи обследовали труп.
Да, смерть. Если хотите, клиническая, то есть прекращение жизненных
функций организма, но пока еще без распада его тканей, в частности,
мозговых и нервных... Однако при здешней жаре...
Терми умолял оживить преступника.
Но врачи были непреклонны, отказались оживлять его труп".
Глава пятая
ЖЕЛАННЫЙ МИР
"Как известно, после атомных взрывов в Хиросиме и в Нагасаки пораженные
радиацией японцы продолжали умирать и спустя десятки лет. Каждая такая
смерть, которую не могли предотвратить никакие врачи, отзывалась гневом во
всем мире. Еще и еще раз прокатывались по Земле протесты против
бесчеловечных средств массового истребления людей.
После атомного взрыва в африканском городе, горьким свидетелем которого
мне привелось еще так недавно быть, в лучевом госпитале, в знакомом мне
отеле, каждый день погибало от поражения радиацией несколько человек.
И вот, оказывается, не ради исцеления или преображающей казни мерзавца
Никсона, а ради спасения тысяч обреченных, ждущих своей участи, прибыла в
Африку прославленная русская хирург-исцелительница Полевая со своей
сказочной аппаратурой. Для этого человеколюбивого подвига отдавал свои
знания старый физик Терми, когда-то занятый тайнами материи, а теперь
проникший в тайны жизни.
Местные врачи, ожидая, когда освободится аппаратура от необыкновенного,
задуманного Терми опыта с Джорджем Никсоном, знали, что каждый час
задержки, быть может, стоит жизни человека, черного или белого, но
неизмеримо более ценного для общества, чем верховный магистр лживого и
мрачного ордена "SOS". Вот почему не стали они возиться с этой падалью.
Мне стала понятна поспешность, с какой дежурившие у виллы Никсона
работники госпиталя бросились в операционную, переделанную из былой
гостиной особняка, чтобы демонтировать аппаратуру, перенести ее в
грузовики, везти в госпиталь.
Профессор Терми сам скоро понял это и махнул рукой на свой дерзкий опыт
переделки подлеца. Быть может, подумал, что подопытные мерзавцы еще
найдутся. Вместе со своими помощниками он руководил демонтажом сложной
аппаратуры.
Естественно, что я не мог остаться без дела, если речь шла о спасении
чьих-то жизней.
Правда, ничего, кроме своей спины, я предложить не мог. Но спина у меня
была крепкая, выдержала за мою жизнь многое и теперь вполне годилась для
самых тяжелых грузов, которые мне взваливали на нее физики и врачи.
Сбежалось много народу. Все предлагали свои услуги, но я ни за что не
согласился бы уступить привилегию перетаскивать ящики из ненавистного дома
к грузовику.
Эллен занималась более ценным трудом. Я ведь никогда не задумывался, что
она физик, ассистент самого Бурова, получила специальное образование. И к
тому же у нее удивительные руки! Я любил смотреть на руки Лиз, когда она
играла на рояле. Но Эллен!.. У меня было не слишком много времени, пока я
ждал, чтобы очередной ящик взвалили мне на спину, но в эти минуты я
наслаждался быстротой и ловкостью ее пальцев, когда она орудовала с
удивительно сложными приборами, все зная в них, все понимая!..
Да и у нас, кто таскал ящики, была, может быть, и не такая красивая, но
веселая, жаркая работа. С озорными прибаутками, подбадривая соседа,
переругиваясь, стремясь перегнать один другого, взять груз потяжелее, не
идти, а бежать с ним по аллее сада, где ноги вдавливались от тяжести в
песок, мы делали свое несложное, но, честное слово, упоительное дело. Мне
не хватало сейчас только моего эбенового Геракла. Казалось, что, если
заставить сейчас нас всех разобрать горы щебня и построить на их месте
чудесный дворец до неба, мы бы сделали это с тем же озорным любованием
собственной силой и верой в сказочную всепобеждающую силу труда. Только
раз в жизни я работал так, когда разбивал лед на обледеневших полях. Тогда
я скинул с себя всю верхнюю одежду. А сейчас...
Вот когда я наконец действительно попал в пекло. И какое же веселое,
радостное пекло - гимн былинной силе Солнца, животворящим его лучам, концу
ледяного кошмара, которому никогда больше не быть на Земле.
"Льды возвращаются" - написал я на заглавном листе своей книги, который
переменил-таки вопреки былым предрассудкам! Молодец, Рыжий Майк! Льды
действительно возвращаются на свои исконные, положенные им природой места
за Полярным кругом. Но и там до них доберутся люди вот с таким же зудом в
руках, способные свернуть ледяные горы, освободив для человечества новые
материки!
Так в лютую жару я думал о льдах.
Вскочив в кабину грузовика рядом с черным шофером, я поехал в бывший
отель, с которым у меня связано так много воспоминаний.
Нас встречала толпа худых, изможденных людей в больничных халатах. Многие,
в том числе женщины, были без волос, словно с бритыми черепами.
Они ждали нас, они ждали чуда.
И это чудо показывали им. Живое, вернее, ожившее чудо!
Раньше нашего грузовика к госпиталю подъехала легковая машина, из которой
вышли профессор Терми, доктор Полевая и Эллен.
Профессор Терми показывал на Эллен, на Полевую, что-то говорил.
Их окружили, до них старались дотянуться руками без мышц, подобными костям
живых скелетов с американского заснеженного шоссе.
Я пробился в середину толпы, меня узнавали, пропускали, благословляя. Эти
люди все еще помнили сочиненные обо мне легенды, которых, конечно, я
совсем не стоил.
Но они сослужили сейчас мне службу, и я мог видеть Эллен в окружении тех,
кто хотел стать таким же, как она.
Бог мой! Можно ли быть подобными богине? Только сейчас рядом с жалкими
останками людей, измученных смертельным недугом, рядом с безобразием
страдания я увидел красоту счастья. И для всех она олицетворяла надежду,
тепло, жизнь... Для всех, кроме меня. Для меня она была скована льдом...
Больные старались дотронуться до чуда, созданного молекулярной, как
объяснил профессор, операцией. Став на колени, они целовали края одежды
русского хирурга, которая воплощала в себе все их чаяния, здоровье,
счастье...
Я тоже не мог жить без надежды... Я должен знать все...
Если люди сумели разжечь снова Солнце, растопить ледники, если спасли
жизнь на планете, то... неужели нельзя растопить настоящим человеческим
чувством лед, который сковывает всего только одного человека?!
Я слишком много уже понимал. Все это время она работала там с ним, с
Буровым...
А ведь именно с ним, с Буровым, с Сербургом, лежали мы когда-то в палатке,
разбитой близ отеля-госпиталя вот на этом самом месте... Каждый из нас
говорил о той, которую любил. Не об одной ли и той же говорили мы тогда?
Эта мысль поразила меня.
Я испугался. Мне показалось, что я могу потерять Эллен навсегда. И я,
смеясь над собой, стал уговаривать Эллен сейчас же немедленно выйти за
меня замуж, не откладывая это ни на минуту!.. Я боялся отказа, как
гибели...
Эллен смеялась над моей глупостью, а потом вдруг сразу стала серьезной.
- Рой... не терзайтесь, - тихо проговорила она. - Я уже сделала выбор. Я
вернулась... вернулась навсегда. Но не надо спешить... Будьте чутким...
Я стал ждать, я был чутким, страдающим, терпеливым. Оказывается, я умел
ждать. Шли дни. Доктор Полевая и профессор Терми трудились почти без
отдыха. Работы было так много, что не только Эллен, но даже и мне пришлось
стать их ассистентом... Впрочем, ассистенткой, конечно, была только Эллен,
взявшая на себя заботу о сложной физической аппаратуре, я же был
великолепен только в роли санитара, принося и унося больных. Совсем как в
первые дни после взрыва, но тогда со мной была Лиз, а теперь Эллен...
Однажды Эллен поинтересовалась у профессора Терми - я это случайно слышал,
- что требуется в Америке для натурализации ребенка, рожденного в другой
стране? Старик ответил, что лучше всего быть замужем за американцем.
Сердце у меня забилось, я готов был расцеловать старого ученого. Я знал,
что Эллен должна завтра встречать самолет из России.
Я уговорил Эллен позволить мне сопровождать ее. Она ждала с этим самолетом
своего ребенка, нашего ребенка...
Я еще раз ощутил настоятельную необходимость лечиться от галлюцинаций.
Маленького Роя, прелестного кудрявого мальчугана, вынесла на руках из
самолета молодая женщина - двойник моей Эллен.
Я нес мальчугана, идя между двумя сказочно похожими друг на друга
женщинами. Я готов был лопнуть от радости, счастья, гордости... Вероятно,
все это отражалось на моем глупейшем лице.
Эллен сказала:
- Лю, посмотри, как сияет этот мужчина.
- Как солнце, - сказала она.
Да, я мог спорить с воскресшим Солнцем.
Лю хотела на следующий день вернуться в Россию, но Эллен уже решила
что-то. Пошептавшись, она уговорила ее остаться на несколько дней.
На то имелись веские причины. Я догадался о них и рискнул напомнить Эллен
о нашем браке, который надлежало оформить перед возвращением в Америку.
Она согласилась. Так растаял для меня последний из ледников Земли.
Теперь я сиял, как тысяча солнц!
Оформить брак мы могли только в американском консульстве, а там никого не
было. Дежурный ответил мне по телефону, что лишь сторожит имущество и что
весь состав консульства в знак протеста против действий нового
правительства страны, национализировавшего крупные земельные владения,
отозван в США.
Я недвусмысленно выразил свое отношение к этому неуклюжему
дипломатическому акту, чем вызвал насмешки дурно воспитанного клерка.
Узнав, для чего мне понадобилось консульство, этот клерк не без
язвительности сообщил мне, что, по местным законам, оформить брак
иностранцев может только глава государства.
Такая уж у меня натура. Я никогда не останавливаюсь на половине пути.
Я ринулся дальше.
Секретарь нового президента, до которого я дозвонился, сообщил мне, что
глава государства может принять нас с Эллен, и пригласил тотчас же
приехать во дворец президента, в бывшее бунгало какого-то плантатора,
которое уцелело от атомного взрыва.
Эллен убеждала меня подождать, хотя бы ближе познакомиться с собственным
сыном, маленьким Роем. Но я заявил, что отныне хочу носить на руках своего
вполне законного ребенка. Я уже успел накупить ему целый автомобильный
парк.
Эллен грустно улыбнулась.
Полевая, с улыбкой слушая наш спор, который в общих чертах переводила ей
Эллен, пообещала, что привезет в президентский дворец нашего мальчика.
Это была удивительная по обаянию и доброте женщина.
Я сказал ей, что ведь она стала Эллен матерью и что я в восторге, как это
говорят по-русски, от такой тещи, так же, как от свояченицы Лю.
Она засмеялась, обняла и поцеловала меня.
Мы с Эллен помчались в президентский дворец.
Огненный букет орхидей из джунглей Эллен взяла с собой. Ей напомнила о нем
наша Лю. Этот букет был для меня подобен иллюминации, фейерверку, вихрю
красок в честь величайшего праздника моей жизни.
Белый плантатор, ныне потеряв захваченные владения, успел построить
довольно роскошное бунгало, где на веранде нас встречал полуодетый
чернокожий джентльмен, секретарь нового президента.
Он сообщил, что президент немедленно примет нас, хотя кое-кто уже ждет у
него приема.
И провел нас через гостиную в круглый холл с вентилятором под потолком,
украшенный, видимо, еще по вкусам старого плантатора экзотическим оружием
и страшными негритянскими масками. На высоко расположенных полках
почему-то стояли человеческие и обезьяньи черепа.
В холле понуро сидел человек, забившись в уголок длиннейшего дивана, на
котором сиживали когда-то надменные колонизаторы, покуривая дорогие сигары.
Выглядел посетитель настолько жалко, что я не сразу узнал в нем мистера
Ральфа Рипплайна.
- Великолепный Ральф, - шепнул я Эллен.
Она удивленно подняла брови. Я кивнул и подмигнул.
Ральф почтительно вскочил. Но, узнав меня, отвернулся к окну, сделав вид,
что изучает струю фонтана перед окном в саду.
Секретарь президента провел нас к главе государства.
Боже мой! Ну и встреча!..
Приветственно раскрыв руки, ко мне шел мой эбеновый Геракл.
Я горячо обнимал и целовал своего черного друга, в первый раз, наверное,
уверенного, что я совершенно трезв.
Но я был все-таки пьян, пьян от радости встречи, от тревожного ожидания
того, что должно произойти.
- О мистер Рой! О леди! - на прекрасном английском языке говорил мой
Геракл, то есть президент. - Когда мне сообщили, для чего я вам
понадобился, я готов плакать от счастья.
Он усадил нас на такой же длинные, как в холле, диван, сам сел между нами
и положил огромную черную руку мне на колено.
- Ваш будущий муж, леди, - друг нашего народа.
- Я тоже дружила с вашими маленькими гражданами, мистер президент, -
сказала, задумчиво улыбаясь, Эллен. - Они помогали нам строить шалаш в
джунглях.
- О, в джунглях мы построим теперь не только шалаши. До сих пор черная
раса дремала как бы в резерве цивилизации, теперь предстоит ее вывести в
первые ряды, рядом с вами, мои друзья.
В Геракле поражала величественность и простота. В нем невозможно узнать
вчерашнего швейцара отеля, оказывается, лидера прогрессивного
национального движения.
Ай да эбеновый Геракл!
- Я еще не слишком много успел сделать, - сказал президент. - Если
признаться, то я сейчас совершу лишь второй свой акт. Но обоими актами я
горжусь.
- Какие же это два акта? - спросила Эллен.
- Первым актом национализированы все земли, незаконно захваченные у нашей
страны преступной организацией "SOS".
- Кстати, руководитель этой организации "SOS" мистер Ральф Рипплайн
ожидает у вас аудиенции, - заметил я.
- В числе ваших первых посетителей обиженный вами капиталист, - улыбнулась
Эллен.
- Капиталист? Где капиталист? Подать сюда капиталиста! - притворно
улыбнулся президент. - Могу вас уверить, что под этой крышей капиталистов
уже нет. Разве что мистер Рой, простите, что продолжаю вас так называть.
- О нет! - рассмеялся я. - Я даже за свою книгу ничего не получил.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг